Илона Хитарова - Семейные тайны

• Название: Семейные тайны
• Автор: Илона Хитарова
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-8189-0530-6

В один из тех чудесных летних дней, когда солнце согревает душу, в жизнь Даши Ивановой врывается темное прошлое. Мчась по запруженным улицам, внучка великого академика Иванова сбивает выбежавшего на середину шоссе нищего старика. Выскочив из машины, она цепенеет под взглядом бесцветных глаз. Почему они так ей знакомы? Почему в них видна боль, злость, беспредельное отчаяние и глухие коридоры интриг? Может ли быть, что сама судьба подарила Дарье эту встречу с убийцей, предателем, чье имя было запрещено произносить в семье великого ученого?

---

Лиза за это время тоже изменилась. Чуть пополнела, стала более спокойной, но, с другой стороны, и более забитой. После истории с фамильным колье она больше не решалась ни на один шаг без ведома мужа и советовалась с ним буквально по каждому пустяку. Как японская жена, Лиза следовала на полшага позади академика…

Гоша не совсем понимал, чем вызвана эта перемена, но восхищался умением отца даже дома, рядом с молодой красавицей, быть истинным главой семьи…

Александр Николаевич, казалось, был всем доволен. Удобно устроившись в кресле и раскуривая любимую трубку, он долго смотрел на сына из-под густых, низко опущенных бровей, но голубые глаза его смеялись. Чувствовалось, что отец рад встрече…

Лиза, поставив на стол поднос, скрылась за дверью кабинета.

Академик налил кофе в чашку. По его лицу пробежала легкая тень.

— А невестка чего, не пожелала приехать? — Он знал, что Настя тоже в Москве…

— Я не пустил… — Гоша с удовольствием отхлебнул горячий ароматный чай.

— А что случилось? — поинтересовался Александр Николаевич.

— Да так…

— Поссорились?

— Поссорились… — соврал Гоша. Ему почему-то не хотелось признаваться отцу в своей сентиментальной слабости — нежелании будить сонную жену…

— Ну, пустяки, помиритесь, знаешь ведь — милые бранятся… — проворчал Александр Николаевич с некоторым недовольством. Ему не нравилось, что Настя позволяет себе спорить с его сыном.

— …только тешатся. — Гоша закончил фразу, наливая в чашку кофе. Он заметил реакцию отца, но не одобрил ее. В конце концов, каждый строит свою личную жизнь как хочет. Гоша еще помнил, что его собственная мать, Лидия Алексеевна, обладала весьма независимым характером и была совсем не похожа на робкую Лизаньку. И относился к ней Александр Николаевич тоже совсем иначе — с гораздо большим уважением, трепетом и, как хотелось думать Гоше, любовью.

Поняв, что личную жизнь сын обсуждать не будет, Иванов замолчал. Гоша тоже расслабился, устроившись в уютном отцовском кресле.

Пока они пили кофе, Александр Николаевич то и дело посматривал на тоненькую белую книжицу, лежащую на журнальном столе — Гошин автореферат. Не удержавшись, он в который раз взял ее в руки:

— Молодец, сын, молодец. Егорка-то когда защищался, сколько мне повозиться пришлось — а ты все сам. Можно сказать, и себя, и меня реабилитировал. Есть еще порох в семье Ивановых!

Гоша улыбнулся. Отец хвалил его редко, а потому эти слова были особенно приятны. Собственно, именно о них он мечтал в первую очередь, корпя над бумагами в течение долгих трех лет. Гоше было настолько радостно слышать, как его хвалят, что его даже не раздражала всегдашняя привычка отца воспринимать успехи домочадцев исключительно через призму собственной личности. Успех Гоши Александр Николаевич воспринимал прежде всего как собственную заслугу, и тот факт, что Гоша в отличие от Егора весь аспирантский путь прошел самостоятельно, здесь ничего не менял. Талант Гоши для отца означал лишь то, что он правильно воспитал своего сына.

— Да, правильно… Все правильно… — размышлял академик. — Главное — результат есть, а кто не ошибается… — он положил книжицу на стол и цепко зыркнул на сына.

Гоше была непонятна интонация отца, прозвучавшая в этих словах, и он решил уточнить:

— Папа, ты, собственно, о чем?

Александр Николаевич задумчиво, как бы проговаривая мысли про себя, произнес:

— Да так… о прошлом… Впрочем, ты уже себя полностью реабилитировал, можно и не вспоминать. Мало ли что в жизни бывает…

Гоша внимательно посмотрел во внезапно ставшие колючими глаза академика. Он знал его достаточно хорошо, чтобы понять: это один из его знаменитых «подколов». Отец говорил нечто малопонятное и невразумительное, а собеседник начинал медленно съеживаться и краснеть, вспоминая какой-то свой неизвестный окружающим грех.

Гошу этим пронять было непросто, да и не чувствовал он за собой никаких таких грехов, чтобы краснеть и теряться перед Александром Николаевичем. Однако тот явно намекал на какие-то конкретные обстоятельства, а значит, следовало выяснить, что он имеет в виду.

