Эдуард Перруа - Столетняя война

• Название: Столетняя война
• Автор: Эдуард Перруа
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-8071-0109-Х

XII—XIII вв. прошли под знаком подспудной борьбы между двумя самыми могущественными государствами Европы — французским и английским королевствами. Интриги, мелкие стычки, феодальные конфликты и турниры, соперничество на ниве искусства и меценатства составляли неотъемлемую и привычную часть существования монарших дворов. Но в XIV в. противоречий стало слишком много, чтобы их и дальше можно было скрывать под маской рыцарственных и куртуазных отношений. Спесь государей Франции, жаждавших подчинить английских королей своей воле, заставила вспыхнуть долго тлевший конфликт. Война, которая началась, была долгой и кровавой. На полях сражений произошло то, чего никто не ждал — великолепное и надменное французское рыцарство, гордость всей Европы, оказалось повержено в прах стрелами английских лучников. Битва следовала за битвой, но конца войне не было видно. Обе страны устали воевать, но правители упорно не желали заключать мир. В какой-то момент Франция оказалась на краю гибели, её законный король в изгнании и лишь колоссальное усилие вернуло трон французской династии.

---

Раздражение вассала проявлялось и в нарочитой медлительности, с какой он выполнял свой вассальный долг, в оговорках, которыми он намеренно обставлял свой оммаж. В июне 1286 г. Эдуард I принес оммаж Филиппу Красивому только на условии, чтобы были точно оговорены права короля Англии на аквитанских землях, которые еще удерживал французский король. В 1303 г., сославшись на затруднения в шотландских делах, он не отозвался на приглашение приехать и получить инвеституру на свой возвращенный фьеф; позже он отправил принца Уэльского в Амьен в сентябре 1304 г. выполнить за него эту формальность. Став в свою очередь королем, Эдуард II охотно принес новый оммаж, приехав в 1308 г. в Булонь за своей невестой Изабеллой Французской; но борьба с баронами не позволила ему, как он намеревался, прибыть к Людовику X, чтобы подтвердить свою верность. А когда брату наследовал Филипп V, пришлось послать несколько напоминаний и ждать два с половиной года, чтобы в июне 1319 г. Эдуард прислал доверенных лиц для принесения оммажа от его имени. А если через год он повторил эту церемонию лично, то лишь потому, что легитимный сюзерен выставил это требование как условие возвращения Понтье, занятого три года назад капетингскими агентами в возмещение урона, по которому подали иск нормандские купцы на своих английских или аквитанских конкурентов. Такая же комедия была разыграна и при вступлении на престол Карла IV. Через полтора года ожидания ко двору Плантагенета прибыло французское посольство с требованием оммажа; Эдуард II уклонился — сначала под предлогом, что напоминание следовало направить ему в аквитанский фьеф, а не в Лондон, где его сюзерену делать нечего, а потом ссылаясь на внутренние трудности, на истинную или вымышленную болезнь — лишь бы отсрочить принесение оммажа, которое так и не состоялось к тому времени, когда дело дошло до разрыва.

Ведь постоянно тлеющий конфликт иногда вырождался в открытую войну. Ее начинал не оскорбленный вассал, хотя он мог бы, сославшись на притеснения, бросить вызов сюзерену, и это выглядело бы вполне оправданным. Ее инициатива исходила от короля Франции, добивавшегося от своего суда заявления о непокорности герцога Аквитанского и вынесения против последнего в правильной и надлежащей форме приговора о конфискации, который королевские войска и отправлялись приводить в исполнение. Недобросовестность Филиппа Красивого в первом из этих конфликтов бросалась в глаза. В Байонне повздорили французы и гасконцы; в отместку байоннские моряки напали на Ла-Рошель. Французский король сразу же потребовал от наместника Плантагенета в Бордо выдать ему виновных, «чтобы они были наказаны, как повелевает разум и требует закон». Поскольку сюзерен счел, что этот приказ был выполнен недостаточно быстро и недостаточно полно, сенешалю Перигора было поручено занять весь фьеф; но ему это не позволили, применив вооруженную силу. Тогда Филипп вызвал Эдуарда I на свой суд. Напрасно за того по его просьбе ходатайствовали друзья; напрасно он предложил в залог своей доброй воли основные крепости аквитанской границы. Филипп крепости принял и возобновил войну, вести которую ему стало легче. Что им двигало? Точно не известно. Если он хотел не допустить англо-фламандского союза против себя, который уже втихомолку формировался, то его грубая интервенция лишь ускорила заключение этого союза. Если он хотел принудить аквитанского вассала к повиновению, хватило бы и одной угрозы. Он так основательно ввязался в войну, как будто хотел изгнать Плантагенетов из их французских фьефов; но дальнейшее его поведение показывает, что ни к чему подобному он не стремился. Через тридцать лет его сын Карл IV выкажет такую же грубость после инцидента в Сен-Сардо в ноябре 1323 г. В отместку за разрушение французской крепости войска короля напали на английский замок Монпеза; их разбили и потребовали выкупа за пленных. Напрасно Эдуард II отмежевывался от своих гасконских подданных, считая их рвение чрезмерным, предлагая переговоры, обещая возместить убытки. Не желая внимать разумным доводам, Карл IV в июле 1324 г. конфисковал фьеф своего зятя.

