Михаил Кретчмер - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Михаил Кретчмер
• Издательство: Типогр. А. С. Суворина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1888

Михаил Адамович Кретчмер (1822–1898).

1830-е гг. Детство. Годы учения в Екатеринославском и Чугуевском сиротских отделениях военных кантонистов. Быт, нравы, учителя. Определение кантонистов в Екатеринославский кирасирский полк.

---

Наконец прибыли 1 и 2 роты; но не полные. Часть их оставили в Чугуеве для распределения в уланы и артиллерию. Нас всех выстроили поротно и начали выбирать в первый кирасирский полк, который в то время именовался «Екатеринославским». Выбирало уже военное начальство и, конечно, выбирало лучших, но не по познаниям в науках, а по молодцоватости. Остальных затем отправили в другие округа для той же цели. Нам же, выбранным в Екатеринославский полк, на другой день велено выступать в места расположения эскадронов. Я попал во второй эскадрон, в селенье Вдованку. По приходе сюда, нас разместили по квартирам и тут случилось маленькое недоразумение. Поселенному комитету в предписании сказано было разместить нас по квартирам для одного лишь ночлега. Продовольствоваться мы должны были из котла; но оказалось, что не только нет никакого котла, но даже и самых кухонь; а, между тем, хозяева нас кормить не хотели. Прибыли вновь назначенные семь унтер-офицеров во главе с вахмистром, но они все были как в лесу, не понимая ровно ничего, что делать, и что предпринять. Эскадронный командир и не думал к нам являться; хозяева же знать нас не хотели. Положение наше было самое плачевное. Отправился вахмистр в полковой штаб и привез предписание, чтобы поселяне прокормили нас одну неделю. Поселенное начальство в видах безопасности от пожара отвело нам место для землянок, варенная каши и печения хлеба, слишком за версту от крайних хат поселения. Назначили из нас 50 человек рыть землянки. Земля была мерзлая, более чем на аршин, но все-таки в три дня явились землянки с печами. Привезли чугунные котлы; назначили хлебопеков и кашеваров, все-таки из нас, вновь прибывших, не имевших ни малейшаго понятия в варении каши и печении хлеба. Старых кантонистов не трогали на черныя работы. Наварили каши и напекли хлеба. Хотя и другое было настолько вкусно, что даже собаки ели неохотно. Говоря это, я не преувеличиваю ни на волос. Так как на дворе обедат было невозможно, вследствие сильных морозов и вьюг, то для обеда и ужина отвели десять крайних хат. Посуды не было никакой, ни мисок, ни ложек, и кашу носили из кухни в ведрах. Хозяева не давали нам ничего от злости, что им сделали такую неприятность. И действительно, неприятность для них была большая. Два раза в день к ним в хату врывалось по 20 человек. Хозяйке нужно стряпать, а, между тем, негде поворотиться; при том вошедшие каждый раз напустят холоду. И все это хозяевам нужно было терпеть без малейшаго вознаграждения от кого бы то ни было. Кантонисты начали красть ведра для ношения каши, но пока ее принесут за версту, она простывала. Начали красть корыта и, как бы холодно ни было, ели около землянок. После каждаго обеда и ужина Все страдали сильнешей ижжогой. Многие не только не могли есть этой каши и борща, но даже не ходили вовсе на обеды и ужины. В числе их был и я. Мы питались одним хлебом и то годным только для собак. Не знаю, что бы мы стали делать дальше, если бы Бог не сжалился над нами. Не даром пословица говорить, что «над сиротою Бог с калитою».

Ни в то время, которое я описываю, ни в настоящее время, никто не знает, кто был автор сочинения «Сон Пресвятыя Богородицы». Это была маленькая тетрадка листа в два, где говорилось, чтобы люди покаялись, соблюдали посты, любили друг друга и проч. и проч., в противном случав настанет конец света. Но самое главное в этом сочинении было сказано, что кто в своем доме будет иметь означенный «Сон Пресвятыя Богородицы», тот избавлен будет от всех бед и напастей, какия только существуют на земном шаре. Кроме того, владельцу «Сна» посыпятся, как из рога изобилия, все возможныя и не возможныя богатства и благополучия. Как же было простолюдину не стараться, во что бы то ни стало, добыть такую благодать. Каждый хозяин, а в особенности хозяйки, употребляли все старания поскорее прибрести «Сон Пресвятыя Богородицы». Посыпались заказы, и мы ночью, при каганцах, писали не сотни и не тысячи, а десятки тысяч «Снов Пресвятыя Богородицы»; требование этого «Сна» доходило до какой-то эпидемической болезненности. Кормить начали не только тех, которые писали и читали хозяевам, но и тех, которые вовсе не умели писать. Кроме того, нам давали холста на рубашки и обязательно по 80 коп. ассигн. (20 коп. сер.) на бумагу. Кормлению нашему помогло еще одно обстоятельство: кантонист Яковлев (из дворян) сделал в «Сне Пресвятыя Богородицы» маленькое прибавление такого содержания: «Аще кто будет хорошо кормить и мыть белье (до того мы мыли сами) кантонистов, возлюбленных моих детей, ростущих Христолюбивых воинов, которые будут побивать турков и супостатов, того я буду особенной заступницей пред возлюбленным сыном моим Иисусом Христом».

В каждом селении военнаго поселения было по 500 и больше дворов и потому можно судить как возростало требование на «Сны», и нам, хорошо писавшим, положительно падала манна с неба.

Но это была одна сторона медали. Теперь надо возвратиться к ея изнанке. Все мы, вновь прибывшие, разделены были на десятки.

Каждому десятку назначен был старый кантонист. Отвели более 20 хат для класснаго учения, но никакого класснаго учения не было, а обучали нас татакать по пальцам кавалерийския и артиллерийския сигналы, для чего мы садились потурецки на земле (никаких скамеек не полагалось) в кружок, в средине котораго находился старый кантонист, наш менторь, который полноправно нас наказывал и миловал, смотря по его смотрению и произволу. Все старые кантонисты важничали пред нами, но это не мешало им брать с нас взятки бубликами, булками и проч. Вахмистром приказано было каждому из нас достать себе пику, палаш и ружье деревянное; в тех местах, о которых я пишу, лесов нет, у хозяев каждый дрючок имеет ценность и свое назначение; кроме того, не всякий мог сделать себе упомянутое оружие. Я первый не знал как владет топором, но приказ дело исполняет: хоть тресни, но чтобы было. Приходилось плохо, но и тут нас выручил «Сон Пре-святыя Богородицы». Хозяйки, видевшия наше затруднительное положение и даже слезы и зная при том строгость вахмистра, начали просить своих муженьков, чтобы те достали нам смертоносное наше оружие. Сначала мужья отнекивались, но в конце концов уступили своим половинам и выкопали откуда-то не одного, а троих доморощенных мастеров, которые за известное вознаграждение отлично нас вооружили.

Считаю не лишним сказать здесь несколько слов о старых кантонистах. Большая часть их были почти не грамотные, но рослые и здоровенные. Обмундировка их была самая плохая: белыя куртки, с оранжевыми воротниками, обшлагами и эполетами; брюки сераго, толстаго, шинельнаго сукна, с оранжевыми кантами. От этой ли обмундировки, или на самом деле, но они все без исключения были брюхатые, неуклюжие и красиваго лицом положительно не было ни одного, так что каждый из нас прибывших, даже с бельмом на глазу, мог назваться панычем, в сравнена с ними; обмундировка наша была также лучшаго достоинства и красивее. Черныя куртки с красными кантами и такими же брюками. Никакого оружия у нас в отделении не полагалось и, кроме пешаго фронта, нас никаким строевым эволюциям не учили. Но здесь было совсем не то.

Ружейные приемы, фланкировка пиками, рубка палашами, верховая езда, для чего имелось в каждом эскадроне по 15 бракованных лошадей, пеший строй и пеший по конному (т. е. делать все то пешком, что делается на лошадях), изустное учение, рекрутская школа, гарнизонная служба до мельчайших подробностей. Дальше, ведеты, пикеты, рунды, сигналы, взводное, эскадронное, дивизионное, полковое, бригадное, четырех-полковое и корпусное учения со всеми боевыми его порядками. И все эти муштры нужно было знать наизусть, и каждый частью уметь безошибочно командовать, начиная от взводнаго и до корпуснаго командира.

Да и принялись же нас муштровать, с таким прилежанием и рвением, что не только 25° морозы, но даже и метели не прерывали муштры. Снег залепляет глаза, ужасный холод, а мы, знай, пиками колем воображаемую неприятельскую пехоту и деревянными палашами ее рубим напропалую. Бросим колоть и рубить, давай стрелять, но уже не пехоту, а неприятельскую кавалерию из своих дубовых ружей. Даже гадко делается, описывая глупости немецкаго нашего начальства, а потому подробности нашего учения, или, лучше сказать, мучения, оставляю пока и скажу об этом современем в сокращенном виде, а теперь расскажу как я попал в трубачи.

Пробыв в эскадроне месяца три, я вошел уже во вкус всех муштр, как вдруг является к нам полковой капельмейстер немец, с полковым же штаб-трубачем и с предписанием командира полка, допустить немца к выбору, по его усмотрению, четырех кантонистов в трубачи. Когда мы выстроились, немец пошел по фронту и перваго выбрал меня. Ни просьбы учителя нашего Трофимова, доказывавшаго, что я подаю большая надежды, ни мои слезы, не смягчили немца, и он ни за что не согласился меня уволить. Затем он выбрал еще троих и нас всех четверых, со всеми нашими пожитками, отправили в полковой штаб, в Сватову-Лучку. По прибытии туда, нас поместили в казарму, вблизи музыкантской школы, где мы застали четырех кантонистов, тоже выбранных в трубачи из перваго эскадрона; в число их попали два брата из потомственных дворян. Выдали нам сигнальныя трубы, дали ноты, приставили к нам учителей солдат-трубачей и пошла потеха надувания труб. Но это бы еще не беда. Назначили нас по очереди дежурить в казарме, т. е. топить и содержать в чистоте ее. Назначили, тоже по очереди, ходить на вести к немцу капельмейстеру, у котораго было до 15 штук громаднейших свиней. Обязанность вестового, т. е. наша, состояла в том, что мы должны были не только кормить и чистить хлевы этих животных, но даже мыть их лугом (настоем золы) и мылом.