— Папа, я в самом деле не понимаю, о чем речь! Объясни! — В его голосе прозвучало искреннее недоумение.

Академик устало скосил на сына глаза и задумался. Стоит ли продолжать разговор? Он вообще не собирался сегодня вспоминать прошлогодние события, но всегдашняя, ставшая почти автоматической привычка связывать окружающих чувством вины возобладала. Сын сделал большой шаг в карьере, стал достаточно независимым, и настало время подтвердить над ним свою отцовскую власть. Александр Николаевич ожидал, что уже легкий намек заставит Гошу смутиться, но тот оказался на удивление хладнокровным.

— Не знаешь? — Александр Николаевич посмотрел на Гошу особенным, бесстрастным и потому особенно страшным взглядом голубых глаз. Когда-то подруга юности Егора, Жанночка, назвала эти ничего не выражающие глаза «зеркальным взглядом». Страшно смотреть на человека, в глазах которого не отражается ничего, кроме тебя самого.

Выдержав паузу и поняв, что Гоша уже нервничает, Александр Николаевич ласково спросил:

— Гоша, когда вы в прошлом году у меня в гостях были, ты ко мне в кабинет втихаря не забегал?

Гоша удивился:

— А ты откуда знаешь?

Академик насторожился. Голос сына был удивительно спокоен для такой ситуации, ему показалось, что Гоша даже немного расслабился, сидя в кресле…

— Лиза тебя видела… Ну так что, не забегал? — Он пристально посмотрел сыну в глаза.

— Забегал… — В голосе Гоши, однако, не было ни малейшего смущения.

— Но денег не брал?

— Брал… Ну и что? — Гоша смотрел на отца почти с вызовом.

Гоша и Александр Николаевич уставились друг на друга, как два тигра, готовые ринуться в бой.

Наглость Гоши ошеломила отца:

— То есть как это ну и что? Ты брал у меня в кабинете деньги или нет? — Он уже почти орал на сына.

— Брал! — Гоша тоже перешел на повышенные тона. — Но не понимаю, чего ты на меня орешь!!!

Александр Николаевич так возмутился, что почти растерялся. Щепетильный Гоша не был смущен своим прошлогодним поступком? Это было и дико, и непонятно… Иванову понадобилось добрых десять секунд, чтобы опомниться.

— То есть ты считаешь совершенно нормальным втихаря взять деньги из шкатулки отца и ничего ему об этом не сказать? — Интонации речи Александра Николаевича приобрели тот спокойно-медовый оттенок, который означал высшую степень гнева. Он уже был слишком зол, чтобы кричать…

Теперь заорал Гоша:

— Какая, к чертовой бабушке, шкатулка! Я взял конверт, лежавший между полками. — Гоша показал где именно лежал конверт. — Ты мне сам подарил эти деньги на двадцатилетие!

Александр Николаевич замолчал. Он вспомнил, что в самом деле шесть лет назад подарил Гоше на день рождения конверт с довольно большой суммой денег. Гоша тогда как раз переживал сложную фазу взросления и болезненно переживал свою зависимость от известного отца. Подаренные деньги он взять категорически отказался, а не менее упрямый отец засунул конверт между полок шкафа: «Будут лежать здесь. Понадобится — возьмешь…»

Александр Николаевич провел рукой по щели между полками, понял, что конверта там действительно нет и растерянно сел обратно в кресло. Выходит, Гоша взял только то, что ему причиталось… Сумма в конверте была во много раз больше украденной, и Гоше не было никакого смысла интересоваться еще и шкатулкой…

Баженов вошел в просторный ресторан. Обычно, если было время, он приходил сюда на обед. Еще теплое сентябрьское солнце шевелило разрисованную вручную занавеску на большом приоткрытом окне. Мягкие синие диваны и коричневые полированные столики казались необычайно уютными.

Олег устроился в любимом месте, у задней стены, и стал ждать официанта.

— Разрешите, Олег Григорьевич?

Голос был до удивления знакомым. Он поднял глаза и увидел Ларису Куликову. Видеть Ларису ему было неприятно, настолько неприятно, что в последний год он даже перестал бывать у Куликовых в гостях. За прошедшее время он так и не смог понять, какая дьявольская сила надоумила его совершить невероятный, как ему казалось, поступок — стать любовником жены своего друга. Лишь недавно, когда благодаря его протекции Максим получил неплохое продвижение по службе, Баженов более менее избавился от угрызений совести. Но злость на Ларису все еще не прошла. Дело было даже не в том, что он винил ее в случившемся. На его взгляд, Лара была слишком молода и импульсивна, чтобы в полной мере отвечать за свои поступки. Отвращение к Ларе было вызвано лишь тем, что она ему слишком ясно и слишком очевидно напоминала о собственной ошибке… Увидев ее сейчас, Баженов, не затрудняя себя правилами хорошего тона, произнес: