Петр Киле - Таинства любви (новеллы и беседы о любви)

• Название: Таинства любви (новеллы и беседы о любви)
• Автор: Петр Киле
• Жанр: Современная проза

Таинства любви отнюдь не сводятся к сексу, - это таинства жизни, таинства природы, таинства женственности, таинства вдохновения, что предстает поэзией и красотой во всех их проявлениях. Новеллы и беседы о любви - это, если угодно, Новый Декамерон.

---

Нынче Таня, как и Маргарита, кончала школу, только вечернюю. Она не втянулась в среду, где жила и работала, может быть, из-за Олега, который уводил ее в сторону, приоткрывая ей совсем иной мир тревог, забот, мыслей. Но она не вошла и в мир Олега, отвлекаемая заботами своей собственной жизни. С Олегом они сто раз объяснялись в любви и тут же в сто первый раз ссорились, даже не понять из-за чего. Не проще ли было им отдаться любви или даже пожениться? Но именно эти вопросы, самые мысли и желания на эту тему порождали недоразумения. Похоже, Таня не очень верила ему. Чем горячее он добивался ее ласки, тем недоверчивее она становилась. А иногда сама ласкалась до головокружения. Наконец, они так измучились, что сочли за благо реже встречаться и вовсе не говорить о любви.

Конечно, они любили друг друга, но как-то на старинный лад - страстно, мучительно и целомудренно. Или это было отголоском их деревенского детства?

После чая они выбрались на Невский. Перед ними возник город, осененный влажным пологом весеннего неба. Был еще далеко не вечер, но свежо и как-то особенно светло, как бывает на закате. В это время оказался на Невском и Анатолий Николаевич. Он быстро шел куда-то, а множество людей, идущих мимо, обгоняющих его, едущих в переполненных автобусах, это множество словно говорило ему, что оно молодо, юно, а он стар и одинок. Впрочем, нет, он не чувствовал себя ни старым, ни одиноким. Просто мир обновился на его глазах. Даже защемило сердце, столь красивой, прекрасной ему показалась жизнь вокруг: город вечный, эти витрины, эти кинотеатры, где в фойе так славно посидеть на низких креслах. Интересны и люди! Молодежь! Он приглядывался к прохожим и чувствовал себя в ином мире, словно в кино. Ему хотелось крикнуть на весь Невский: «Красиво живете, братцы!»

Да он и сам незаметно превратился из крестьянского сына в горожанина, весьма холеного, и все же не переставал удивляться, засматриваясь иной раз на ножки бегущих мимо женщин: какие только чулки не выдумали! В черных, например, во времена его юности щеголяли разве только падшие создания где-нибудь в Париже, а теперь - синие, красные, зеленые, черные, ажурные, в клетку, с ромбиками, с папоротниками... «Ух ты!» - смеялся он, а Ирина урезонивала: «Ты что, Анатолий, с Луны свалился? Смотри-ка, какие у меня чулки!»

Иной раз Анатолий Николаевич чувствовал себя даже странно. С одной стороны, красоту и внешнюю раскованность современных женщин он, конечно, охотно принимал, а с другой стороны, он словно бы сожалел об утрате нравственного чувства, на него находило отвращение и вместе с тем любопытство, постыдное, очевидно. Что наша жизнь? Торжество красоты или блеск пошлости? Хотелось об этом спросить у кого-то, и вдруг он увидел глаза Тани.

Она была не одна, с нею шел Аркаша, поблескивая стеклами очков, а за ними Маргарита и какой-то молодой человек с бородкой. Все они вышагивали беспечно и счастливо, словно бы ничуть не озабоченные тревогами современного мира.

Тут он увидел себя, как на черно-белом экране, юного, в простеньком костюме и кепке, каким приехал сюда некогда и шел куда-то по Невскому. Таня окликнула его:

- Анатолий Николаевич! Добрый вечер!

Всякий раз она какая-то иная.

IV

На деревьях листва едва распустилась, стволы их чернели голо, обнаженно, особенно в виду светлых пространств над темнеющей от ряби водой. В Екатерининском парке Таня все дальше отходила в сторону, словно желая уединиться от всех. Маргарита смотрела, что выходит у Олега Терехина, который у самой воды, среди кустов, раскрыв мольберт, водил легко и быстро кистью. Он довольно точно срисовал уголок парка с каменным мостом и теперь негусто, тонкими мазками окрашивал... Поверх деревьев белые облачка таяли в небесно-голубой сини, напоминая чистотой тона голубизну старинных фарфоровых ваз.

Маргарита поехала с ними в Пушкин, как позже утверждала, с одной мыслью. Она все думала: почему он не женится на Тане, ведь ясно, что они связаны друг с другом, как бы втайне, просто и хорошо?

Таня стояла поодаль с таким видом, как будто она к чему-то прислушивается или кого-то ждет. Вот она повернула голову и оказалась как бы заключенной в пейзаж, в натуру, с которой писал акварель Олег (будущий архитектор, он неплохо рисовал и писал, особенно акварели). Маргарита с любопытством взглянула ему в лицо, заходя немного вперед.

