Юрий Любопытнов - Огненный скит

• Название: Огненный скит
• Автор: Юрий Любопытнов
• Издательство: Сергиев Посад
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002
• ISBN: 5-7394-0015-5

Публикуется на сайте «Хотьково в сети» http://hotkovo.net.ru

© Юрий Николаевич Любопытнов

© Оформление электронной версии - ПавелЪ

Об издании

Роман «Огненный скит» (в первом издании «Золото викингов»), написанный на основе легенды о поисках клада, зарытого на одном из островов Соловецкого архипелага, охватывает целый исторический пласт жизни Российской империи.

Ведь поиски клада, волею судьбы оказавшегося в подземелье старообрядческого скита среди болот Русского Севера, начавшиеся чуть ли не в ХI  веке, продолжаются по сей день. По преданию, опасаясь нападения русских, викинги спрятали награбленное золото, зарыли в земле, решив для себя: «Будем живы – вернёмся за сундуком. Погибнем – он не достанется никому». Но именно этого последнего довода не пришлось никому узнать... Мысль о возможности разбогатеть вдруг, сразу будоражит умы. И вот уже Изот, владеющий тайной клада, гибнет от рук спасённого им Антипа, но тайну не выдает....

Сюжет романа захватывает и увлекает ещё и потому, что написан он простым и доступным языком, с характерными для того или иного персонажа особенностями речи. Живое слово героев, их искренность легко соотносятся с временем, когда происходят события. Все это придаёт роману в целом своеобразный колорит, отличающий творчество автора.

Перед вами первый том Собрания сочинений, в который входят роман «Огненный скит», рассказы и литературные портреты Ю. Казакова и А. Чикова.

В рассказах автор сумел создать ёмкий, народный, своеобразный характер своих персонажей. Люди, которых он изображает, по преимуществу работяги-мужички, народ мастеровитый, привыкший экономить и выгадывать, а то и подработать, потому что лишний рубль никогда не помеха. И – русская душа! – почти все любят провести время повольготней, языки почесать, выпить, побалагурит, подразнить кого-то».

О творчестве Ю.Н. Любопытнова

«Юрий Любопытнов из плеяды тех писателей, голос которых не сразу услышишь, как не сразу услышишь пение пеночки в многоголосом лесном хоре», — писал в свое время о творчестве молодого Любопытнова писатель Владимир Мирнев. И действительно, Любопытнову чуждо стремление выделиться, заявить о себе эпатажно. Он делает своё скромное дело — описывает жизнь, быт, характеры, поступки наших земляков, жителей Радонежья, неоднозначные, комичные и драматичные, порой доходящие до трагизма, но не противоречащие укладу их жизни.

Разнообразие жанров — от эсcе, лирической зарисовки, до рассказа и повести, — преданность теме любви к малой родине, к историческому прошлому родного края, отличает творчество писателя. А трилогия «Золото викингов», состоящая из романов «Огненный скит», «Мурманский сундук», «Озеро призраков» является подтверждением того, что и эпический жанр ему по силам. Что предшествовало написанию трилогии? Какими путями пришёл к теме, включающей в себя далекое прошлое и современность, как объединил героев непростой сюжетной вязью? Размышляя об этом нельзя оставить в стороне творческий путь писателя, особенности его художественного восприятия мира.

После службы в армии, окончив факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, он работал в периодической печати, но никогда не оставлял занятий литературой. Увлечённый магической силой художественного слова, много времени уделял творчеству. Опубликованный в районной газете рассказ «Гамаюн» — один из первых таких опытов, привлекший внимание читающей публики к начинающему прозаику. Мужественно переживая критику своих творений, он с упорством и вдохновением работал над новыми рассказами…

Известно, что многократно маститыми писателями разных эпох воспеты были подмосковные места. Однако, когда свои рассказы стал публиковать М. М. Пришвин, сколько нового вдруг открылось для всех в описании природы Подмосковья.

