Клара Рив - Старый английский барон

• Название: Старый английский барон
• Автор: Клара Рив
• Издательство: Ладомир: Наука
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-536218-501-0

В издании представлен новый, полный и аутентичный, перевод «Старого английского барона» (1777) — романа английской писательницы Клары Рив (1729—1807), ставшего примечательной вехой в истории европейской готической прозы, которая пользовалась необыкновенной читательской популярностью в конце XVIII века и получила многоплановое и впечатляющее развитие в литературе двух последующих столетий. Обязанная сюжетным замыслом и некоторыми художественными приемами роману Горация Уолпола «Замок Отранто», который явился отправной точкой нового жанра, книга Рив долго пребывала в тени своего предшественника, а также сочинений Анны Радклиф, Мэтью Грегори Льюиса, Чарлза Роберта Метьюрина и других готических повествований более позднего времени. Между тем именно «Старый английский барон» сыграл заметную роль в становлении суггестивной поэтики страха, основополагающей для готического романа и нашедшей развернутое воплощение в прозе упомянутых авторов — литературных преемников Клары Рив. По возможности избегая открытой демонстрации ужасного и сверхъестественного, романистка сделала акцент на атмосфере тревожного ожидания неведомой опасности и суеверного страха встречи с потусторонними силами. Выразительная картина заброшенных, обветшавших, погруженных во тьму покоев замка Ловел, как нельзя лучше подходящих для появления призраков, раздающиеся в мрачных комнатах глухие стоны и таинственные ночные шумы, двери, мистическим образом распахивающиеся перед юным Эдмундом Туайфордом, вещие сны, приоткрывающие героям и читателям зловещую тайну старинного рода и прямо предсказывающие ход дальнейших событий романа, — все эти элементы повествования Рив содержательно обогатили репертуар эстетических эмоций и арсенал изобразительных средств готического жанра и очень скоро стали неотъемлемой частью его поэтики.

Первый русский перевод «Старого английского барона», сделанный с французского перевода-посредника (и уже в силу этого местами довольно далекий от оригинала), увидел свет более двухсот лет назад, еще при жизни романистки; новый перевод, публикуемый в настоящем издании, впервые представляет русскому читателю подлинный текст книги Рив. Публикацию дополняют критико-биографический очерк об авторе романа, принадлежащий перу знаменитого шотландского писателя-романтика Вальтера Скотта и также впервые переведенный на русский язык. Издание снабжено научными статьями, подробными примечаниями и иллюстрациями.

---

— Милорд, — промолвил Освальд, — я также прошу вас припомнить ту ночь, о которой говорит ваш сын, и в особенности мои слова об умении хранить тайны.

— Я всё помню, — откликнулся барон. — Продолжайте.

— Милорд, — произнес Освальд, — я знал больше, нежели полагал себя вправе открыть тогда, однако теперь я расскажу вам всё. Случившееся с юношей и та ночь, которую ему пришлось провести в восточных покоях, всё это, по моему мнению, не могло быть простой случайностью. На вторую ночь я настойчиво попросил его взять меня с собою, на что он согласился весьма неохотно. Мы оба услышали страшный шум внизу, вместе спустились туда, я видел, как он открыл роковую комнату, затем раздались стоны, поразившие меня в самое сердце, я преклонил колени и принялся молиться об упокоении души усопшего. Там я нашел перстень с гербом Ловелов, я отдал его Эдмунду, и теперь этот перстень у него. Эдмунд велел мне хранить в тайне всё, что я видел и слышал, до тех пор, пока не придет время объявить обо всем. Я уверился, что призван стать свидетелем в этом деле, да и любопытство мое было возбуждено, вот отчего я пожелал присутствовать при разговоре Эдмунда с приемной матерью, невыразимо трогательном. Я пересказал сейчас эту беседу настолько точно, насколько мне позволяет память. Уповаю, беспристрастному наблюдателю не в чем меня упрекнуть, но, если даже меня осудят, я ни в чем не раскаиваюсь. Пусть я лишусь благоволения богатых и знатных особ, но зато буду прав перед Богом и своею совестью. Я не преследую суетных целей, а вступаюсь за несправедливо обиженного сироту и этим, думается мне, способствую замыслам Провидения.

