Цзэн Пу - Цветы в море зла

• Название: Цветы в море зла
• Автор: Цзэн Пу
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-00940-7

Цзэн Пу (1871—1935) — видный китайский романист, переводчик, издатель. Роман «Цветы в море зла» (1905) — многоплановое повествование об «образованном» китайском обществе второй половины XIX века. Автор обличает реакционные порядки в стране, излагает идеи реформаторов, рисует сцены освободительного движения в сопредельных Китаю странах.

---

Между тем Куан Чаофэн, рекомендовавший девушку Цзинь Вэньцину, увидел, как сильно она ему понравилась, и был уверен, что Цзинь не упустит случая побывать у нее. На следующее утро Куан отправился в квартал Даланцяо и проник в дом Цайюнь с черного хода. Привратник хотел доложить о приходе гостя, но Куан знаком приказал ему молчать, тихонько поднялся по лестнице и толкнул дверь в комнату. На кане одевалась служанка, которая только что встала. Увидев Куан Чаофэна, она тихо произнесла:

— Господин Куан, почему вы так рано?!

— Тише, — поспешно остановил ее Куан Чаофэн. — Я только хотел спросить тебя: господин Цзинь здесь?

Служанка указала губами на дверь, ведущую в спальню, и улыбнулась:

— Они еще спят!

Куан Чаофэн присел за письменный стол, стоявший возле окна. Служанка встала и пошла за чаем. Скосив глаза, Куан увидел на столе лист розовой бумаги, на котором четким почерком были написаны четыре стихотворения:

Среди гор и цветов —
Расписные нарядные лодки,
Там, за дамбою Бо,
Травы буйные все зеленей…
Как блаженно звучал
Флейты праздничной голос далекий!
Как сверкали на озере
Десять тысяч вечерних огней!

Мы всю ночь до рассвета
Осушали заздравные чаши,
Скоро свечи погаснут,
И весна станет сказочным сном.
Так задернем же пологом
Ложе брачное наше —
Пусть луна одиноко
Плывет в этом небе ночном!..

Мерно лодки качаются,
Гладь речную слегка потревожив,
Отчего, отчего же
Пыль окутала брачное ложе?
У моста Сыбайцяо
До утра мы гуляли
И у лотосов чистых
Лепестки обрывали…

* * *

Чиста Сучжоуская дева —
Подобна чистому ручью,
Как Чжан Чучэнь, она красива,
И, как Сюэ[135], она умна…
Задернул полог темной ночью,
Достал огня, зажег свечу,
И низошла на наше ложе
В любовном облаке весна!

Пером я сделал первый росчерк —
И кровью ложе обагрил,
Под дробный грохот барабана
Я смял в своих руках бутон.
Но вспомнил, как в былые годы
Другую деву я любил, —
И вдруг нахлынувшей волною
Меня объял яньтайский сон![136]

* * *

Посаженная мною конопля
С двойными листьями растет все выше,
А на бобах, воскресших к новой жизни,
Поныне плети старые свежи.
В четвертом месяце у заводи Хэнтан
Кукушки гулкий голос я услышал,
Друзья меня уговорили утром
Уплыть на лодке с юною Си Ши[137].

Хань Чжун в прошедшей жизни клятву дал,
А в этой жизни сам ее нарушил,
И с этих пор во сне к нему приходит
Цзыюй[138] — печальна, как ночная тень.
Теперь осталось только горевать,
Но разве горе выскажешь, заглушишь?
И, опершись на гладкие перила,
Играю на свирели целый день…

* * *

Флейта-феникс тихо плачет,
Челн летит волнам навстречу,
На луну с земли взирая,
К небу тянутся цветы.
Слезы — капли дождевые —
Окропили твой подсвечник,
Слезы зеркало омыли —
Слезы не удержишь ты…

В башню, в келью Сяоцяо[139],
Вдруг проник восточный ветер[140].
На халате синем сохло
Много одиноких слез,
Но надежду не развеял
Красной свечки теплый пепел:
Этот пепел жив покуда, —
Не сковал его мороз!

От мелодий южных песен,
От любовных нежных песен
Стал угрюм я и печален,
Я большой тоской объят…
Но… казавшаяся мертвой,
Ты вернулась! Ты воскресла!
Вдаль умчавшаяся утка,
Возвратилась ты назад![141]

Прочитав эти выразительные стихи, Куан Чаофэн подумал, что Цзинь Вэньцин никогда еще не писал ничего подобного. В этот момент он заметил под стихами строчку мелких иероглифов: «Символические стихи, посвященные старой подруге Цайюнь». «Он ведь впервые встретился с Цайюнь, — удивленно подумал Куан, — почему же называет ее своей старой подругой? Может быть, стихи написаны не им? Да нет, это явно его почерк!»

Пока он терялся в догадках, служанка внесла чай.

— Когда пришел господин Цзинь? — улыбаясь, спросил ее Куан.

— Он пожаловал еще вчера, сразу вслед за моей госпожой. Они долго пили вино, потом всю ночь разговаривали.

— А ты слышала, о чем они говорили?