Так и рассказы Любопытнова о людях Подмосковья, о замечательных окрестностях Хотькова, Абрамцева, где каждая деревенька, село, поселок — целая россыпь интереснейших исторических фактов, заставляют нас по-новому открыть для себя окружающий мир, наше замечательное Радонежье. Взглянуть и вдруг ощутить свою причастность к нему, ощутить на себе дыхание давно минувших дней. И именно такие чувства возникают, когда читаешь историческую повесть «Сеча на Клинском лугу». События, описанные в ней, разворачиваются здесь, неподалёку от Хотькова, в местах, где все освящено именем Сергия Радонежского. Автор обладает качеством видеть всё, как впервые, без груза привычки, и это делает его рассказы, повести по-особому привлекательными. Каждая книга его — своеобразная экспедиция в неведомую удивительную страну, где ждут нас новые открытия. Именно такой воспринимается и трилогия «Золото викингов».

Первый роман «Огненный скит» (в первом издании «Золото викингов»), написанный на основе легенды о поисках клада, зарытого на одном из островов Соловецкого архипелага, охватывает целый исторический пласт жизни Российской империи. Ведь поиски клада, волею судьбы оказавшегося в подземелье старообрядческого скита среди болот Русского Севера, начавшиеся чуть ли не в ХI веке, продолжаются по сей день. По преданию, опасаясь нападения русских, викинги спрятали награбленное золото, зарыли в земле, решив для себя: «Будем живы — вернёмся за сундуком. Погибнем — он не достанется никому». Но именно этого последнего довода не пришлось никому узнать… Мысль о возможности разбогатеть вдруг, сразу будоражит умы. И вот уже Изот, владеющий тайной клада, гибнет от рук спасённого им Антипа, но тайну не выдает.

Год за годом идут десятилетия, но мысль о сундуке с богатством не оставляет Антипа Маркелыча и на смертном одре он сыну на прощание говорит: «Так вот о главном. Не хочу умирать, не сказав тебе… Ты у меня один остался… В том скиту большое богатство зарыто — сундук мурманский, древний, найденный в Соловках во время раскола, с тех пор и сохранился. В нём большое число монет старинных, каменьев разных самоцветных и другого. Весом он в три с лишком пуда… Я всё искал его, да не нашёл. Видно, тебе придется».

Перипетии, доставшиеся на долю Степана — сына Антипа Маркелыча, являются своеобразным продолжением преступного пути, на который однажды ступил отец. Вряд ли ждёт сына удача, ведь он тоже пошёл на убийство, ничем не оправданное, ведомый лишь стремлением спасти собственную жизнь…

Сюжет романа захватывает и увлекает ещё и потому, что написан он простым и доступным языком, с характерными для того или иного персонажа особенностями речи. Живое слово героев, их искренность легко соотносятся с временем, когда происходят события. Все это придаёт роману в целом своеобразный колорит, отличающий творчество автора.

Говорят, что золотой запас писателя — это его мысли и наблюдения, сделанные им в течение жизни. Иными словами — биография автора. Писатель неизбежно опирается в своём творчестве на собственный опыт, знания, почерпнутые из жизни, из общения с современниками, земляками.

И ответы на многие вопросы, касающиеся личности Юрия Любопытнова, условий, сформировавших мировоззрение и мироощущение, тоже в его биографии. Родился он в простой семье: отец работал шофером, мать бухгалтером в ахтырской артели. Когда началась Великая Отечественная война, и отец воевал на фронте, мать с годовалым сыном взяли к себе в деревню Кудрино в пяти километрах от Хотькова её родители, дедушка и бабушка Юры Ворносковы Алексей Дмитриевич и Любовь Николаевна. В этой знаменитой деревне и прошло его детство. После возвращения отца из госпиталя, в 1946 году в Хотькове был выстроен бревенчатый дом, в котором и прошла жизнь писателя. Однажды отец принёс толстую тетрадь и сказал: «Пиши, сынок, дневник. Ты уже большой, записывай, что за день произошло». Юре тогда шёл девятый год, он послушался отца и стал вести дневник. Оказалось, что это было не простое дело, дальше записей о том, когда встал, умылся, куда и с кем ходил гулять, какая погода, дело не пошло. Позже в середине пятидесятых годов, став постарше, он вел дневник постоянно, в нём и мысли кое-какие появились. Теперь интересно бывает в него заглянуть…

«Не знаю, — говорит Юрий Николаевич, — возможно дневник сыграл свою роль — приобщил к «писательскому» труду, а, может быть, то, что я рано начал читать и читал много, как говорится, запоем. Любил, как многие мальчишки, приключенческие книги, рассказы о географических открытиях, путешествиях. Прочитал как-то Робинзона Крузо, сюжет так захватил меня, что захотелось знать, как сложилась судьба героя книги по возвращении с острова. Выяснил, что у книги есть продолжение, но нигде его так и не смог раздобыть. И вдруг подумал: чего искать? Попробую-ка я сам написать продолжение. И тогда же, классе в пятом, стал писать стихи. Годам к пятнадцати кое-что получилось, на мой взгляд, и хотя никому о своем увлечении не говорил, в школе как-то узнали о моих стихах… Уже тогда писал я много, пробовал себя в разных жанрах. Пожалуй, только драмы не писал».