— Вы произнесли прекрасную речь, святой отец, — сказал лорд Клиффорд, — и ваши показания весьма существенны.

— Они столь же удивительны, сколь и убедительны, — добавил лорд Грэм, — и вся история настолько последовательна, что я не вижу причины сомневаться в ее правдивости. Но давайте осмотрим доказательства.

Эдмунд вручил им ожерелье и серьги, показал медальон с монограммой Ловелов и перстень с гербом и сказал, что у его приемной матери хранится плащ, в который он был завернут при рождении и который она предъявит по первому требованию. Затем юноша попросил послать с ним лиц, которые могли бы удостоверить, что тела его родителей действительно погребены там, где он укажет, прибавив, что с радостью отдаст решение своей судьбы в руки этих лиц, всецело полагаясь на их честь и справедливость.

В продолжение всей этой волнующей сцены преступник хранил молчание, пряча лицо, и лишь испускал тяжкие вздохи и стоны, выдававшие его душевную муку. Наконец лорд Грэм из сострадания к нему предложил удалиться для рассмотрения доказательств, промолвив:

— Лорд Ловел, вероятно, нуждается в отдыхе. Мы продолжим разбирательство в его присутствии, когда он будет расположен принять нас.

Сэр Филип Харкли приблизился к постели больного.

— Сэр, — сказал он, — я оставляю вас с вашими родственниками. Это люди чести, и я доверяю им заботу о вас и ваших интересах.

И собравшиеся, за исключением барона Фиц-Оуэна с сыновьями, покинули комнату преступника и принялись обсуждать удивительную историю рождения Эдмунда и события его жизни.

После обеда сэр Филип созвал лордов и их ближайших друзей для нового совещания, на котором присутствовали также отец Освальд, духовник лорда Грэма, исповедовавший лорда Ловела, Эдмунд и Задиски.

— Итак, джентльмены, — произнес сэр Филип, — я желал бы услышать, что вы думаете о предъявленных доказательствах, а также ваши предложения, как следует поступить дальше.

— Я выскажу общее мнение, — ответил лорд Грэм. — Мы полагаем, есть веские основания, которые позволяют считать этого молодого человека истинным наследником Ловелов, но всё же они нуждаются в проверке и подтверждении. Нет сомнений в том, что покойный лорд был убит: преступник сам в этом сознался, и всё указывает на правдивость его признания. Доказательства совершенного лордом Ловелом преступления столь тесно связаны с обстоятельствами рождения юноши, что невозможно предать гласности одно без другого. Мы на стороне правосудия, однако, в интересах барона Фиц-Оуэна, не желали бы подвергать преступника публичному позору и наказанию. Мы хотели бы найти решение, удовлетворяющее все стороны, поэтому просим сэра Филипа представить требования его подопечного, а милорда Фиц-Оуэна дать ответ за себя и своего родственника, мы же выступим третейскими судьями.

Все одобрили этот план и пожелали узнать, что скажет сэр Филип.

