Сергей Голицын - Записки беспогонника

• Название: Записки беспогонника
• Автор: Сергей Голицын
• Издательство: Русскiй Мiръ
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89577-123-5

Писатель, князь Сергей Голицын (1909–1989) хорошо известен замечательными произведениями для детей, а его книга «Сказание о Русской земле» многократно переиздавалась и входит в школьную программу. Предлагаемые читателю «Записки беспогонника», последнее творение Сергея Михайловича, — книга о Великой Отечественной войне. Автор, военный топограф, прошел огненными тропами от Коврова до поверженного рейхстага. Написана искренне, великолепным русским языком, с любовью к друзьям и сослуживцам. Широкий кругозор, наблюдательность, талант рассказчика обеспечат мемуарам, на наш взгляд, самое достойное место в отечественной литературе «о доблестях, о подвигах, о славе».

---

Выехали мы в хорошую погоду, но вскоре начал накрапывать дождь, потом дождь усилился, машина начала буксовать. А мы успели забраться в порядочную глушь. Один мостик через ручей оказался подгнившим, повернули обратно и вскоре вовсе застряли в болоте. Пришлось выбираться на шоссе напрямик, а не наискосок.

А дождь все хлестал и хлестал. У крокодилов были брезентовые плащи, а мой короткий полушубок совсем промок, да и сидел я на самом конце кузова, подставляя свою спину и голову ветрам и дождю.

«Цветок душистых прерий» тоже чувствовала себя неважно. Ее хохолок на шляпке намок и погнулся, губки потускнели.

Лущихину, сидевшему на лучшем месте под защитой кабины, было сравнительно удобно, он несколько раз заговаривал:

— Вот если бы одним человеком было бы меньше, насколько комфортабельнее все бы разместились.

Мы ехали уже по Московской области. От дождя глина совсем размякла, то и дело приходилось вылезать и вытаскивать на себе машину. Немного не доезжая до станции Шаховская, в деревне Вишенки остановились ночевать все вместе в пустой и громадной неуютной избе.

Топить печку никто не хотел. Сушиться было негде. Кроме хлеба, у меня и Германова не оказалось никаких продуктов. Мы с ним постелились в уголку на моем мокром полушубке и на одеялах.

Я уже собрался засыпать, как вдруг кто-то меня тронул за плечо.

Это была «Цветок душистых прерий». Ее чемодан уехал на другой машине, и она, оставшись в одном насквозь вымокшем пальто, просила меня дать ей что-нибудь.

Я выделил ей половину своего полушубка и половину одеяла, она легла рядом со мной, я молча повернулся к ней спиной и вскоре заснул. До сих пор не знаю, был ли то акт вежливости или, наоборот, невежливости по отношению к ней.

Утром под проливным дождем достигли мы Курьянова.

По шоссе Ржев — Москва гнали скот, двигались отдельные подводы и автомашины. Геологическую экспедицию не трудно было разыскать. Только что прибыло несколько грузовиков из Ржева с оборудованием. Разгрузка шла на кладбище внутри церковной ограды. Машины вновь отправлялись в Ржев. Значит, враг еще был далеко.

Встретил я многих знакомых из других бурпартий, но наших геологов, Синякова и Овсеенко, а также буровиков не нашел. Увидел новоиспеченного нашего начальника долговязого Тентетникова и подошел к нему.

Он воскликнул:

— Ах, вот и вы! А я было совсем о вас забыл.

Козловская ходила между машинами и энергично распоряжалась. Тут же стоял Семенцов, прибывший из Москвы на легковой машине, — сам Семенцов! — глава сектора геологии, заместитель Жука, главного инженера Проектного Управления Главгидростроя.

Но какой жалкий вид был у нашего верховного владыки! Стоял он в коротеньком полушубке-полуп…ке, весь вымокший, обрюзгший, постаревший. Оказывается, в Плеханово забыли целую папку с секретными картами масштаба 1:50 000. Семенцов держал руку у лба и все повторял, ни к кому не обращаясь:

— Вам это сойдет, но мне никогда не простят.

А через полчаса тот же Семенцов вновь обрел свой напыщенный вид. Оказывается, одна из девушек коллекторов засунула эти карты в свой чемодан и сейчас вручила их оплошавшему начальнику спецчасти.

У одного из крокодилов в трех километрах отсюда в деревне Блуды жили родители. Сейчас он вернулся оттуда и сказал, что можно там хорошо разместиться. Лущихин приказал нашему газику ехать.

Мы с Германовым остановились опять вдвоем в маленьком домике.

На следующий день Лущихин с утра поехал в Курьяново за новостями, а мы с утра засели в дураки. Вообще все последующие события мне вспоминаются на фоне игры в дураки. Если мы не ехали и не вытаскивали машины из грязи, не разгружали или не нагружали их, то мы играли в карты с утра до вечера, играли запоем и в классического подкидного, и с отдачей, и с Акулькой, и с контратакой, и прибавлю — никогда я не играл с таким азартом, как в те страшные дни.

Будущий историк, наверное, возмутится: родина переживает такое тяжкое время, а они в дураки режутся. Наверное, в картах искали мы забвения, подобно тому, как люди, переживающие большое горе, ищут забвение в вине.

