Андрей Шарый - Четыре сезона

• Название: Четыре сезона
• Автор: Андрей Шарый
• Издательство: Новое Литературное Обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-86793-394-6

Так ли далеки друг от друга четыре стороны света, четыре времени года, четыре стихии? Нужно ли в мире XXI века искать новую систему координат, или она раз и навсегда определена историческим опытом? Меняется ли положение России на культурологической карте планеты? Стартовая точка путешествий автора по двум десяткам стран трех континентов — Чехия. Отсюда, из географического центра Старого Света, он отправляется в поисках ответов в Париж и Стамбул, в Мадрид и Омск, в Амстердам и Киев, в Верону и Калининград; в древние православные монастыри Северной Греции, в египетскую пустыню, в копенгагенский квартал хиппи; спускается в словенские карстовые пещеры, поднимается на воздушном шаре в небо над Прагой. Среди героев книги — исторические персонажи и прославленные писатели, великие композиторы и популярные рок-музыканты, знаменитые ученые и чудаки-изобретатели. Среди предметов исследования — вопросы взаимоотношения и взаимопроникновения культур, религий, языков, гастрономических, литературных, музыкальных традиций. Новая книга известного журналиста Андрея Шарого написана в жанре ироничных художественных эссе, сочетающих путевую прозу, исторические заметки и публицистические отступления.

---

Если в matjesherren добавить сахар и специи, она теряет соленый привкус, зато набирает в жирности — и меняет название на shmaltz («толстая селедка»). Рыбу холодного копчения голландцы именуют kipper, а селедка, маринованная в соли и уксусе, по всей Европе известна под фамилией bismarck. Оказывается, Железный Канцлер всем прочим рецептам предпочитал именно этот. По большей части сельдь нашла себе применение в кухне холодного стола, перед употреблением в пищу ее рекомендуют, по крайней мере, несколько часов вымачивать, лучше всего в молоке, но существуют и горячие блюда. Однако свежевыловленную сельдь жарят (в растительном масле, завернув в грубую бумагу, чтобы устранить запах) только в портовых городах и только на открытом воздухе. Эксперименты по разогреванию баночной сельди, которые, как гласит молва, иногда проводят в московских общежитиях студенты из Вьетнама, славы Бейкельцона принести не могут.

Однажды День флага, утопивший всю Голландию в проливном дожде, застал меня, по местным меркам, далеко от моря, в городке с невероятным названием s'-Hertogenbosch. Это родина другого великого голландского живописца, Иеронима Босха, родина, которую художник почитал так, что взамен фамилии ван Акен выдумал себе псевдоним из последних букв городского имени. Хертогенбос и картины Босха — произведения одного и того же художественного стиля, равноценная (вернее — бесценная) «пламенеющая готика», напоминающая бесконечный органный аккорд; любой архитектурной линии противопоставлена контрлиния, каждая деталь прорабатывается без устали и без конца.

Босха, как и Ван Гога, считают гениальным безумцем. Наверное, закон природной компенсации все же берет свое, ведь нет в мире другой страны, жизнь в которой была бы в такой точности, как в Голландии, до таких незначительных мелочей приведена в соответствие со здравым смыслом и самыми благонамеренными представлениями о человеческом удобстве и процветании. Об этом парадоксе я и думал, глядя на величественные крепостные башни Хертогенбоса, на пряничные бюргерские дома, на радостную речку Доммель, подпитанную каналами и перепоясанную мостами. Отчаянием тут и не пахло. Зато отчетливо, дурманяще веяло малосольной селедочкой, которую уже успели доставить в десятки торговых точек под огромными белыми зонтиками. Дождевая туча зацепилась за шпиль расписанного Босхом собора Святого Йоганна и проливала потоки воды на рыночную площадь. Но это никого не смущало. Тогда не стал смущаться и я.

Если с неба сквозь тучи, помимо Бога, на Голландию в День ее рыбного флага смотрел Якоб Бейкельцон, он наверняка остался доволен.

Все поколения «Heineken»

Пиво не терпит суеты и ценит традицию. Пивоварение, как и владение королевствами, — привилегия династий. А самая знаменитая династия пивных монархов — голландская семья Хайнекенов. Основателя фирмы Герарда Адриаана журналисты называют Хайнекен Первый, продолжателя его дела Генри Пьера — Хайнекен Второй, а Альфреда Генри, одного из самых удачливых и противоречивых предпринимателей минувшего века, — Хайнекен Третий. Да и цитадель Хайнекенов, гигантское здание центрального завода концерна в Амстердаме, столь же величаво, столь же неприступно и даже построено из почти такого же темно-красного кирпича, как настоящая королевская резиденция потомков Вильгельма Оранского — Биеннехоф в Гааге.