Дважды завоевать его оказалось легко. Карлу Валуа хватило трех летних кампаний 1294, 1295 и 1296 гг., чтобы занять всю территорию Аквитании. В 1324 г. приведение приговора в исполнение снова было поручено постаревшему Карлу Валуа; падение крепости Ла-Реоль принудило почти все герцогство изъявить покорность, англо-гасконцы еще держались только в Бордо, Байонне, Сен-Севере и нескольких менее значительных замках. Однако оба раза, почти приблизившись к цели, король Франции выпускал добычу из рук. В 1297 г., несомненно обеспокоенный фламандским восстанием, Филипп Красивый согласился на папское посредничество; решение Бонифация VIII как третейского судьи, принятое королем без спора и утвержденное договором в Монтрёе в июне 1299 г., предусматривало возврат Эдуарду I его фьефов. Разве подписал бы король такой мир, если бы он действительно хотел аннексировать земли и включить их в домен?

Точно так же повел себя и Карл IV в мае 1325 г., снова согласившись вернуть фьефы по просьбе папы Иоанна XXII и королевы Англии, сестры французского короля.

Итак, в обоих случаях конфискация была только средством нажима, грубым, но эффективным, позволявшим принудить строптивого вассала к повиновению. Королю Франции достаточно было того, что он, прибегая к силе, подтверждал свои права на герцогство как сюзерен. Лишение вассала наследства в его планы не входило. Но эти конфликты порождали опасность, которую ясно не предвидели ни Филипп Красивый, ни Карл IV. У капетингских советников создалось обманчивое впечатление, что конфискации — дело легкое и повторять их можно до бесконечности, чтобы крепче сжимать Гиень в своих объятиях. Но если реакция Эдуарда I была медленной и запоздалой, так это потому, что всю его энергию поглощала война с Шотландией; пассивность его сына Эдуарда II легко объясняется анархией, в пучину которой погрузила королевство его безумная политика. Нельзя было рассчитывать, что так будет всегда. В какой-то момент Плантагенеты, решив, что у французского короля нет иной цели, кроме как лишить их фьефа, могли бросить все силы своего островного королевства на защиту Гиени, оказавшейся под угрозой. Тем более что теперь они могли рассчитывать на горячую поддержку своих гасконских подданных. Не терпящие никакой власти, те в свое время поощряли произвол капетингских чиновников, лишь бы насолить агентам Эдуарда I, которых ненавидели за мелочную требовательность. Но опыт двух французских оккупации показал им, что есть властитель куда более деспотичный, чем далекий король Англии. Гасконский партикуляризм в то время был и будет еще века полтора непримиримо враждебен ко всему, что исходило из Парижа; воинственная знать Гаскони, ее алчные авантюристы в предстоящих битвах станут лучшими помощниками и самыми надежными союзниками Плантагенетов в боевых действиях на континенте.

Поглощение фьефа королевским доменом сняло бы аквитанскую проблему. Но если французские короли не желали и не осмеливались удалять эту проблему хирургическим путем, как они представляли себе возврат к нормальным и жизнеспособным связям между ними и их английским вассалом? Они видели два возможных решения и считали их достаточными, не видя их слабостей. Прежде всего укрепление семейных связей — средство, неизменно употреблявшееся в те времена для прекращения династических распрей. Бонифаций VIII как третейский судья в 1298 г. отстаивал идею двух брачных союзов, которые еще до разрыва предлагал Эдуард I и на которые Филипп Красивый теперь спешно согласился. Король Англии, овдовев после смерти Элеоноры Кастильской, в 1299 г. женился на сестре французского короля, которой приходился двоюродным дядей; в то же время его старший сын был помолвлен с дочерью капетингского суверена — Изабеллой, которая станет женой Эдуарда II в 1308 г. Бессмысленно было бы упрекать инициаторов последнего брака в том, что из-за них Эдуард III в будущем сможет претендовать на французскую корону. У Филиппа было три здоровых и красивых сына, и никто не мог предвидеть, что они не оставят мужского потомства. Однако, сделавшись шурином последних Капетингов, Эдуард II не стал ладить с ними лучше, как показал случай Сен-Сардо. Проблема в целом заключалась в том, что для короля Англии было невыносимо оставаться вассалом французского короля и терпеть все унижения, какие предполагала эта зависимость, после того как капетингская политика ужесточила вассальный долг и обязанности. Эту трудность он мог бы преодолеть, сделав Аквитанию фьефом одного из сыновей, который, будучи не столь могущественным, легче переносил бы положение вассала. Но Эдуард I, уже управлявший Аквитанией при жизни отца, все-таки не рискнул отдать ее сыну, которому не доверял. Эдуард II в 1325 г. по предложению королевы Изабеллы, лица заинтересованного, согласился отказаться от этого фьефа в пользу наследника. Карл IV с удовольствием одобрил эту передачу при условии выплаты рельефа[35] в 60 000 ливров и 10 сентября дал юному принцу инвеституру на Аквитанию и Понтье. Это было бы окончательным решением проблемы, если бы речь шла о младшем сыне, который мог основать в Бордо герцогскую династию, независимую от английской короны. Однако герцогом стал наследник престола, и это значило лишь одно — проблема снята временно. Фактически такое положение продлится всего несколько месяцев.