Василий Болотов - Лекции по истории Древней Церкви. Том III

• Название: Лекции по истории Древней Церкви. Том III
• Автор: Василий Болотов
• Жанр: История

"Лекции по истории Древней Церкви, третий том. История церкви в период Вселенских соборов" Василия Болотова, великого православного историка, умевшего совмещать научную объективность, верность Преданию и философский дар. В истории Болотов усматривал «голос церкви, рассеянный не только в пространстве, но и во времени,- голос ничем не заменимый, который всегда и повсюду составлял предмет веры для всех». Болотовские "Лекции по истории Древней Церкви" - блестящий труд, классика церковной историографии, возможно лучший по своей теме (хотя прошел уже век после их чтения). "Лекции по истории Древней Церкви. История церкви в период Вселенских соборов" посвящены истории Древней Церкви в период Вселенских Соборов. Разбираются такие аспекты как: Церковь и государство; церковный строй.

---

 Первый случай папского вмешательства был при Афанасии Великом, но и этот случай был таков, что дело началось прямо со второй посылки. Афанасий Великий должен был удалиться из Александрии, иначе его вытеснила бы вооруженная сила. В Риме он не походил на просителя, что видно из его энциклики, где он не считает себя подлежащим суду Рима; он просто уведомил папу о факте своего изгнания и говорил, что если бы новый александрийский епископ прислал грамоту общения, то епископы должны ее разорвать. В то же самое время на востоке произошли весьма важные обстоятельства. В надежде на симпатии императора Константия, восточные собрались в начале 340 года на собор в Антиохии и на место удалившегося Афанасия избрали какого–то каппадокийца Григория, который под прикрытием военной силы вступил в Александрию и после многих кровавых насилий овладел церковью. Отцы антиохийского собора, сделавши это, послали к Юлию послание, в котором извещали об этом событии. Расчет отцов был тот, что их послы найдут Юлия неподготовленным, но случилось иначе: они столкнулись с послами Афанасия Великого, и эти изобличили их. Срам был так велик, что один из восточных послов постыдно бежал, а остальные смиренно просили Юлия отложить расследование дела на год. Ни Афанасий Великий, ни отцы антиохийского собора не требовали суда, — послы просили его ex tempore без ведома пославших.

 Когда Юлий через год напомнил восточным отцам об этом, они продержали послов Юлия до истечения годичного срока и затем написали ему послание, в котором третировали его право вмешательства в церковные дела востока. Они представили ему дилемму: быть в общении или со всем востоком, или же с одним Афанасием. Пересмотр восточного дела на западном соборе — дело необычное: восточные отцы не вмешивались в дело между Корнилием и Новатианом; равно и дело Павла Са–мосатского решено на востоке без вмешательства запада. Епископ римский напрасно предполагает, что он важнее других епископов: если на его стороне преимущество богатства, то на стороне восточных — преимущества высшего богословского знания и добродетели; и не восточным епископам следовать за западными: свет веры с востока распространился на западе. Они провели, таким образом, в своем письме ехидную мысль, что Юлий вмешивается в чужие дела, надменный величием города своей кафедры. Юлий не остался в долгу. Он не стал оспаривать последнего тезиса, а только язвительно напомнил, что если бы на востоке все кафедры были равны, то не было бы переходов с меньших кафедр на большие. Свой вызов он мотивировал апелляцией к собору самих же восточных послов. Наконец, указывал, что обычай (τοΰτο ήθος ην) требовал, чтобы о деле епископа апостольской кафедры александрийской предварительно написали римскому епископу и потом решали его, а не присылали к подписанию уже состоявшийся приговор. Оснований этого «обычая» Юлий нисколько не разъяснял. Таким образом, первая посылка не осветилась и здесь. Дело Афанасия Великого было решено Сердикским собором (343), который собрался тогда, когда дело Афанасия осложнилось делами других восточных епископов, изгнанных арианами и искавших защиты на западе.

 В эпоху разложения арианства римский авторитет поднялся и на востоке. Простые верующие, некомпетентные в догматических тонкостях, стали желать внешних гарантий православия своих епископов, в особенности тех, которых подозревали в арианстве. Общение с Римом считалось такой гарантией, потому что на западе ариане не имели силы, а православие римской церкви считалось незапятнанным. Это мнение было более лестно для Рима, чем основательно: православие римлян выглядело крепким потому, что они не принимали серьезного участия в богословской борьбе против ариан; но в годины испытания Либерии подписал полуарианский символ и Викентий капуй–ский в Аримине допустил отмену никейского символа. При слабом знакомстве с догматическими партиями на востоке, в Риме принимали всех, кто подписывал никейский символ, и тем нередко только увеличивали восточную смуту. А в глазах лиц высокопросвещенных римская кафедра дискредитировала свой авторитет тем, что не поняла, что во главе кафолического течения на востоке стоит Мелетий антиохийский, а Павлин представляет только секту, и стала на сторону последнего.

