Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

• Название: Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)
• Автор: Владимир Мавродин
• Издательство: «Наука»
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-02-026834-8

Данная работа преследует своей целью обрисовать историю одной из частей Украины, а именно Днепровского Левобережья, с древнейших времен и до второй половины XIV в., т. е. до захвата Левобережной Украины Литвой.

… я попытался поставить и в какой-то мере подойти к разрешению ряда вопросов (например, о древнейшем населении Днепровского Левобережья и о его связи со славянами, об этногенезе славян, о разложении первобытнообщинного строя и развитии феодализма, о роли Хазарского каганата и тюрко-яфетических племен лесостепной полосы и степей Причерноморья в жизни и быте населения Левобережья, о формировании украинской народности на территории древней Северской земли, о наиболее слабо изученном времени татарского владычества на Украине и др.), не затронутых или неправильно разрешенных моими предшественниками: П. Голубовским, Д. Багалеем, В. Ляскоронским, М. Грушевским, Р. Зотовым и др.

---

Любечский съезд закрепил за Святополком Киев, за Мономахом — Переяславль, Смоленск и Ростово-Суздальскую землю (причем в Новгороде оставался Мстислав), за Давидом Игоревичем — Владимир на Волыни, за Ростиславичами — Перемышль и Теребовль, причем в первом сел Володарь, а во втором Василько. Святославичи же поделили между собой Северскую землю. Давид Святославич получил Черниговское княжество, Олег — Новгород-Северск с Курском и Посемьем, а Ярославу досталось Рязано-Муромское княжество. Самый выбор места съезда, находящегося в Северской земле, показывает, что Мономаху, инициатору съезда, приходилось считаться с Олегом. И действительно, Олег силой своего сопротивления, несмотря на поражения и неудачи продолжающий борьбу, добивается реставрации «отчины» Святославичей. В этой борьбе братья Олега, особенно Давид, принимают слабое участие. Помощь Давида выразилась в предоставлении Олегу возможности вербовать дружину в его землях. Давид не желал связывать себя с Олегом, чтобы, в случае неудачи, не разделить с ним судьбу князя-изгнанника, и занимал такую позицию выжидательного нейтралитета в период самой горячей борьбы Олега, которая бы дала ему возможность во всяком случае не проиграть при победе любой стороны. Несколько иную роль играл Ярослав, помогавший брату и предводительствовавший ратями. Но поведение его отличалось неуверенностью и нерешительностью. Вообще Ярослав не вел самостоятельной политики, а был проводником того или иного влияния. Как мы видели, он воспитывался у Всеволода и Мономаха, что не могло не оказать на него влияния, когда Олег уже начинал борьбу с ними. Поддержка Всеволода и Мономаха обеспечила за ним княжеский стол в Рязани, и это обстоятельство не могло не повлиять на его деятельность. Малоинициативного Ярослава, которого можно было использовать кому угодно, Олег взял в руки и распоряжался им как хотел. Любечский съезд, предоставив Рязано-Муромскую землю Ярославу, положил начало самостоятельности этого княжества, которое еще некоторое время входит в орбиту влияния Чернигова и Новгород-Северска, а затем начинает ориентироваться на Ростово-Суздальскую землю. В решениях Любечского съезда, продиктованных Мономахом, мы сталкиваемся с одним фактом, знаменательным для дальнейшей истории Левобережья. Последнее, бывшее ранее «отчиной», становится группой княжеств. И как раньше единое Левобережье — Северская земля — со времен Ярослава распалось на две неравные части, каждая со своими особенностями строя общественной жизни и политикой феодальной верхушки во главе с князем, Переяславльское и Чернигово-Северское княжения, так теперь последнее распадается на три области, одна из которых, как мы уже указали, входит в иной комплекс княжеств Северо-восточной Руси, а две другие захватываются двумя княжескими линиями, отличающимися друг от друга своей политикой по отношению к прочим княжествам и внешним врагам, по формам и методам своего господства и управления внутри своего феодального полугосударства. Эта мысль, правда неясно, была сформулирована еще П. Голубовским, писавшим, что «историческая жизнь обоих княжеств сразу же пошла по двум различным путям: Олег стал продолжать начатую им раньше охранительную политику; Давид совершенно поддался влиянию Мономаха и ввел Чернигов в общую жизнь со всей остальной Русью. Эти пути были намечены еще раньше. Их проложили, с одной стороны, связь Курска с подонским населением, а с другой — борьба Чернигова с Киевом за первенство».[827] Прежде чем дать общую характеристику княжению Олега, мы остановимся на событиях, последовавших за Любечским съездом. Давид, засевший в Чернигове, был послушным вассалом Мономаха и Святополка. В этой паре, несмотря на то, что в Киеве сидел Святополк, первенство во всех мероприятиях несомненно принадлежало Мономаху. Сын Давида, Николай Святоша, действует против Давида Игоревича вместе с дружинами Святополка, ходит вместе с другими князьями на половецкие вежи, в 1103, 1100 и 1111 гг. Давид Святославич верно служит Мономаху и в борьбе с другими князьями, что доказывается его походами по предложению Мономаха на Глеба Полоцкого и на сына Святополка, Ярослава, в 1117 г., участвует на Витичевском съезде князей в 1110 г.[828] Черниговское княжение во времена Давида не имело еще сил для борьбы с Киевом, а политика Давида, обусловленная его прошлым и внутренней ситуацией, сводилась к сглаживанию возможных шероховатостей в отношениях между Киевом и Черниговом. Сам Давид поступал по отношению к Мономаху как находящийся в полувассальной зависимости, за что и получил соответствующую оценку от летописца, совершенно явно симпатизирующего Киеву и Мономаху с его тенденцией к сохранению «одиначества» Русской земли и реставрации «готической империи» на Днепре. Иное дело Олег. Последний прочно обосновывается в своем Новгород-Северском княжении и становится своеобразным князем-домоседом. Он не претендует на вмешательство в общекняжескую борьбу за Киев, но и не дает кому-либо вмешиваться в свои дела. Он не стремится к расширению своих границ за счет прирезки киевских и соседних с ними территорий, но, по-видимому, в любой момент готов начать борьбу за свою, с таким трудом добытую «отчину». Олег занят своими «внутренними делами», т. е. широко ведет свое феодальное хозяйство и расширяет хозяйство своих бояр-дружинников, подготавливая тот расцвет феодального хозяйства северских князей пышность и роскошь их дворов, которые мы уже отмечали по отношению к XII в. Последнее является, конечно, результатом ограбления «своего» смерда.

