Евгений Тарле - Сочинения. Том 3

• Название: Сочинения. Том 3
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
• Жанр: История
• Год: 1958

 Евгений Викторович Тарле. Собрание сочинений двенадцати томах томах. Том III.

Содержание тома:

1. «Континентальная блокада». Том I.

---

Торгово-промышленные слои вообще неустанно повторяли императору, будто общий мир — главная и заветная его цель[50].

О чем бы, например, в годы перед Тильзитом ни говорили представители промышленных кругов Франции, они неизменно кончали либо выражением надежды на близкий и прочный мир, либо на полное восстановление торговых сношений с Восточной Европой и Германией[51].

Важнейшая торговая палата Империи, одобряя войну с Англией, не перестает в той или иной благовидной форме говорить о прочном мире, который должен же наконец наступить[52].

Когда Империя уже погибала, власти, обращаясь к торговым палатам, не уставали подчеркивать, что препятствием к заключению мира был отнюдь не Наполеон, но были его враги. Они циркулярно извещали об этом торгово-промышленную Францию[53].

Можно сказать, если не считаться с оттенками и стремиться к формулировке вывода в немногих словах, что: 1) торговые слои Франции жаждали прочного и немедленного мира с континентом и с Англией; 2) что из промышленных слоев такого же мира желали фабриканты предметов роскоши, и прежде всего лионские фабриканты шелковых материй; 3) что большинство других представителей промышленности (и прежде всего владельцы заведений всех отраслей текстильной промышленности, кроме шелковой) желали мира с континентом, но побаивались мира с Англией, который, по распространенному мнению, должен был повлечь заключение невыгодного для них торгового договора.

Таковы были наиболее сильно сказавшиеся стремления промышленников. A priori у них должны были бы быть жалобы и другого рода, например на тяжесть налогового бремени, все возраставшую вследствие непрерывных войн. Но подобные жалобы в общем неслышны.

Еще в 1799 г. (законом от 6 прериаля VII года) был введен специальный военный налог (la decime de la subvention de guerre) в 10% со всяких пошлин, взимаемых во Франции. Этот налог держался в течение всего наполеоновского царствования и взимался неукоснительно даже в городах вроде Данцига, который не был присоединен к Империи, но где стояли французские войска[54]. Это был тяжелый налог, и время от времени, но очень редко, о нем вспоминают; однако совершенно ясно, что он вовсе не стоит не то что на первом, а даже и на третьем плане, когда речь идет, например, о пожеланиях промышленников, хотя именно с них он взыскивался особенно исправно и неуклонно при получении сырья из-за границы, при совершении ряда сделок и т. д.

Глава III ПЕРВЫЕ ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ НАПОЛЕОНА Амьенский мир и французские промышленники

1. Общее настроение в начале Консульства. Протекционистские стремления промышленных кругов. Контрабанда и борьба с ней до Амьенского мира. 2. Настроение промышленных кругов и правительства при заключении Амьенского мира. Политический мир и таможенная война. Контрабанда в эпоху Амьенского мира. Расторжение Амьенского мира

1

Франция (и торгово-промышленная часть общества в особенности) желала в момент, когда Бонапарт захватил власть, двух вещей: устойчивого, прочного порядка и внешнего мира, и притом оба эти блага представлялись соединенными причинной связью. «Мир есть желание всех французов… но какая держава захочет заключить мир с правительством, лишенным устойчивости?» — вопрошал в 1800 г. один публицист (Cadet-Gassicourt) в довольно смело написанной брошюре, где не было и признаков той почти поголовной мании курения фимиама, которая охватила тогда, особенно после Маренго, французскую публицистику; тем знаменательнее, конечно, эти слова в устах довольно сдержанного публициста[1]. Жажда видеть наконец сильное и устойчивое правительство была распространена широко. Полнейшее равнодушие, апатия к политическим делам, жажда покоя, стремление передать все в сильные и надежные руки — вот настроение Франции, громадного большинства общества в первые годы Консульства[2].

Относительно области торговой и промышленной политики можно с еще большим правом повторить то, что сказал Рене Штурм относительно финансов времен Консульства: с Наполеоном никто не спорил о размерах власти[3], которую он захватил; от него ждали одного — успокоения, порядка, возможности перевести дух после пережитого.