— Я не очень поняла их речи. Да! Господин Цзинь сказал, будто моя госпожа лицом точь-в-точь напоминает его прежнюю подругу, которая из-за него погибла. А в тот год, когда она умерла, как раз и родилась моя госпожа.

Едва служанка произнесла эти слова, как из спальни донесся голос Цайюнь:

— Ацяо! С кем ты шепчешься?

Служанка, высунув язычок, игриво взглянула на Куан Чаофэна.

— Господин Куан пришел навестить господина Цзиня!

В спальне раздался приглушенный шепот, затем послышался шорох одежды, и Цайюнь с распущенными волосами показалась в дверях гостиной. Увидев Куан Чаофэна, она улыбнулась:

— Пожалуйста, проходите! Вы вчера так напоили господина Цзиня, что он заболел.

Сказав это, она отправилась в другую комнату, чтобы причесаться и умыться.

Куан Чаофэн, улыбаясь, перешагнул порог спальни и увидел Цзинь Вэньцина, лежащего поперек кушетки для курения опиума; рядом валялось сбитое в кучу одеяло. Заметив гостя, Цзинь сел и приветствовал его.

— Поздравляю, поздравляю! — подойдя поближе, произнес Куан.

— Довольно издеваться! — усмехнулся Цзинь Вэньцин. — Садитесь, пожалуйста. Я хочу поручить вам одно дельце, не знаю, согласитесь ли?

— Можете не пояснять, старший коллега, — перебил его Куан Чаофэн. — Ведь вы имеете в виду девушку, красивую, как Чжан Чучэнь, и талантливую, как Сюэ Тао?

Цзинь Вэньцин был поражен.

— Неужели вы прочли эти фривольные стихи? Тогда вам ясны мои намерения.

— На этот счет в заведениях есть свои правила, — заметил Куан. — Нужно послать опытного человека для переговоров, чтобы не попасться на удочку содержательницы. У меня есть знакомый по имени Дай Босяо, очень энергичный. Позвольте поручить это дело ему.

— Но ведь я еще в трауре, — как-то неловко заниматься подобными вещами. К тому же могут пойти всякие разговоры!

— Это легко уладить. Нужно договориться с содержательницей, поселить девушку где-нибудь тайком от жены, а когда срок траура кончится, вы поедете в Пекин и сможете ввести ее в свой дом. Оба зайца будут убиты разом.

Цзинь Вэньцин кивнул.

— Ну раз так, мне остается только просить вас взять это дело на себя! Вчера вечером я даже не заходил домой, поэтому сегодня мне следует вернуться пораньше, чтобы не вызывать подозрений у жены!

Он оделся, распрощался с Куан Чаофэном и спустился с лестницы.

Куан тотчас отправился к Дай Босяо и поручил ему связаться с содержательницей. Та, разумеется, долго торговалась, но под конец все же согласилась отпустить девушку за тысячу юаней.

Затем Дай вызвал к себе отца Цайюнь, который служил носильщиком паланкинов. Боясь, что в дальнейшем могут возникнуть недоразумения, Дай Босяо дал отцу девушки двести юаней и заставил его написать расписку. На всю эту операцию пришлось потратить два дня, после чего Дай явился к Цзинь Вэньцину и обо всем рассказал. Нет необходимости говорить о том, как обрадовался Цзинь. С этого времени дом в квартале Даланцяо стал его второй квартирой, — не было дня, чтобы Цзинь Вэньцин не приходил сюда, — и любовники слились, словно сплавленные огнем.

Время летело быстро, как стрела. Незаметно у Цзинь Вэньцина кончился срок траура. Он уже несколько раз порывался рассказать обо всем жене, однако доводов у него явно не хватало, и он продолжал хранить молчание. Ему пришло в голову, что лучше сначала съездить в Пекин, а там уже искать подходящий случай для разговора. Своим планом он поделился с Цайюнь — та не возражала.

Он поехал в столицу и доложил об истечении траурного отпуска. В тот же день его вызвали во дворец и назначили статс-секретарем Императорской канцелярии[142]. С тех пор как Цзинь Вэньцин выехал в провинцию в качестве учебного инспектора, он уже несколько лет не видел Пекина. За это время обстановка в столице сильно изменилась. Придворные наслаждались миром и покоем, проводя время в развлечениях, несмотря на то, что каждый год от страны отпадала какая-нибудь вассальная территория. Япония захватила острова Люцю[143], Франция — Аннам, Англия отторгла Бирму[144], но Китаю до всего этого не было дела. Он по-прежнему напускал на себя грозный вид и поддерживал марку Небесной империи. Помнится, в тринадцатом году правления императора Гуансюя[145] кто-то из академиков даже сочинил гимн «Покорение Франции», отличавшийся богатством стиля и затмивший гимны «Покорение Юньнани», сложенный в эпоху Канси, и «Покорение Сычуани», созданный при императоре Цяньлуне. Но похвальба похвальбой, а иностранцы оказались очень назойливы, и через несколько лет стало ясно, что дипломатическими отношениями пренебрегать нельзя. Чиновники, сведущие в заморских делах, начали все больше цениться верхами.