— Если бы я требовал наказания по всей строгости закона, — заговорил он, — я не удовольствовался бы меньшим, чем жизнью преступника, но я христианин и следую заветам Того, Кто пришел в этот мир, чтобы спасти души грешников. Ради Него, — рыцарь осенил себя крестным знамением, — я откажусь от мести и пощажу виновного. Если Небесам угодно дать ему время раскаяться, не человеку отнимать это время. Мой подопечный особо просил, чтобы я не навлек позор на род его благодетеля, барона Фиц-Оуэна, к которому он питает сыновнюю любовь и глубокое почтение. Мои предложения таковы: во-первых, пусть преступник вернет титул и имение, полученные столь жестоким и неправедным путем, законному наследнику, которого должен признать таковым при свидетелях. Далее, свое законное имущество, наследное и нажитое, он передаст барону Фиц-Оуэну для его сыновей, своих наследников по праву родства. После чего ему следует удалиться в монастырь или покинуть королевство в трехмесячный срок. И в том, и в другом случае лица, получившие состояние лорда Ловела, возьмут на себя обязательство выплачивать ему достаточную сумму, дабы он ни в чем не нуждался. Тем самым я лишу его средств совершать новые злодеяния и предоставлю возможность посвятить остаток дней раскаянию. Таковы мои требования, я даю ему двадцать четыре часа на раздумья. Если он их отвергнет, мне придется прибегнуть к более суровым мерам и предать его в руки правосудия. Но, зная доброту лорда Фиц-Оуэна и его влияние на своего родственника, я ожидаю, что мое предложение, продиктованное уважением к милорду, будет принято.

Лорд Грэм горячо одобрил милосердие, продуманность и благочестие выдвинутых сэром Филипом условий и употребил всё свое влияние и красноречие, чтобы поддержать их. Лорд Клиффорд присоединился к нему, остальные же выразили свое удовлетворение. Тогда поднялся сэр Роберт Фиц-Оуэн:

— Разрешите заметить собранию, которое столь щедро распоряжается чужим достоянием, что мой отец купил замок и имение Ловелов. Кто возместит ему затраты?

На что сэр Филип отозвался:

— Дозвольте и мне задать вопрос: кто вернет моему подопечному доходы от имения, которых он был незаконно лишен в течение двадцати одного года? Не ответит ли лорд Клиффорд на оба вопроса, поскольку он лично не заинтересован ни в одном из них?

Лорд Клиффорд улыбнулся.

— По-моему, — сказал он, — второй вопрос дает ответ на первый, и обе стороны могут сами помериться долгами, особенно если принять во внимание, что детям барона Фиц-Оуэна достанется наследство, которое включает в себя деньги, полученные от продажи имения.

Лорд Грэм поддержал его:

— Надеюсь, это справедливое и великодушное решение удовлетворит обе стороны.

— У меня есть для милорда Фиц-Оуэна еще одно предложение, — сообщил сэр Филип, — если он примет уже высказанные.

Барон промолвил:

— Я ознакомлю с ними моего родственника и завтра сообщу вам его решение.

На этом они расстались, и барон вместе с сыновьями вернулся в комнату больного, где с благочестием духовника принялся увещевать своего шурина раскаяться в грехах и искупить их. Он сообщил ему о выдвинутых сэром Филипом условиях, отметив чудесное раскрытие преступления и последовавшее за этим наказание.

— Твое покаяние, — продолжал он, — еще может быть принято, а злодеяние прощено. Если же ты станешь и дальше упорствовать и откажешься искупить свою вину, то навлечешь на себя более суровую кару.

Преступник не сознавался в содеянном, однако не в силах был более отрицать справедливость слов зятя. Барон провел у его постели несколько часов и послал за духовником, чтобы тот исповедал больного. Вместе со святым отцом он оставался с лордом Ловелом всю ночь, советуя, предостерегая и увещевая поступить как должно — согласиться на условия сэра Филипа. Он же страшился удалиться от мира, но еще более — смириться с позором и бесчестьем и понести наказание.

На следующий день барон Фиц-Оуэн собрал всех у постели своего шурина и от его имени объявил, что принимает условия сэра Филипа Харкли, и, если юноша сможет, как обещал, указать места, где похоронены его настоящие отец с матерью, а приемные родители подтвердят его происхождение, он будет признан наследником Ловелов. Чтобы всё это удостоверить, с ним пошлют уполномоченных на то лиц, и, если выяснится, что его слова правдивы, ему немедленно передадут во владение замок и поместье в том виде, в каком они находятся. Барон пожелал, чтобы лорд Грэм и лорд Клиффорд определили уполномоченных, а сэр Филип и Эдмунд получили право назначить со своей стороны еще по одному человеку.