И очень скоро обнаружилось, что от генерала Бонапарта ждут также и в области экономической жизни всяких благ, почти чудес; что и в этой области он встретил беспрекословное повиновение и полное доверие. Это настроение держалось в народной массе и в урожайные, и в неурожайные годы Консульства. В 1799 г. урожай был хорош, ощущался на рынке излишек хлеба; урожай 1800 г. был посредственным, урожай 1801 г. прямо плох, пришлось прибегнуть к ввозу из Бельгии и других стран. Сторонние наблюдатели знают, что будет ропот, что будут жаловаться на правительство именно потому, что на него смотрят как на провидение. «Bonaparte a tant fait, on suppose que tout lui est possible. On l’invoquera dans une crise où naturellement on devrait n’invoquer que le Très-Haut». Это одна черта, которая характерна для народного умонастроения в первые годы Консульства. А вот и другая: уверенность, полная и твердая, что жалобы «скорее будут стонами» и что дальше жалоб дело не пойдет и пойти не может, так что правительству не придется даже пустить в ход свою силу[4]. И можно сказать, что именно экономическую область часть публицистов считала той, где может и должна прежде всего сказаться благая, всеустрояющая роль нового повелителя Франции.

Любопытно отметить, что в самом начале Консульства, когда промышленность была в полнейшем упадке (после революции), официальный оптимизм больше основывался на рассуждениях о французском земледелии.

В глазах лиц, близких к правительству, даже уничтожение французской внешней торговли при революции послужило длительным доказательством, что Франция может сама вполне удовлетворить всем своим нуждам, но объяснялось это усовершенствованием земледелия (каковое усовершенствование — за время революции — они склонны были признавать если не фактом, что «conjecture plausible»[5]). Но долго пробавляться такими размышлениями нельзя было. Нужно воскресить промышленность всеми мерами, — вот одна из задач, ставших в первую очередь.

Уже в первые годы наполеоновского владычества Blanc de Volx, высказывая мысль, аналогичную той, которую выражали до него Тюрго, после него — Сен-Симон, и приурочивая ее к переживаемому моменту, писал, что правительства начинают менять свои политические планы «и становятся из военных торговыми» (et ils deviennent commerçans, de guerriers qu’ils étaient); он предвидел при этом, что «будущие раздоры будут иметь причиной только торговлю»[6].

Правительство в первые годы наполеоновского владычества не перестает уверять промышленников, что оно сумеет оградить их от какой бы то ни было, иностранной конкуренции: не впустит ни под каким видом во Францию те товары, которые до тех пор были воспрещены к ввозу. Особенно решительно приходилось делать эти уверения[7] в тот короткий промежуток времени 1802–1803 гг., когда вторая коалиция была побеждена, третья еще не образовалась, и даже с Англией был заключен мимолетный Амьенский мир. Протекционизм, самый последовательный и решительный, был на очереди дня в правительственной программе первого консула.

Поощрения в этом же смысле приходили иногда с самой неожиданной стороны. Престарелый Неккер, приветствуя утверждение власти генерала Бонапарта и давая предсмертные советы новому правительству, тоже высказывался в том смысле, что хотя принципиально свобода торговли предпочтительнее всякой другой торговой политики, но так как другие нации оградились от Франции тарифами и не покупают у нее, то благоразумие требует, чтобы и она держалась того же образа действий[8].

Каковы были общие воззрения и стремления Наполеона как экономического политика, мы уже знаем. Здесь достаточно прибавить, что не только общее успокоение и утверждение прочного политического порядка способствовали оживлению торгово-промышленной деятельности, но и ряд мер, специально для этого предпринятых. Так, было всячески облегчено возвращение эмигрантов, владельцев капиталов, которые могли бы быть в этом смысле полезны.

Много эмигрировавших купцов, промышленников, капиталистов вернулось в первые годы Консульства, и существенным в их пользу аргументом в глазах властей являлось то, что и они, и их капиталы необходимы для оживления промышленности во Франции, что если их не впустить во Францию, то от этого выиграют другие страны[9].

По свидетельству Молльена, капиталисты в эти первые времена Консульства стали вкладывать в земледелие, в промышленность, в торговлю свои деньги, которые лежали припрятанными в эпоху революции[10]. Но больше всего пользы правительство ждало от прочного и действительного ограждения французской промышленности от английской конкуренции.

Современники иногда указывали историческую преемственность торговой политики Наполеона и считали его продолжателем Кольбера. Подрыв могущества Англии посредством уничтожения ее торговли — эта идея была завещана Наполеону историей, по весьма популярному в эпоху Консульства мнению[11]. Правда, цифры торгового баланса, представленные генералу Бонапарту, давали довольно утешительный результат: выходило, что Франция ввозит сравнительно очень немного иностранных фабрикатов.