Конечно, всё это отнимало массу времени, вполне естественно, что не столь горячо любимые предметы, вроде математики, физики, выпадали из поля зрения юного литератора. Ругали в школе, поругивали дома, но в целом родители относились с пониманием к увлечению сына и даже поощряли…

Еще, наверное. дом Ворносковых — деда с бабушкой, где жил маленький Юра с матерью, пока отец был на фронте, — та жизнь, запечатлевшаяся в сознании, как на фотопленке, не могла не повлиять на дальнейшее творчество. Дед был резчиком-ковшечником. И не только ковши резные, но и невиданной красоты лебеди и диковинные птицы выходили из-под его рук. А запах свежих стружек, дерева наполнял тогда избу, придавая сказочность всему происходившему.

Может быть, в Кудрине военных лет и были истоки того, что позже, в зрелые годы, выльется в рассказы о жизни и людях деревни, об их заботах, радостях. И сегодня, нет-нет, да и вспомнится Любопытнову кудринское детство со скотным двором, поездки на лошади с бочкой за водой, престольные праздники, что так широко и безоглядно отмечали всей деревней, тогдашние песни и разговоры резчиков-артельщиков…

И контуры небольшого подмосковного Хотькова невольно угадываются в современных его рассказах. Города, тяготеющего к деревне. Это с годами он стал промышленным центром, настоящим городом, но основа, опора и крепость его — всё же деревня. И в основе характеров нынешних хотьковцев — характеры предков, что жили в Мутовках, Кудрине, Ахтырке. Об этих людях — рассказы Любопытнова. Его сборник «Три месяца лета» — рассказ о людях нравственно чистых, трудолюбивых, умеющих ценить хорошую шутку и добрый разговор. Книга была издана в 1988 году в издательстве «Советский писатель» 30-тысячным тиражом.

Ещё будучи студентом факультета журналистики МГУ, начиная с 1963 года, Любопытнов много печатался в районной газете «Вперёд». Тогда-то читатели и познакомились с его стихами, рассказами, повестями. Это был поиск жанра, поиск своего места в литературе. Но предпочтение в творчестве Юрий Любопытнов стал отдавать рассказу. Постепенно он вытеснит остальные литературные пристрастия. И хотя поначалу из «толстых» журналов приходили лишь доброжелательные рецензии с вежливым отказом в публикации, Любопытнов не сдавался, с завидным упорством продолжая работать. Правда, иногда у писателя закрадывались сомнения: «Уж не графоман ли я? Пишу, пишу, сколько лет уже посылаю свои рассказы, и никак их не принимает «большая» литература», — досадовал, скорее, сам на себя, чем на кого-либо молодой литератор. И, как нередко бывает, помог счастливый случай…

Пришел в районную газету «Вперёд» в 70-х годах новый редактор А. В. Диенко, прочитал рассказы Юрия Любопытнова и предложил ему познакомиться с писателем, что живет в Абрамцеве. Что, мол, в своём соку вариться? Пусть настоящий писатель оценит твоё творчество! Так состоялось знакомство с Юрием Казаковым, известным писателем, чьими рассказами зачитывались тогда не только у нас в стране, но и далеко за пределами тогдашнего Советского Союза.

Это Казаков в одном из писем-рекомендаций назвал Любопытнова «рассказчиком чистых кровей», разглядев в нём тот дар, что отличает человека, просто владеющего пером, от настоящего писателя. И ещё назвал Любопытнова «писателем перспективным». Лестные характеристики подтвердились в дальнейшем, в 1982 году, когда в «большой литературе» — журнале «Москва» — был опубликован первый рассказ Любопытнова «Заступник Кузьма Лычков», и в 1983 году, когда Любопытнов — участник Y общемосковского Совещания молодых писателей — был отмечен в числе лучших. Тогдашний секретарь правления Московской писательской организации О. Попцов назвал его и нескольких других авторов «подлинным открытием совещания». А год спустя, кому дорог был писатель Ю. Казаков, увидели его глазами Ю. Любопытнова, написавшего в «Литературной России» очерк «Дом в Абрамцеве», посвящённый памяти безвременно ушедшего из жизни Юрия Казакова. И тогда многие смогли убедиться, что Любопытнов оказался достойным учеником. Его «Дом в Абрамцеве» — прекрасно написанный рассказ об одном из интереснейших писателей-современников, чьё творчество развивалось и совершенствовалось на просторах Радонежья.