- Нет! - сказал он сердито. - Мне с нею не справиться!

- Но почему? - возразила Маргарита. - Вы постарайтесь!

- Нет.

- А я все думаю, - вдруг прямо высказалась Маргарита, - почему вы не женитесь на Тане? Почему?

- Напрасно вы меня прервали, - сказал он ей на «вы».

- Продолжайте, пожалуйста. Мы поговорим после.

- Нет, все вокруг изменилось. Разве не видите?

В самом деле, особенная голубизна неба исчезла, и поверх деревьев проглядывала лишь приблизительная синева светлого весеннего дня. Зато акварель заиграла тем ярче.

- А хорошо у вас получилось! - воскликнула Маргарита. - Настоящая картинка!

Олег рассмеялся над ее своеобразной оценкой и повеселел, довольный своей работой и восхищением девушки.

Потом они ездили в Петергоф. Таня и Олег словно уже не могли обойтись без Маргариты. Разговаривать друг с другом они не умели или разучились, как муж и жена, которым выяснение отношений уже надоело, все обесценено, и только глубоко где-то теплится былая нежность.

Маргарита подружилась и с Таней, и с Олегом. Она держалась с ними на равных. Конечно, Маргарита рядом с Таней - высокая, тоненькая - выглядела еще подростком, но нельзя сказать, уж совсем невинным. В ней постоянно выглядывали два существа: невинный подросток с капризным голоском и взрослая модница, знающая уже кое-что о своих несомненных достоинствах. В ней не было женской привлекательности, как у Тани, но была юность в изящной и как бы прозрачной форме наисовременной моды. С Маргаритой, с ее преданностью товарища и друга, Олегу было легко.

Прошло лето. Олег уезжал со строительным отрядом в Сибирь, и не Таня, а Маргарита вела переписку с ним. А затем она и вовсе влюбилась в него.

В кабине лифта она засыпала и в каком-то полусне входила в квартиру, где уже вставали, скорее, не ложились спать в ужасном, все усиливающемся беспокойстве за нее. О, она это отлично понимала! Но только пожимала плечами. Мама в халатике улыбалась смущенно, полная сочувствия к ней, а может быть, и зависти. Ведь она была еще молода. Как и папа, который не находил слов от возмущения и только бубнил: «Ну и ну!»

Она раздевалась и падала на кушетку, чуть не плача от усталости, и это тоже было запоздалым ощущением счастья. «Потом, потом! - шептала она. - Потом я вам все объясню!»

Она спала недолго, потому что спешила на свидание. Аркаша подогревал ей завтрак, относясь к ней, как к больной. Стоило ей немножко поспать и поесть, принять душ, как силы возвращались к ней, и снова она была весела... Тут Аркаша позволял себе поворчать:

- И долго это будет продолжаться, сестрица?

- Очевидно, до свадьбы, Аркаша, - отвечала она, наклоняя голову над чашкой чаю.

- Нельзя ли по крайней мере узнать, кто он? Брюнет или блондин?

- Аркаша! Как! Ты не знаешь? - Маргарита, вскакивая на ноги, хватала его за руки. - Ты не знаешь?

- Неужели Терехин? - наконец вполне понял он, хотя ведь догадывался.

- Он самый! - Маргарита потянулась поцеловать брата.

- А Таня?! - закричал Аркаша, встряхивая сестру за плечи.

- Да, в самом деле? - спросил Анатолий Николаевич, заглядывая к ним на кухню.

Маргарита испуганно села, будто ей дали оплеуху.

Анатолий Николаевич почувствовал необходимость действовать. Таня уже не бывала у них. Он заехал к ней как-то после работы. На его звонок дверь в квартиру открыли соседи. Анатолий Николаевич постучал в дверь Тани, а затем приоткрыл ее... Олег Терехин сидел в кресле у двери за маленьким столиком, заставленным тесно закуской, бутылкой вина, вазой с цветами... Он смотрел футбольный матч по телевизору, а на кушетке в глубине комнаты вольно и свободно, как на пляже, лежала с закрытыми глазами Таня. Она спала. А он смотрел футбол.

Шторы, лишь наполовину задернутые, окрашивали часть комнаты в светло-золотистые тона, и поэтому казалось, что здесь соседствуют явь и сон, действительность и мечта... Поза спящей была удивительна: особенная свобода и простота, какая достижима, кажется, только в искусстве.

На легкий стук в дверь бородатый юноша повернул голову, кивнул, приглашая войти, что-то положил в рот и снова уставился на экран. Он следил за игрой, но было видно, что он глубоко погружен в задумчивость, как Таня - в сон.

Анатолий Николаевич, несмотря на всю неожиданность для него этой сценки, спокойно отступил назад и вышел вон. Он понял, что там царит особый мир, пусть далеко не идеальный. Было ясно, что Таня изменилась или изменился мир, в котором она до сих пор жила.