Грааль Арельский - Подарок селенитов (сборник)

• Название: Подарок селенитов (сборник)
• Автор: Грааль Арельский
• Издательство: Издательский дом "Тардис"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010

Сборник произведений Грааля Арельского (псевдоним писателя Стефана Стефановича Петрова). Впервые напечатаны 1926-27 гг., в ленинградском журнале "Мир приключений".

---

Вдруг изображение начало сдвигаться вправо. Мелькнула широкая голубая поверхность озера, огненно-красная полоса земли, а затем опять зеленовато-желтое пространство между двумя голубоватыми лентами каналов. Здесь движущихся темных точек было больше и они казались отчетливее.

— Я навел радио-рефлектор немного севернее озера Солнца. Это — канал Оронт — прозвучал неожиданно голос Николая Александровича, о присутствии которого мы, очарованные всем виденным, совершенно забыли.

— Нет никакого сомнения, — воскликнул восхищенный Павел, — что во время таяния снегов каналы наполняются полярной водой. Она разливается и орошает пространство между каналами, где произрастает растительность. Сейчас конец лета и идет сбор жатвы. Эти движущиеся точки — марсианские земледельческие машины.

— Я тоже так думаю, — задумчиво проговорил Николай Александрович, склоняясь над микрометрами. — Давайте, возьмем местность еще северное, где переплетаются шесть каналов, фотографирование которых дало Дугласу его знаменитую звезду.

Прежнее изображение сдвинулось вправо и с необычайной отчетливостью на шаре выступила резко очерченная черная пятиконечная звезда.

— Значит Дуглас все-таки был прав! — воскликнули мы с Павлом.

— Вглядитесь внимательно и вы увидите в чем тут дело. Переплетение шести каналов — Оронта, Физона, Тифониуса, Ефрата, Гидекеля и Птолонилуса — в своем естественном виде уже почти даст звезду, но марсиане еще прорыли между ними дополнительные каналы, преследуя этим цель получить совершенно правильную фигуру.

— Поразительно!

— Что вы в видите в середине пентаграммы?

— Я вижу совершенно ясно, высокое цилиндрическое здание, подобное зданиям города Солнца.

— Ты прав, Павел! По моим соображениям, это здание — главная обсерватория марсиан, а пентаграмма, — ее окружающая, — символ астрономии, которым на Марсе, вероятно принято окружать обсерватории. Ты ведь помнишь, что астрологи при помощи несложных геометрических построений получали на ней совершенно точно расстояния планет от Солнца.

— Признаться, я был склонен думать, что это сигнализация. После всего виденного, право, не трудно поверить, что марсианские астрономы хорошо осведомлены о нашем коммунизме…

— И знаешь, — улыбнувшись на его замечание, продолжал Николай Александрович, — подобных звезд-пентаграмм не мало разбросано по разным, местам Марса. Мы сейчас увидим северную часть планеты, и там около Исменийского озера находится вторая обсерватория.

— Но северная часть Марса сейчас невидима, — возразил я: — там — ночь.

— Ну так что ж… Вы увидите чудесный ночной ландшафт, а, кроме того, по ночам пентаграммы вокруг обсерваторий начинают светиться. Это сказочное зрелище.

— Мне понятно, почему мы увидим обращенную от нас сторону Марса, — сказал. Павел. — Спутник сейчас зайдет за планету, но нам он будет еще долго виден, так как часть дуги эллипса, по которой он вращается, видима с нашей Земли под большим углом.

— Совершенно верно! — подтвердил Николай Александрович, — этот спутник, взойдя на небо северного полушария Марса, пошлет нам свето-волны его поверхности, а, кроме того, мы увидим и небо, отраженное в воде Исменийского озера.

Мы снова устремили взоры на блестящий вращающийся шар…

Он сделался совершенно темный и на нем вспыхнула яркая светящаяся пентаграмма. В голубоватом полумраке она отливала красно-зеленоватым светом, настолько ярким, что мы первое мгновение ничего больше не замечали. Но вот глаза наши привыкли и мы различили темное очертание здания посередине. Затем изображение звезды отодвинулось вправо и перед нами появился город. Он был ярко освещен и можно было отчетливо различить все малейшие детали. Цилиндрические здания стояли, тесно прижавшись друг к другу, на высоких, странной конструкции столбах. Вероятно, во время разлития весенних вод, каналы выходили из берегов и заливали большие пространства около городов. Эти столбы были соединены сложными сетями виадуков — улиц, ярко освещенных, по которым ползли в разных направлениях темные точки поездов. Улицы были расположены и по верху зданий, и там, судя по количеству движущихся разноцветных точек, было шумное движение.

— Я навожу рефлектор на поверхность Исменийского озера, — услышали мы тихий голос Николая Александровича. — Сейчас мы увидим небо Марса…

Изображение города исчезло, стертое, как резинкой, продолговатым черным пятном, появившимся на шаре. В темном пятне отчетливо вспыхнули две яркие серповидные луны, плывшие друг другу навстречу. Между ними горели зеленоватые звезды знакомых созвездий. Созвездие Лебедя одним крылом закрывало часть неба, и его звезда Альфа сверкала неподвижно в зените, заменяя роль нашей Полярной Звезды. Зрелище было поистине волшебное и мы не могли оторвать от него своего восхищенного взгляда. Луны Марса на наших глазах изменяли фазы, внося еще более очарования в эту сказочную картину. Получалось такое ощущение, что мы сами находимся на Марсе и видим всю эту картину своими глазами. Да, Николай Александрович был прав, когда говорил, что он побывал на Марсе! Бросив случайно взгляд на серп Фобоса я вдруг заметил узкую полоску ярко-алых точек, которая начала быстро передвигаться между звездами.

— Что это такое? — изумился Павел.

— Не что иное, как аэробиль пригородного сообщения. Планета сообщается со своими спутниками. Аэробиль сейчас отошел от Фобоса. Однако, друзья мои, я дам вам сейчас снова обсерваторию. Пентаграмма нам еще не все объяснила. Одну минуту, я включу сейчас аппарат для ловли звуковых радио-волн…

Николай Александрович остановил шар и зажег свет. Около рефлектора он поставил маленький ящичек из красного дерева с индукционной катушкой, к которой на проводах прикреплялись три слуховых радио-трубки. К катушке магнита была припаяна тонкая металлическая игла, упирающаяся одним концом в навощенную разграфленную карточку-пластинку. Потом он поставил электробатареи и соединил их с ящиком и с рефлектором.

Погасив свет, он пустил шар, на котором снова зажглась зеленоватая звезда. Одновременно с этим стрелка дрогнула и начала вычерчивать кривую на пластинке. Когда кривая заполнила всю пластинку, он остановил аппарат и, вынув пластинку, передал ее нам.

Мы принялись ее внимательно рассматривать.

— Да ведь здесь получилось какое-то слово! — воскликнул пораженный Павел. — Подождите, подождите… ну, конечно, это «Мурлуу». Что за чудеса, от которых у меня начинает кружиться голова…

— Ха-ха-ха! — добродушно рассмеялся Николай Александрович. — Это марсианское слово. Что оно обозначает, я, конечно, но знаю. Но пентаграмма почему то посылает через известные промежутки времени неизменно это слово в пространство. Возьмите радио-трубки и послушайте. Я сейчас поставлю новую пластинку…

Первое мгновение я не слышал ничего, кроме металлического гудения электро-батарей, но потом оно прекратилось и наступила мертвая тишина. Подобной тишины я никогда не слышал у нас на Земле. Мне показалось, что она наполняет все мое тело какой-то легкостью, каким-то абсолютным забвением всего окружающего. Эта тишина безвоздушного пространства давала мне такое ощущение, как будто я погружался в тихие воды безбрежного и бездонного озера, залитого зеленовато-голубым светом мерцающих звезд. Я закрыл глаза… И вот я услышал тихую мелодию, такую бесконечно-грустную и сладостную, что у меня замерло сердце. Ее ритм напоминал струившийся свет, который менял оттенки и делался все ярче и ярче. И когда мелодия достигла, наконец, своего апогея, — она неожиданно оборвалась… И тогда я услышал отчетливо прозвучавшее таинственное слово: Мурлуу. Оно прозвучало протяжно и печально и напомнило мне почему то бой старинных часов, разнесшийся по всему полушарию спящей планеты. И в его печали я почувствовал какой-то глубокий, скрытый смысл, какое-то откровение, какую-то неразгаданную тоску жизни…

Николай Александрович взял меня за плечо и я с трудом открыл глаза.

На пластинке, которую он держал в руке, кривая опять вычертила то же слово: Мурлуу.

Мы сидели в кабинете.

Николай Александрович налил себе большой стакан вина и сказал:

— А все-таки я был прав! Не человек создает машину, а машина создает человека. Я в полном рабстве у своих машин, и вся моя жизнь полна этого необычайного рабства…

И вы… вы тоже теперь отравлены навсегда.

Он залпом выпил вино и замолчал.

Павел сидел, опустив голову на руки и задумчиво устремив взор в одну точку.

Я подбросил дров в догорающий камин. Они, весело потрескивая, вспыхнули, и кабинет наполнился красноватым отблеском пламени.

Окна начинали слегка голубеть. Наступал рассвет. В молочно-сизых сумерках, над покрытыми инеем. молчаливыми полями, нависла мертвая тишина печали. И мне почудилось с особенной остротой, что там, за окном, все еще продолжает звучать это печальное слово неразгаданного смысла жизни.