Олег со времен Любечского съезда замыкается в своем Новгород-Северском княжении, занимаясь внутренними делами и с неохотой выбираясь за границы своих земель, что как нельзя больше соответствовало интересам занятого теми же делами боярства. Сохранись у нас черниговская летопись, мы наверное увидели бы Олега в роли князя-вотчинника, что так, казалось бы, шло в разрез со всей его прошлой деятельностью князя-изгнанника.

Свободный смерд-общинник постепенно исчезает, смерды-данники трансформируются в различные категории населения, эксплуатируемого уже в хозяйстве феодала: князя, боярина, монастыря. Для смердов все это осложняется тем, что феодальные усобицы 1094–1097 гг. отзываются прежде всего на них и сказываются в их разорении и порабощении. Недаром «Слово о полку Игореве» вспоминает о временах Олега, как о годах, когда стонало под тяжестью усобиц сельское население: «Были пълци Олговы, Ольга Святославича. Тъй бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше… Тогда при Ользи Гориславичи сеяшется и растяшеть усобицами, погибошать жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человеком скратишась. Тогда по русской земле ретко ратаева кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупия себе деляче, да галица свою речь говоряхуть, хотят полетети на удие».[829]

Годы княжения в Тмутаракани не прошли бесследно для Олега и наложили определенный отпечаток на его дальнейшее правление. Мы имеем в виду его половецкие симпатии, союз с половцами, ставший традиционной политикой Ольговичей. Новгород-Северская земля с ее Посемско-степной окраиной, во-первых, не могла вести борьбу с половцами, так как ее пограничье со степью тянулось на много километров открытых пространств и требовало грандиозного строительства укрепленных городков, на которые также особенно рассчитывать, как на надежный оплот против половцев, не приходилось,[830] а во-вторых, и не хотела, так как ее князь (а его политики в основном придерживались и его преемники) считал более целесообразным для всей Северщины поддержание добрососедских отношений с половцами, чтобы они не мешали движению торговых караванов по древним торговым путям на юг и юго-восток и укреплению земледельчески-скотоводческо-промыслового хозяйства смешанного населения пограничья со степью. Северская земля была, безусловно, тесно связана с оседлым и полукочевым населением Дона, Донца и Северного Кавказа, славянским и неславянским, которое вошло в состав феодализирующегося половецкого общества, причем порывать экономические и, прежде всего, торговые, социально- и этно-культурные связи с этим населением северские князья не хотели и рассчитывали на него как на оплот в борьбе с кочевниками, как на своеобразную опору в торговых сношениях с кавказским, а через него и со среднеазиатским миром. Не считаться с половцами было нельзя, и половецкие симпатии Олега, которые чуть не стоили ему княжества, хотя и являлись только предлогом к тому, нам уже известны. После Любечского съезда Олег продолжает старую, политику по отношению к степнякам. Когда в 1101 г. половцы предложили мир русским князьям, Олег, Давид и Мономах на съезде у Сакова заключают с ними мирное соглашение, подтвержденное обменом заложниками.[831] Мир с половцами, без всякого повода с их стороны, был нарушен Святополком и Мономахом в 1103 г. Бояре-дружинники Святополка резонно рассуждали, что если начать поход весной, то это отразится на хозяйстве смердов, но Мономах уговорил дружину Святополка. К Святополку и Мономаху примкнул Давид Святославич, и в данном случае Мономах выступает главным вдохновителем политики князей и ярым врагом половцев. Только Олег отказался принять участие в походе, ссылаясь на болезнь.[832] Не принял участия он и в походе князей вглубь половецких степей в 1111 г.[833] Олег выступал противником наступательных войн против половцев, но налеты отдельных половецких племен на свои границы он энергично отражал. В 1107 г. он отбивает вместе с Мономахом Шаруканя и Боняка, осадивших Лубны, в 1113 г. также с Мономахом громит половцев у Выря.[834] Сам женатый первый раз на половчанке, воспитывавший в своей семье сына половецкого князя Итларя, в 1107 г. он женил одного из своих сыновей, Святослава, на дочери половецкого хана Аэпы.[835] «С этого момента еще больше укрепляются связи северских князей с половецкими ханами. В 1110 г. Олег принимает участие в Витичевском съезде князей, посылая к Давиду Игоревичу своего боярина Торчина, очевидно, выходца из торкской аристократии, осевшей на землю в Заднепровье».[836] В 1113 г., тогда, когда киевское восстание заставило Мономаха срочно заняться социальной профилактикой, Олег посылает для участия в выработке «Устава» «своего мужа», боярина Иванка Чюдиновича, что свидетельствует о заинтересованности и новгород-северского князя в мероприятиях Мономаха, проводимых с целью разрядить напряженную атмосферу ожесточенной классовой борьбы.