Лущихин вскоре приехал и вызвал меня:

— Сергей Михайлович, — начал он гнусавым голосом, — через два часа отправляется машина в Плеханово за разными забытыми вещами. Разрешаю вам отправиться за своими рейками и треногами. Кстати, мы забыли там ящик лабораторного оборудования.

Я сейчас же побежал в Курьяново, нашел там машину, на которой Козловская отправляла в Плеханово начальника Дорогобужской бурпартии Шадеева и с ним трех человек.

Я узнал, что собираются строить оборонительный рубеж по линии Волоколамск — Можайск и мы тоже будем принимать участие в строительстве. Прочел очередную сводку Информбюро, но там о наступлении немцев не было ни слова.

На полуторке мы помчались на запад, с тем, чтобы в Зубцове свернуть на юг, на Карманово и далее на Плеханово.

Погода была пасмурная, накрапывал дождь. Навстречу нам изредка попадались автомашины, подводы, гнали скот. Проехали районный центр Погорелое Городище, прибыли в Зубцов — прехорошенький городок, расположенный на холмах при впадении Вазузы в Волгу. И как раз мы туда попали через полчаса после первой бомбежки. Люди с узлами бежали по полю и по шоссе. Снарядом угодило в деревянный мост через Вазузу. На том берегу успело накопиться много машин, несколько солдат спешно ремонтировали мост, им помогали пассажиры застрявших машин, таскали и тесали бревна, устанавливали «самолет» для забивки свай.

Не доезжая моста, мы повернули на Карманово. По дороге видели следы бомбежек: воронки, перекувырнутую сгоревшую машину, в одной деревне догоравшие избы, толстенную ветлу, измочаленную в щепки. Попадались военные, и все какие-то необычные — грязные, небритые красноармейцы брели без оружия, иные с какими-то узлами. Мы увидели крупнокалиберное орудие совершенно беспризорное, видно, брошенное.

Уже к вечеру на мосту нас остановил часовой. Подошел командир. Узнав, что мы направляемся за Карманово, он улыбнулся и сказал, что мы, видно, захотели в гости к Гитлеру, и посоветовал вернуться.

Так мы и сделали. Уже в полной темноте попали в Зубцов. Однако дальше ехать оказалось труднее. Все шоссе на Москву было забито людьми, подводами, скотом.

К нам на ходу впрыгнуло несколько военных. Они рассказывали, казалось бы, невероятные истории о целых армиях, попавших в окружение, о немецких танках, идущих где-то вблизи. Полыхавшие в нескольких местах зарева достаточно красноречиво иллюстрировали эти рассказы. Слышался дальний гул орудий.

Погорелое Городище и еще одна деревня на шоссе горели после бомбежки. В каком-то селе мы остановились, увидели открытую дверь кооператива, зашли, кто-то зажег спичку. Мебель стояла, под стеклом была разложена всякая галантерея: пуговицы, ленты, ремешки для часов — бери что хочешь. Мне нужна была соль, но соли я не нашел. Вернулись к машине, поехали дальше.

Наш газик гудел, то зажигал, то тушил фары. Из-под колес шарахались в стороны обезумевшие коровы, лошади затаскивали подводы в кюветы. В темноте нельзя было понять — кто идет, кто едет. Двигалась на восток темная, молчаливая, колыхающаяся масса. Скрипели колеса телег, гудели машины, чавкали по грязи копыта коров.

В Курьяново мы попали в два часа ночи. Шадеев пошел будить заместителя Козловской, Моисеева.

Мы осветили электрическим фонариком сгорбленного, дрожавшего человечка, вышедшего на крыльцо в кальсонах, торчавших из-под пальто, и в калошах на босу ногу.

— Идемте, идемте, посоветоваться надо, — позвал он нас всех робким и дрожащим голосом.

Я невольно улыбнулся. Мне вспомнилась надутая фигура с рыбьими глазами сверхбдительного начальника отдела кадров нашего Проектного Управления. В начале года вышел приказ о назначении меня начальником топографического отряда с соответствующей прибавкой зарплаты. А Моисеев этот приказ задержал. Когда я к нему явился, он все требовал у меня доказательств, что у моего отца до революции не было никакой собственности. И я понял, что приказ он нарочно задерживает. Как он был тогда недоступен и важен. А сейчас вот завязки на кальсонах болтаются.

— Так где же, по вашему, немцы-то? — спросил он.

— Не знаем, — в один голос ответили мы.

Шадеев сказал, что спать можно спокойно. И на этом мы ушли. Я отправился ночевать к Шадееву.

Рано утром проснулся я, не выспавшийся, голодный, вышел на улицу и тут увидел нашего шофера Николая Ивановича. Бегом вбежал в избу, а там Синяков и все наши цементаторы и буровики завтракали. Усадили и меня за стол.

Как же мы обрадовались друг другу! Я о них беспокоился, не зная, как они выбираются из Сычевки, а они обо мне поминали — как это я чувствую себя один среди крокодилов.

Я рассказал, как Лущихин чуть-чуть не оставил меня немцам. Все крайне возмущались, но ругали не его, а меня. Дал бы ему в морду и все, ругали также шофера Кольку, он должен был бы всех высадить, а меня повезти.