Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

• Название: «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
• Автор: Юлия Нестеренко
• Издательство: Яуза: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56629-7

Кровавое лето 1942 года. В то время как Вермахт рвется на Кавказ, к грозненской нефти, в тылу Красной Армии готовится антисоветское восстание и свирепствуют банды абреков, во главе которых зачастую стоят бывшие партийные работники и даже «оборотни в погонах». Для связи с националистическим подпольем и ведения подрывной деятельности Абвер забрасывает в Чечню диверсионные спецподразделения, которым противостоит 141-й горнострелковый полк НКВД Лучшие «волкодавы» Берии решают создать ложный отряд, выдав себя за немецких парашютистов, и начать масштабную радиоигру с целью дезинформации Абвера и ликвидации бандподполья…

Советская контрразведка против вражеских агентов и «пятой колонны»! Истребительные батальоны НКВД против гитлеровского Sonderverband Bergmann (отряда особого назначения «Горец»), Чекисты против немецких диверсантов и местных бандитов. Первый роман об оперативниках НКВД в Чечне, основанный на реальных событиях.

---

Он недовольно покосился на Лайсат, но все же принял ее в качестве переводчицы. Затем они с оберштурмфюрером приступили к переговорам, а мы заняли по краям поляны позиции караульных.

— Хитрая бестия! — ярился после отъезда шейха чекист. — Скользкий, изворотливый, словно змея. Так и хочет объегорить, словно барышник на базаре: поменьше дать и побольше взять. Гарантии ему подавай! Чует, старый хрыч, что дела у гитлеровцев на Кавказе идут плоховато. Ничего по существу не сказал, никакого с него толку!

Петров рассказал, что повстанцы во главе с шейхом сильно рассчитывали на вступление в войну против СССР турок, своих собратьев по вере. Турецкое правительство, в свою очередь, собиралось объявить войну русским только после успешного взятия немецкими войсками Сталинграда. Но гитлеровцы завязли под этим волжским городом в затяжных боях, успех которых становился все более сомнительным, и осторожные турки занимали пока выжидательную позицию. Шейх тоже выжидал, чья возьмет, поэтому был не очень щедр на обещания сотрудничества с абвером. К тому же выяснилось, что число его сторонников не так уж велико, поэтому Петров решил усиленно искать контакты с Шериповым. Мы покинули окрестности солеварни и двинулись выше в горы.

Создавалось впечатление, что мы двигаемся не только в пространстве, но и во времени — навстречу наступающей зиме. Чем выше мы поднимались, тем холоднее становились ночи, к утру на пожухлую траву оседала уже не роса, а белая кайма инея. Холодный ветер нес по ставшему ближе небу рваные клочья облаков, они цеплялись за острые пики скал, в расщелинах которых чудом лепились корявые сосны. Парящие орлы с удивлением взирали на цепочку путников с рюкзаками на плечах, словно муравьи карабкающихся по крутому склону.

К вечеру мы дошли до окрестностей горного аула Хайбах. На околице собирал хворост крепкий мужчина в лохматой папахе и бараньем полушубке. Он выпрямился и без малейшего удивления или боязни смотрел на шестерых вооруженных немецких парашютистов.

— Ассалям алейкум, — поздоровалась с ним по-чеченски Лайсат. — Прости, отец. Попали мы сюда нечаянно. Нельзя ли нам провести здесь ночь?

— Сам Аллах ведет путников в горах, и он же делает их гостями избранного им горца, — сказал чеченец довольно чисто по-русски и, пригласив нас в саклю, пошел вперед.

Наклонившись под низкую притолоку, мы по одному вошли в небольшую комнату, посредине которой прямо на полу горел самодельный керосиновый светильник. Оба окна, расположенные в той же стене, что и входная дверь, были завешены маленькими пестрыми ковриками, поэтому мы и не видели снаружи света в доме.

Мебели в комнате не было, только вдоль стен тянулись невысокие, но широкие возвышения, на которых громоздились целые горы подушек и ковров. Свернув ноги по-турецки, мы расселись на этих возвышениях. Хозяин занес и установил небольших размеров столик на коротких ножках, а вошедшие вместе с ним две женщины принесли деревянное блюдо с фруктами и поставили его на этот столик. Их лица почти до самых глаз закрыты темными платками, но судя по легкой походке и стройным фигурам, обе они были еще молоды и красивы. Петров пнул меня ногой. Чего он хочет?

— Ду бист ариец, веди себя соответственно, — тихо пробормотал он.

— А пусть фроляйн останутся и составят компанию бравым солдатам вермахта, — начал играть свою роль я. — Мы уже более месяца лишены приятного женского общества.

Но строгий муж махнул рукой, и жены молча удалились.

Хозяин переставил с пола на стол светильник и пригласил нас отведать принесенного угощения. Блюдо опустело за несколько минут. Фрукты только разожгли аппетит, тем более откуда-то потянуло жареным мясом. Вскоре те же самые женщины принесли большую миску дымящейся баранины, миску с лагманом и несколько лепешек из кукурузной муки. Упрашивать никого из нас не пришлось.

Мы за обе щеки уплетали вкуснейшее мясо молодого барашка и вполуха слушали рассказ хозяина о пропаже его сына. Я помнил, как в прошлом году военкомы мобилизовали местных жителей на строительство оборонительных сооружений. Ретивые чиновники решили перевыполнить план, бойцы НКВД буквально устраивали облавы по аулам, без разбору хватая на улицах не только крепких, работоспособных мужчин, но и стариков, и женщин, и несовершеннолетних.

— Моему сыну было всего пятнадцать, его схватили на улице и в товарном вагоне повезли к линии фронта. Вместе с ним было еще много наших аульчан, было очень тесно, кормили очень плохо. Когда прибыли на место, выяснилось, что такие работники не нужны, а только привлекают внимание немецкой авиации. Вскоре действительно налетели самолеты, многие погибли под бомбами, часть разбежалась. Не знающие русского языка, они с трудом смогли вернуться в Чечню; среди них был мой сосед. А моего мальчика с тех пор я не видел, — скорбно вздохнул чеченец.

— Бату! — окликнул он своего старшего сына. По обычаю вайнахи никогда не называют своего первенца настоящим именем; считается, что это помогает отвести злые пожелания и направить их по ложному пути. В саклю вошел здоровенный малый, что называется, «косая сажень в плечах», я еще подумал, что данная отцом кличка очень подходит ему «бату» означает бычок. По возрасту и по состоянию богатырского здоровья парню сейчас было бы самое место на фронте, но хозяин объяснил, что он и многие другие аульчане откупились от призыва, не желая, чтобы сыновья гибли за власть большевиков.

— Лично я отдал корову. Пусть круторогая служит вместо моего Бату! — шутил чеченец. — И наш военком взял мою корову с благодарностью. А что, начальство всегда любило бакшиш — то есть взятки. А вот приехавших недавно в аул заготовителей мы встретили пулями: отчего я должен отдавать своих баранов для нужд армии оккупантов?

Оккупантами наш хозяин называл русских и не скрывал своего сочувствия абреческому движению. По моим понятиям он был кулаком, так как на его кукурузном поле вместе с ним и его сыном работали наемные батраки. Сам себя он считал просто хорошим хозяином, который не хотел быть в одном колхозе с лодырями и бедняками.

Скрывая свои истинные чувства, я молча уставился в тарелку и сосредоточенно жевал, разговор поддерживали в основном «оберштурмфюрер» Петров и Гюнтер.

Когда с едой было покончено, те же безмолвные женщины убрали стол, расстелили ковры, разложили подушки. Ночлег был готов. Как самому почетному из гостей — большому немецкому эпсару Петрову постелили на единственной в комнате кровати с простынями. Перед сном нам захотелось покурить, я машинально достал пачку немецких сигарет «Аттика». По лицу хозяина пробежало облачко недовольства.

— Аллах не любит в доме плохой дым, — перевела Лайсат.

Пришлось всем курильщикам выйти на улицу. Мы сидели около перевернутой арбы и курили, пряча огоньки папирос в ладонях. Я негромко заметил, что вижу огромную разницу между отношением к Советской власти у горных чеченцев и у тех, кто жил с нами на равнинной части Чечни: в окрестностях Грозного и Ачхой-Мартана.

— На равнине еще с царских времен оставались так называемые «мирные» чеченцы, которые более лояльно относились к русским. Недовольные захватнической политикой России стремились уйти подальше в горы, — тихо рассказывала Лайсат. — В годы Советской власти большевики пытались переселять горских жителей на равнину, и опять-таки спустились те, кто доверял русским, кого смогли убедить рассказы коммунистов о новой лучшей жизни. Психология переселенцев изменилась, они стали работать бок о бок с русскоязычным населением в колхозах и совхозах, их дети пошли в школы, научились русскому языку, стали пионерами и комсомольцами. В горах же создался своеобразный заповедник старых нравов, Советская власть с трудом закреплялась в труднодоступных ущельях и на высокогорье. Именно там скрывались всяческие белогвардейские недобитки и мутили народ. Они вспоминали клятву, данную вайнахами еще во времена Шамиля. Тогда горцы поклялись до конца вести священную религиозную войну газават против неверующих в Магомета захватчиков-россиян.

— Так Шамиль уже лет сто как умер, — перебил ее я.

— Но клятва давалась Аллаху, поэтому она вечна! — улыбнулась чеченка. — И вот пока немцы успешно наступали на кавказском направлении, шейх ездил по аулам и рассказывал доверчивым верующим, что главный немецкий эфенди Гитлер родился с зеленой каймой вокруг живота, что является несомненным признаком мусульманской святости, называл его великим Гейдар-пашой.

— Звучит довольно глупо! — хмыкнул Пауль.

— Люди в аулах достаточно темные и невежественные, а авторитет религиозных деятелей очень высок! — покачала головой Лайсат. — Вайнахи в горах до сих пор живут по средневековым законам адата, но они смелы, самолюбивы и не прощают обид!