Рассказы Юрия Любопытнова, его лирические миниатюры не раз печатались в издававшейся для соотечественников за рубежом газете «Голос Родины», в журнале «Юный натуралист», в других изданиях.

Его рассказы не спутаешь с другими, они написаны у нас, в Абрамцеве, Хотькове. Радонежье стало для писателя с самого начала творческой жизни тем чистым родником, откуда черпает он вдохновение. Интерес к историческому прошлому, желание узнать больше о том, как жили предки в этих удивительных местах, побудили Юрия Любопытнова к поиску фактов, подтверждающих догадки. Почему, например, здесь, вблизи Хотькова, — урочище Казаково? Что прячется за этим названием? Вот уже рождается замысел исторических повестей «Радонежская засека» — одна из них — о том, как отбивались от нашествия ордынского наши предки, отрезая путь врагу огромными лесными завалами-засеками.

Немало тропинок исходил Юрий Любопытнов по нашему краю, немало книг переворошил, прежде чем написал свою «Сечу на Клинском лугу», закончив ее словами: «До сих пор под Кудрином известны места, связанные с битвой, прошедшей между казаками и мужиками в 1609 году. Луг под деревней, где сошлись два отряда, до сих пор зовется Клинским. Рядом с ним склон прозывается Сеча, а поляна у ведущей в село Озерецкое зарастающей теперь дороги, где была стоянка сечевиков, зовется Казаково».

Он несколько лет возглавлял краеведческий отдел Государственного музея-заповедника «Абрамцево». Буквально физически соприкасался с прошлым Радонежского края​, знакомясь с историей экспонатов, уже собранных и поступающих.

Изданную в 2004 году книгу «Хотьково и его окрестности» автор закончил послесловием — призывом к землякам пополнить музей материалами из домашних архивов. «Всё это не только интересно, но и крайне важно сохранить для наших детей и потомков, чтобы они выросли людьми, ведающими свою родную отечественную историю».

Последняя книга, получившая лестные отзывы читателей — повесть «Свет над Маковцем» — о юности Варфоломея, будущего Сергия Радонежского. Книга задумывалась, как первый шаг на пути к празднованию 700-летия со дня рождения православного святого.

Любопытнов полон творческих замыслов, он много и увлечённо работает, всё глубже осваивая новый для себя жанр исторического романа.

Писатель, казалось бы, далекий от проблем современности, увлечённый творчеством, по-своему участвует в жизни родного края и страны. Своими произведениями он прокладывает пути от прошлого к настоящему и будущему. Без такой связи времен трудно выстоять в том бесконечном потоке преобразований, что захватывает наше общество и порой ведет к утрате достойных жизненных ориентиров.

Многое уже сделано, написаны рассказы, повести, исторические романы, эссе. Поиск «золота викингов» продолжается. Продолжается и творческий поиск писателя. Он ищет ответы на сегодняшние вопросы, пристально вглядываясь в прошлое. Он рассказывает о прошлом так, чтобы каждый почувствовал себя ответственным за происходящее сегодня. Ведь и оно, это сегодня, неизбежно станет прошлым.

Ксения Кальянова

---

«Вот картежник очень смахивает на барина, — подумал Изот. — Только почему припадает на правую ногу? Отроков, помнится, не хромал…»

А швейцар продолжал:

— У них дней постоянных нет, а Силуян тот или в пятницу или в субботу приезжают. Так, что вот завтра или после завтрева приедут ближе к вечеру. А тебе пошто они нужны?

— Мне один нужен. Долг надо возвратить.

— Видать большой долг, раз так ищешь?

— Долг большой, — подтвердил Изот и задумался.

Когда швейцар скрылся в помещении, Изот пошёл к постоялому двору, радуясь в душе тому, что день прошёл не задаром.

То, что похожие на барина люди носят совсем другие имена, Изота не смущало, барин мог представиться и вымышленным именем. Поэтому он решил посмотреть на всех троих и определить, кто из них был в скиту и назвал себя Отроковым.

На следующий день, а это была пятница, Изот подошёл к гостинице и, заняв место напротив здания, стал ждать. На улице было ветрено, одежда на Изоте была ветхая, пообносившаяся, он продрог в своём кафтанишке, замёрзли ноги, но он стойко переносил эти тяготы, дожидаясь, когда приедет купец. Однако быстро стемнело, а такой человек не появлялся.

Совсем окочнев, он зашел в гостиницу, чтобы спросить швейцара, не появлялся ли Силуян.

Тот ответил, что нет и добавил:

— Завтра, наверно, приедут.

Изот вернулся на постоялый двор, ужинать не стал, лишь отломил кусок чёрного хлеба от каравая, купленного в городе, решив завтра вернутся на свой пост около гостиницы и ждать того, кто был похож на Отрокова.

После обеда он вышел с постоялого двора и, побродив некоторое время по городу, когда стало темнеть, занял своё место напротив парадного подъезда гостиницы мадам Гороховой.

Ожидания на этот раз не были напрасными. Скоро подкатили сани с извозчиком, и из возка вылез, иного слова и не подберёшь, грузный мужчина в шубе и меховом картузе, с тростью. Вложив в руку извозчика монету, прошёл к дверям. Сердце Изота ёкнуло — уж больно человек был похож на барина. Швейцар услужливо распахнул широкую дверь. Изот перебежал дорогу и очутился у входа. Рванув дверь, вошёл в вестибюль.

Швейцар обслуживал приехавшего, но увидев ввалившегося без спросу мужчину, бросился к нему, однако, узнав Изота, опять подбежал к купцу, беря у него шубу. Изот так и впился глазами в лицо пришедшего. Однако тут же опустил их — этот человек только фигурой напоминал барина. Во-первых, лицо было погрубее, и брови чернее, и бакенбарды, пушистые, чуть ли не до шеи, напоминали отроковские, но однако были не те. Увидев, что это не Отроков, Изот потерял всякий интерес к нему, и с сокрушённым сердцем вышел из гостиницы.

Однако на улице к нему вернулось прежнее хорошее настроение. Два человека, которых ему обрисовал швейцар, были у него в запасе. Их опознание он произведёт завтра, послезавтра, через неделю. Может, и повезёт ему. С этими мыслями он вернулся на постоялый двор, поднялся к себе в комнату и лёг спать.

Но и тот, второй, не был Отроковым. Неудача раздосадовала Изота, но отчаиваться было рано — был ещё третий человек, более таинственный из всех, про кого ему сообщил швейцар. Он подробнее хотел узнать у швейцара о нём, но тот знал очень мало. И мог сообщить лишь то, что тот приезжает под вечер и проходит в отдельный кабинет, где его ждёт приятель отставной полковник Власов, они развлекаются и играют в карты. Уезжают только под утро.

Изот дал швейцару денег и пообещал заплатить еще, если он сообщит ему, когда прибудет барин. Швейцар согласился, а Изот теперь решил каждый день под вечер наведываться к гостинице и ждать сообщения привратника.

Дня через два швейцар сообщил ему, что нужный Изоту человек приехал и прошёл в кабинет, где сидит в обществе своего приятеля и двух девиц. Обрадованный таким оборотом дела, Изот решил дождаться выхода этого человека. Он попросил швейцара приютить его на несколько часов где-нибудь в гостинице, но тот наотрез отказался, сказав, что у них с этим строго и кто не пользуется услугами заведения, тому здесь делать нечего.

Пришлось Изоту коченеть на морозе всю ночь, не смыкая глаз. Уже под уро он решил зайти в гостиницу, но дверь была заперта. Только ближе к рассвету ему удалось переговорить с швейцаром. Тот сказал, что того человека в гостинице нет.

— А где же он? Никто не выходил… Не мог же сквозь землю провалиться, — опешил Изот. Он настолько замерз, что еле шевелил губами.

— Зачем ему проваливаться. Они-с ушли с чёрного входа.

Сердце Изота упало. Всё так шло хорошо, и так незадачливо кончилось. Однако горевать было нечего, главное — есть человек, похожий на барина, и Изот обязательно его увидит, что бы это ему не стоило.

Глава третья Дормидонт Пестун

Дормидонт Пестун сидел в своей конторке — угловой небольшой комнате с одним окном — за столом и щёлкал счётами. Слева от него на столешнице был большой ворох бумажных денег, справа — толстая амбарная книга, в которую он записывал цифры, ежеминутно макая перо в пузырёк с фиолетовыми чернилами.

Это был кряжистый полнотелый мужчина с квадратным глыбообразным лицом, на котором посверкивали сквозь щёлки век глаза и казалось, что он постоянно жмурится, словно от яркого света. Щёлки настолько были узкими, что невозможно было угадать, какого же цвета глаза. Густая, жёсткая борода была коротко подстрижена. Вьющиеся волосы на голове тоже были подстрижены, открывая большие мясистые уши, сверху до мочек поросшие редким седым волосом. На нём была белая косоворотка, поверх которой надет жилет. Когда Пестун откидывался на спинку стула, чтобы передохнуть от работы, на животе посверкивала массивная хитросплетённая серебряная цепочка от часов.

В очередной раз потерев уставшие от цифр глаза, он отодвинул от себя счёты, и с минуту сидел о чём-то думая, потом взял со стола колокольчик и встряхнул его. На звон широкая вощёная дверь открылась и на пороге появилась словно из небытия (в коридоре было сумрачно) щуплая фигура юркого человечка в чёрном помятом картузе, который он сгрёб с головы лишь очутился в конторке. С зажатым в руке картузом он подобострастно поклонился, являя покорность и услужливость. Был он похож на отслужившего церковного дьячка. Жидкая куцая остриём вниз бородёнка и редкие усы только дополняли сходство с сельским церковным служителем.

— Чего-с изволите, Дормидонт Фёдорович? — спросил он тонким хитрым голосом.

— Что узнал нового, Нестор?

— На сей час новостей нет, хозяин. Что вчера сказывал так и есть. Нюхает он, аки борзая собака.

— Нюхает, говоришь. — Пестун задумался. Встал со стула, прошёлся по конторке, разминая ноги.

— А сейчас где?

— Так в нумере пока. Собирается поди опять в город.

— Не заметил, нет ли дружков у него, сообщников?

— Не извольте беспокоиться. Наблюдал самолично. Не замечено. Один, аки перст.

Пестун поскрёб затылок, снова сел за стол.

— Откуда его черти принесли… Надо барину сказывать… Каб чего не вышло… — Пестун отодвинул ладонью костяшки счёт в левую сторону. — Ладно иди! Доглядывай. Ты мои глаза и уши, понял?

— Как не понять, благодетель вы мой. Верный, аки пёс, вернее не сыщите. Служу как могу, с честию…

— Ладно, проваливай, присматривай за этим раскольником. Не нравится мне он. Какого лешего припёрся на мой двор?

Сказав эти слова, тотчас подумал, что не прав он, так рассуждая. Будь этот раскольник в другом месте, как может Пестун узнать, что ему надобно. А так он на глазах. Люди присмотрят за ним.

Когда Пестун узнал, а это было вчера, что его постоялец ищет барина Василия Ивановича Отрокова, расспрашивая о нём городской люд, особенно крестьян, приехавших из близлежащих деревень, он понял, что надо об этом доложить патрону. Пестун знал, что барин, когда провёртывал какое-либо дельце всегда рекомендовался не своим именем. Василий Отроков был одним из его псевдонимов.

Нестор ему вчера донёс, что Изот ошивался около гостиницы мадам Гороховой и особенно присматривался к мужчинам, напоминающим обличье барина. Барин вместе со своим другом полковником Власовым был завсегдатаем этого заведения и, если Изот будет следить за гостиницей, узнает о нём и наверняка признает в барине того человека, кто стал виновником поджога скита. Это и беспокоило Пестуна. Поэтому он наказал своему верному человеку Нестору в оба глаза следить за раскольником и обо всех его шагах докладывать незамедлительно.

Во второй половине дня без стуку и без доклада в конторку к хозяину ввалился возбуждённый, взъерошенный Нестор.

Пестун, нахмурив брови, посмотрел на него и хотел отчитать за нарушающее порядки поведение, но, увидев Нестора, с лица которого в три ручья тёк пот, не произнёс ни слова. А Нестор лишь только очутился в конторке сбивчиво и запыхавшись начал лепетать: