Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

— Кто там? — услышал Саша знакомый голос.

— Это я, отец Алексей! — отозвался Саша. — Саша Волгин. Мне нужно с вами поговорить!

Удерживая лаявшую собаку, хозяин открыл калитку, впустил Сашу внутрь.

— Извините, пожалуйста, что я беспокою так поздно…

— Ничего — ничего… Проходите, Саша…. Юноша вошёл в дом, поднялся по ступеням сеней, которые были заставлены кипами всевозможных журналов, следом за хозяином повернул в какую-то тёмную комнату — веранду.

— Садитесь, Саша! — предложил отец Алексей, указывая на стул и, усаживаясь на другой, спросил: — У меня уже все спят. Поэтому мы поговорим тут… И свет зажигать не будем… На всякий случай… Что случилось?

Сбивчиво, Саша начал излагать последние события. Священник слушал, иногда что-то переспрашивал, уточнял. Наконец, когда Саша спросил, как ему следует дальше поступать, отец Алексей помолчал некоторое время, обдумывая что-то, наконец сказал:

— Здесь трудно советовать… Сказано: не думайте о том, что отвечать… Бог подскажет в трудную минуту, что говорить… Вы, ведь, знаете Писание: "Дух дышит, где хочет…" И тем не менее, конечно, нужно взвешивать каждое своё слово… Прежде всего, вы правы, нам не нужно, чтобы они знали, что мы, как-то связаны… Они меня спрашивали: знаю ли я Волгина… Но я сыграл на недоразумении… Я ответил, что да, знаю одного дьякона Александра Волгина — вашего двойного тёзку, но что этот Волгин никакого отношения к интересующим их вопросам не имеет… К сожалению, Никаноров, действительно, сообщил чрезвычайно многое — даже такие детали, о которых можно было бы не говорить… Однако, перейдя в католичество, он, разумеется, тем самым перестал быть моим прихожанином. А это значит, что я не могу нести ответственности за его деятельность и за всё, о чём он решил заявить… Впрочем, боюсь, он сообщил всё, что знает о вас и о Санитаре. Поэтому будьте готовы к худшему варианту. Тем не менее, я полагаю, вам опасаться абсолютно нечего. Кто вы такой? Что вы сделали? Единственно только то, что были знакомы с Санитаром, Никанорровым, Сергеевым. И только! Мало ли людей было знакомы с ними? Ведь, всех не будут за это сажать! Поэтому спокойно можете отправляться и давать показания. В конце концов, это, ведь, ваш, так сказать, "гражданский долг"…

— Отец Алексей, — прервал его вдруг Саша. — Дело-то вовсе не в этом! Я опасаюсь одного: если начнут допрашивать, то сам факт допроса, а затем подписи протокола, может быть повёрнут таким образом, что это послужит во вред Санитару. Они перефразируют мои ответы так, что это будет выглядеть уликами против него. Ведь Никаноров — не глупее меня! Однако, ведь, как всё вышло!

— Ну, это уже как получится! — ответил священник. — На то воля Божия. Ваше дело — не сказать ничего лишнего, не оклеветать… По крайней мере сознательно… Отвечать как можно проще, формальнее, ничего не уточняя. Можно всегда сослаться на память. Ведь прошло несколько лет с тех пор, как вы прекратили с ним встречаться… Положитесь на Господа… Он не оставит… Мы сейчас не можем предположить всего, что они захотят узнать… Хорошо, что вы пришли… Вы правы: будет лучше, если они не станут связывать дело Санитара с… другими делами… Если завтра меня снова о вас спросят, то скажу, что мы не знакомы… Да и на самом деле, разве так уж часто мы с вами виделись в последнее время? Раз в месяц… У меня в храме бывает много людей… Я не обязан всех помнить… Теперь нам на самом деле лучше воздерживаться от контактов… Если случится что-то чрезвычайно серьёзное — дайте знать через вашу жену… Однако, вам опасаться нечего…

С этими словами отец Алексей поднялся, благословил юношу, проводил его до калитки.

"С Богом!" — услышал Саша из темноты, за спиною, уже шагая в сторону от забора, к асфальтированной тропе, что должна была быть где-то впереди, за деревьями…

Несколько минут Саша искал дорожку. Наконец, споткнувшись об её выступавший край, он зашагал к станции, то и дело останавливаясь из опасения оступиться и сойти на землю.

"Если бы КГБ захотел, легко бы мог на этой тропе сделать всё, что угодно, и с отцом Алексеем, и сейчас — со мной…" — подумал он.

Вскоре глаза его стали привыкать к темноте и различать очертания дорожки. Зашагав более уверенно, он неожиданно услышал сзади какой-то шум, резко остановился — и сразу же кто-то сзади толкнул его в спину.

— Ах! Твою мать! — услышал он. — Кто тут?!

— Я… — Саша не нашёл, что сказать лучше.

— "Я"… — передразнил его грубый мужской голос. — Головка от хреня!"

Чья-то тень обошла его и, не сказав ничего больше, двинулась вперёд, оставляя Сашку в испуге и недоумении.

Некоторое время он ещё неуверенно шагал вперёд и, когда понял, что грубый дух аборигена растворился, исчез бесследно в той среде, откуда появился, всё ещё чувствуя себя неловко, Саша пошёл быстрее.

На перроне, у самого спуска с лестницы, стоял мужик в телогрейке.

Отступать было глупо и нелепо. Саша направился мимо него.

— Это ты, что ли, был там? — спросил мужик показывая рукой в сторону темноты, откуда пришёл Саша.

— Да…

— Закурить есть?

— Нет. Не курю…

Он двинулся по перрону туда, куда предполагалась прибыть головная часть поезда.

Остановившись поодаль он оглянулся. Мужик остался стоять на том же месте.

"Рашшина!" — вспомнил он анекдот из жизни, рассказанный как-то Санитаром о каком-то своём знакомом, русском длинноволосым хиппи, который, однажды встретив где-то коротко стриженного молодого парня в пиджаке, с презрением обозвал его "рашшиной"…

Но тут мысли его снова вернулись к действительности…

"И как он может жить тут, в такой глухомани?!"

Было тихо, будто всё умерло навеки. Чтобы нарушить эту тишину, юноша шаркнул ногой — и услышал эхо, отражённое от противоположного перрона.

"Почему все думают, что я боюсь КГБ?" — продолжал он свою думу. — "Ведь на самом-то деле, как говорит отец Алексей, мне совершенно нечего опасаться. И я это знаю. Поэтому и играю с ними "в прятки". А вот отцу Алексею и моей жене, действительно, есть чего бояться. Ведь им могут очень легко "пришить" дело… Они ошибочно думают, что и я боюсь… А боюсь ли я?"

Саша прошёл ещё вперёд, до самого конца перрона, поёжился от холода, стал растирать голые замёрзшие локти.

"Отец Алексей мне даже чаю не предложил… Просидели целый час в холодной тёмной комнате… У меня зуб на зуб не попадал от холода — а он, видно, подумал, что это — от страха!" — Саша ухмыльнулся. — "Наверное, он про чай не подумал, так же, как и я, выйдя из своего дома: ведь всё это не имеет значения по сравнению с тем, что происходит… Неужели он тоже боится? Ведь это так не похоже на него, всегда вдохновлявшего нас своим примером… Нет! Это невозможно! Он — не такой!"

Вдалеке, над уходящими в темноту рельсами, показался далёкий мерцающий свет. Будто огромная комета сорвалась с тёмного неба, упала на рельсы и катится, сметая всё на своём пути. Скоро она сожжёт Сашку вместе с перроном и мужиком в телогрейке, и покатится дальше, к Москве; влетит туда, сомнёт Ярославский вокзал, разметёт вокруг поезда, раздавит электронное табло с расписанием их прибытия и отправления, железобетонное здание с кассами; перескочит через Проспект, накроет Казанский вокзал, полетит дальше, через Садовое Кольцо, к центру, пока, наконец, не достигнет Лубянки…

Поезд неожиданно остановился, несколько десятков метров не доехав до конца перрона.

Саша опомнился — бросился по перрону назад. Уже мужик в телогрейке вошёл в свой вагон. А Саша всё ещё бежал, разрезая локтями холодный жгучий воздух. Наконец, он ворвался в передние двери, закрывшиеся с шипом за его спиной, обернулся, прислонился лбом к металлическим прутьям, на окнах, закрыл глаза, всё ещё вместе с огненным шаром продолжая лететь дальше…

Рукопись

На следующее утро, войдя в кабинет психиатра, он услышал:

— Вот он! Явился — не запылился! — Участковый психиатр, толстая чернявая женщина, неопределённого возраста, с пронырливыми восточными глазами, даже поднялась из-за стола.

— Садись! — скомандовала она. — Давай больничный!

Выхватив бюллетень из Сашкиной руки, она вернулась на своё место, положила лист в ящик стола.

— А теперь отправляйся к следователю! — сказала она властно, пронизывая юношу взглядом. — Принесёшь от него справку, с печатью, что прошёл допрос. Тогда получишь назад больничный.

— Я не знаю, что это за следователь… — залепетал Сашка. — Мирель Наумовна! Мне кто-то звонил, угрожал, ругался… Я плохо себя чувствую и без этого… Я не знаю, куда идти и зачем…

— Вот — телефон! — Она вырвала из календаря неиспользованную страницу, стала записывать номер. — Позвонишь — договоришься. Тебе скажут, что нужно делать. — Она протянула Сашке листок.

"Следователь Тихомирнов" — прочёл про себя Саша фамилию под рядом цифр.