 Как известно, попытка пап урегулировать своим влиянием постановления II вселенского собора кончилась неудачно. Точно так же Флавиан антиохийский не явился на суд папы по его требованию, и дело его кончилось мирно по влиянию Златоуста. Вмешательство папы Иннокентия в дело Златоуста было безуспешно, главным образом вследствие того, что в этом деле принял участие сам император, хотя повод для вмешательства папы был самый законный. Оно вызвано было посланием к папе самого Златоуста. Самые характерные строки этого послания — его заключительные слова. Показывая, что данное происшествие касается не его только, а есть дело общецерковное, Златоуст прибавляет в конце послания: «… и Венерию, епископу медио–ланскому, и Хроматию, епископу аквилейскому, я писал то же. Будь здоров о Господе». Это прибавление весьма неблагоприятно для претензий римского епископа.

 Вообще нельзя преувеличивать некоторых сторон в подобных апелляциях к Риму. Нужно помнить, как здесь обыкновенно стояло дело. Когда епископ с востока обращался к папе, то он обычно занимал высокое положение в своей церкви, так что в случае нужды ему некуда было апеллировать, как только на запад. Таково было положение Златоуста. Он мог обратиться за содействием к Флавиану антиохийскому, который был выше его по положению, но тот ничего не мог сделать для него по своей старости. Естественно, что Златоусту оставалось искать опоры и защиты от своих сильных врагов (Феофила александрийского) только на западе. Многие явления кажутся простыми только потому, что они уже урегулированы. Два истца, заспорившие по поводу вексельной уплаты, обращаются к судье и не благодарят его за разбирательство дела, так как судья поставлен на это. Точно так же отправляющий письма по почте не благодарит почтовых чиновников, потому что они обязаны экспедировать оплаченную корреспонденцию. Но в древнее время, о котором у нас идет речь, отношения не были урегулированы в такой степени. За отсутствием формальных инстанций нужна была живая энергия какого–либо влиятельного лица. В указанном выше случае нужно было такое лицо, которое своим влиянием могло бы содействовать собранию большого собора. Папа являлся именно таким лицом.

 Одному из преемников Златоуста, Несторию, также пришлось встретиться с авторитетом папы, которым был тогда Келе–стин. Может быть, последний держался воззрений Льва на власть папы, но он не выразил этого ясно. Надо заметить, что он не отличался богословским образованием и не мог потому разобраться достойно в споре Нестория с Кириллом. Еще долго спустя на западе смешивали несторианство с пелагианством. Но Несторий и не думал обращаться к Келестину как авторитету. Послы папы явились на соборе по этому делу с инструкцией не особенно корректной. Папа велел держать им себя в качестве судей, но не пускаться в прения. Послы выражались: «Никто не сомневается, но всем векам известно, что святой и блаженнейший Петр, князь (έπαρχος = ύπαρχος, что значит, собственно, префект претории, второе лицо после императора) и глава апостолов, столп веры и основание церкви, приявший от Господа ключи царства небесного, доныне живет и судит в лице своих преемников». Кирилл умолчал на это заявление и дал делу такой оборот, как будто бы легаты высказались так ρ качестве уполномоченных не одной только римской кафедры, но всех западных епископов. Такое понимание сильно умаляло проводимую легатами тенденцию.

 Участие Льва Великого в делах востока по поводу евтихиан–ства представляется особенно интересным. Все, что мы знаем о Льве Великом, по–видимому, заставляет ожидать, что он со всей полнотой выразит папскую притязательность. Все, по–видимому, сложилось самым благоприятным образом для возможно энергичного заявления этой проводимой им идеи о полноте власти римского епископа. С одной стороны, папа — истинный римлянин, с характером твердым, с богатым запасом многолетней административной опытности, с горячей верой в свое первенство, заявивший себя со славой в деле распространения римской юрисдикции на западе. С другой стороны, никогда еще имя римского первосвященника не стояло так общепризнанно высоко, как в эту эпоху Кирилла и Келестина, когда даже представители интеллигентных кругов на востоке предрасположены были смотреть на папский авторитет с римской точки зрения. А затем — крайняя запутанность в церковных отношениях: неосмысленный страх перед призраком несторианства, до крайности, до ереси утрированные воззрения защитников александрийских воззрений, ревность по вере, разрешившаяся разбойничьим собором. И между тем — доверие к Риму общее: сюда апеллирует монофисит Евтихий; к папе же прибегает Флавиан константинопольский. Один из знаменитейших епископов восточных, Фео–дорит кирский, в послании, не чуждом даже лести, повергает свое дело на суд римского первосвященника. Анатолий константинопольский добрыми отношениями к Риму пытается загладить подозрительную законность его избрания, свою слишком близкую связь с деятелями второго Ефесского собора.