До поры до времени Интернет-страница пивной корпорации приглашала посетителей к знакомству от имени самого Хайнекена Третьего, так сказать, от первого лица фирмы. Ну что же, очень трогательно: «Мой дед сто лет назад принял решение… Мой отец полвека спустя постановил… А мне оставалось только приумножать наследие, но даже я не смогу перечислить вам все достижения семейного бизнеса». Вот дорога промышленной славы: дед, Хайнекен Первый, заложил основы; отец, Хайнекен Второй, боролся за качество. А сам он, Хайнекен Третий, сын и внук, свято верил в магическую силу рекламы и часто делился с коллегами юношескими воспоминаниями от посещения заводов «Филипс»: «Эти люди производили электрические лампочки, но продавали дневной свет». Альфред Хайнекен извлек уроки из чужого опыта: он торговал не просто пивом в бутылочках зеленого стекла; он продавал воздушную чистоту каналов Зеландии, напыщенность голландской королевской столицы, бойкость ветряных мельниц, свежий запах сена, холодное небо над Северным морем и утонченный разврат амстердамских «красных кварталов». Все это — в каждом глотке напитка под названием «Хайнекен».

Герард Адриаан, статный мужчина с усами и бородой метелкой, по моде своего века, стал заводчиком в 22 года. Деньги на покупку первого производства, амстердамского пивзаводика «De Hooiberg» («Стог сена»), дала матушка Хайнекен, которую раздражали местные выпивохи, поглощавшие жидкую дрянь в окрестных забегаловках. В погоне за успехом Хайнекен Первый разъезжал по Европе, закупал оборудование, открыл на своем заводе уникальную по тем временам контрольную лабораторию. В результате умельцы вывели отдельную культуру дрожжей (известную как сорт Хайнекен А), которая применяется до сих пор и остается единственным секретным ингредиентом пива. При Герарде Адриаане и пиво принялось путешествовать: с 1880 года «Хайнекен» стал продаваться за границами Голландии. А сейчас продается в 170 странах мира.

Генри Пьер, солидный господин с усиками денди, не походил на отца. Настоящая «акула капитализма»: жесткое хищное лицо, решительный подбородок, колючий взгляд. Именно его «Хайнекен» раньше других европейских концернов возобновил поставки алкоголя в Соединенные Штаты — сразу после отмены там «сухого закона». При Генри Пьере семейная пивная империя пережила разруху двух мировых войн, именно Генри Пьер придумал и претворил в жизнь новый лозунг фирмы: «Жизнестойкость и нововведения».

Все остальное — начиная с 1953 года — за весь «Хайнекен» и семью Хайнекенов придумывал Альфред Генри. Придумал купить заводы главного конкурента на внутреннем рынке, корпорацию «Амстель». Придумал разливать две трети производимого пива в бутылки. Придумал цвет и форму этих бутылок. Придумал открыть в городке Зутервоуд крупнейший в Европе завод. Придумал теннисный турнир «Heineken Open», джазовый пивной фестиваль и пивной премиальный фонд. Придумал вместо прямолинейного папиного свой фривольный девиз: «Хайнекен освежит даже те части тела, куда не дойдут другие сорта пива».

Много напридумывали и о самом Альфреде Хайнекене. О нем написана не одна книга — и бульварные бестселлеры, и освященные благословением самого главного героя жизнеописания, смахивающие на Библию. Как и все святые сказания, биография Хайнекена состоит из разных эпических поэм — трогательных и забавных. В этих поэмах он предстает настоящим человеком голландской мечты. Хайнекен, гласит одна легенда, решив овладевать рынками сбыта с помощью современных методов, начал с того, что собственноручно приколотил к дверям кабинета табличку с надписью «Отдел рекламы». Многократно пересказана самая скандальная история из жизни Альфреда Хайнекена — история его похищения в 1983 году бандой гангстеров. Другие анекдоты повествуют о прижимистости одного из самых богатых людей Европы. О том, например, как Хайнекен пытался выторговать у городских властей Амстердама снижение копеечного налога за содержание домашней собаки, объясняя свою позицию тем, что его пес — не четвероногий друг, а наемный охранник жилища.

Таланты всегда противоречивы. Дарования промышленника и менеджера сочетались в характере Хайнекена с неуживчивостью, вздорностью и страстью к невинным порокам вроде коллекционирования океанских яхт и спортивных самолетов. Его называли «красным пивоваром», поскольку Хайнекен то и дело пытался улучшить условия существования рабочих. В то же время именно прокатившаяся по пивзаводам в начале восьмидесятых годов волна забастовок в конце концов привела главу концерна к нелегкому решению: он продал часть акций компании и устранился от руководства ее ежедневными делами.

Автор лучшей, по признанию специалистов, биографии пивного магната, журналист из Амстердама Барбара Смит проконсультировала меня по нескольким требующим тонкого понимания специальным вопросам. Но и Барбара, которая знает о прошлом и настоящем Хайнекенов едва ли не больше, чем они сами, похоже, тоже ищет ответ на вопрос: в чем же заключается главная загадка этой семьи — самых богатых, самых целеустремленных, самых удачливых голландцев на свете?

Хайнекен Третий скончался, не дав друзьям и подчиненным возможность пышно отпраздновать его восьмидесятый юбилей. После себя пивной король оставил всемирную славу, гигантское состояние и одну из самых раскрученных торговых марок. Но не оставил главного — Хайнекена Четвертого, сына, который продолжил бы дело и династию. Контрольный пакет акций пивоваренной компании, капитал в 3,5 миллиарда долларов перешел в руки единственной дочери Хайнекена Шерлен, которой пришлось забыть о хлопотах домашней хозяйки и занять место в совете управляющих фирмы. Шерлен старается укрепить фамильный дух бизнеса, ведь последняя воля усопшего звучит так: «Пусть компания останется в руках семьи».