Александр Виноградов - Тысячелетия, погребенные пустыней

• Название: Тысячелетия, погребенные пустыней
• Автор: Александр Виноградов
• Издательство: Просвещение
• Жанр: История
• Год: 1966

Эта книга и о древнем Хорезме и о Хорезмской экспедиции. В первую очередь о Хорезме таком, каким он представляется сейчас ученым. В ней рассказано об основных проблемах, над которыми работали и работают археологи-хорезмийцы, и о главных из раскопанных ими древних памятниках. А так как история изучения Хорезма неотделима от истории Хорезмской экспедиции, то кратко рассказано и о ней, об археологах, каждую весну уезжающих в пустыню. Книга написана и по личным впечатлениям (автор по профессии археолог) и, конечно, по многочисленным работам археологов-хорезмийцев, в первую очередь начальника экспедиции профессора С. П. Толстова.

---

К этому времени наука располагала уже довольно обильными и интересными сведениями о низовьях Аму-Дарьи, поступивших от специально организованных экспедиций. Вопрос о древних руслах реки стал приобретать все больший практический интерес.

О первой из экспедиций, относящейся еще к началу XVIII в. и окончившееся трагически для ее участников, хочется рассказать несколько подробнее.

В 1713 г. в Петербург к царю Петру I был доставлен старшина одного из туркменских родов Ходжа Непес. Пробравшись с русскими купцами в Астрахань, Ходжа Непес заявил, что хочет сообщить важные сведения, но только самому русскому царю. Так туркменский старшина оказался в Петербурге. Здесь Ходжа Непес рассказал об Аму-Дарье, некогда впадавшей в Каспийское море, но потом якобы перегороженной хивинцами плотиной и отведенной в другую сторону. По словам туркмена, вдоль берегов Аму-Дарьи имелись богатейшие залежи золотоносного песка.

Петра I больше заинтересовало не золото, а возможность проложить водную торговую дорогу в Хиву и Бухару, а оттуда в Афганистан и Индию. Поэтому в 1715 г. в Петербурге была снаряжена экспедиция с заданием «до Индии водяной путь сыскать». Во главе экспедиции был поставлен Александр Бекович-Черкасский, кавказский князь, с детских лет воспитывавшийся в России, прошедший за границей «навигацкие науки». В том же 1715 г. Бекович-Черкасский обследовал восточное побережье Каспийского моря. В докладе царю он утверждал, что ему удалось отыскать прежнее устье Аму-Дарьи в местности Актам, на берегу Красноводской бухты.

Первая экспедиция Бековича-Черкасского была важной в одном отношении — было впервые выяснено, что Аму-Дарья впадает не в Каспийское, а в Аральское море. В 1720 г. на основании съемок, проведенных по повелению Петра I рядом русских исследователей, в Петербурге была издана карта Каспийского моря. Петр, «во уважение географических сведений его о России», избранный членом Парижской Академии, доставил ей эту карту. А в 1723 г. на основании русской карты в Париже была издана уже упоминавшаяся нами карта, где впервые в истории западноевропейской науки Аму-Дарья не была показана в числе рек, впадающих в Каспий.

В 1716 году Бекович-Черкасский снова в Астрахани. Он активно готовится к новой экспедиции. В его бумагах инструкция Петра I: «Ехать к хану Хивинскому послом, а путь иметь подле той реки и осмотреть прилежно течение оной реки, також и плотины, ежели возможно оную воду паки обратить в старый пас; к тому же, прочие устья запереть, которые идут в Аральское море и сколько к той работе потребно людей». Глубокой осенью 1716 г. после плавания вдоль восточного берега Каспия, отряд Бековича-Черкасского достиг Красновод-ского залива и двинулся в глубь пустыни. Однако обследовать полностью Узбой ему по ряду причин не удалось. Оставив в Красноводской крепости большой гарнизон, он вернулся в Астрахань.

На следующее лето через Устюрт по направлению к Хиве двигался огромный, вышедший из Гурьева караван. Это было посольство Бековича-Черкасского к хивинскому хану. Посольство состояло из эскадрона драгун, двух рот пехоты, двух тысяч казаков, пятисот татар и нескольких пушек с прислугой и артиллерийскими офицерами. С посольством двигалось также двести астраханских купцов.

Путь был тяжелым. Люди страдали от жары и жажды. Воды не хватало. У каждого из встречающихся на пути редких колодцев приходилось каждый раз рыть еще несколько десятков колодцев, чтобы напоить людей, коней и верблюдов. От безводья и плохой воды верблюды и лошади падали. Однажды ночью исчезли все проводники-калмыки. Караван пришлось вести Ходже Непесу.

В середине августа отряд достиг приречных аму-дарьинских озер. До Хивы было не более ста верст. Предупрежденный бежавшими калмыками, хивинский хан выслал против русского каравана двадцатичетырехтысячный конный отряд. Пришлось почти непрерывно отбивать ожесточенные атаки хивинцев. В Хиве при приближении русского отряда началась паника. Ждали осады города. Но у Бековича-Черкасского не было намерения завоевывать Хиву. Да и сил для этого было явно недостаточно. Тогда хан прислал к Бековичу парламентеров, которые заявили, что военные стычки произошли якобы оттого, что в Хиве не знали о мирных намерениях русских. Хан приглашал Бековича-Черкасского к себе, обещая принять его с почетом.

С охраной из пятисот человек Бекович вошел в Хиву. Туда же была заманена и остальная часть посольства, причем русские были расквартированы по городу отдельными небольшими группами. Ночью хивинцы напали на раздробленный русский отряд и перебили его. Недалеко от Хивы был настигнут и зарублен саблями и сам Бекович-Черкасский.

Случайно спасся Ходжа Непес и двое из казаков. Окончившиеся так трагически исследования Бековича-Черкасского представляли большой интерес. Для науки имели большое значение те первые достоверные сведения, которые он и его товарищи получили о восточном побережье Каспия, в частности о Красноводском заливе и Мангышлаке.

Особенно много для изучения старых русел Аму-Дарьи, в частности Узбоя, сделали русские географы и инженеры во второй половине XIX — начале XX в. Эти исследования в первую очередь были связаны с практическими интересами — расширением орошаемых земледельческих площадей, вопросами судоходства. Книга одного из основных исследователей Узбоя А. И. Глуховского так и называлась: «Пропуск вод реки Аму-Дарьи по старому ее руслу в Каспийское море и образование непрерывного водного пути от границ Афганистана по Аму-Дарье, Каспию, Волге и Мариинской системе до Петербурга и Балтийского моря».

Экспедиции приносили новый материал. Многие вопросы, ранее считавшиеся спорными, прояснялись окончательно. И вместе с тем возникали новые споры.

В многочисленных статьях горного инженера А. М. Коншина, много поработавшего в Каракумах, категорически отвергалось мнение о том» что Узбой когда-то был рекой. «Нет, — говорил Коншин, — это следы большого морского пролива, соединявшего некогда бассейн Арала и Сарыкамыша с Каспийским морем». К тому же мнению склонялся и виднейший русский геолог академик И. В. Мушкетов, который, правда, сам Узбоя не видел. Против взглядов Коншина решительно выступил тогда молодой еще исследователь, в будущем выдающийся геолог и географ В. А. Обручев. На третий год своей работы в Каракумах он попал на Узбой. Впоследствии он писал, что, судя по размерам русла, избыток аму-дарьинской воды, вытекавшей из Сарыкамыша в Узбой, будучи «значительно меньше количества воды в Аму-Дарье, все же превосходил в несколько раз количество воды современного Мургаба».

Исследования, развернувшиеся в советское время, полностью подтвердили точку зрения В. А. Обручева. Особая роль принадлежит в этом неутомимому исследователю среднеазиатских пустынь и староречий Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи географу Александре Семеновне Кесь.

Но одна из главных загадок Аму-Дарьи оставалась неразгаданной. Было неясно, когда же все-таки жили эти сухие ныне русла. Историки, изучавшие известия древних, как мы видели, не пришли к единому мнению: слишком противоречивы и запутаны были источники. Обращались к свидетельствам древних авторов ученые и других специальностей. Вот что пишет об этом с большим юмором известный советский географ, знаток Каракумов и Узбоя В. Н. Кунин: «Натуралисты, использовавшие те же самые исторические свидетельства, поступали всегда довольно определенно. Есл/и эти свидетельства совпадали с их выводами, основанными на изучении показаний природы, они их принимали и ими усиливали свои доказательства. Если эти свидетельства шли вразрез с их толкованиями данных природы, они отвергали эти свидетельства как сомнительные и противоречивые».

Итак, исследователи Аму-Дарьи, изучив районы «путешествий» реки, остановились перед неразрешимой, казалось, проблемой. Данных географии и геологии явно не хватало для окончательного решения вопроса.

Изучение древних письменных источников в ряде случаев только запутывало дело. А как же можно было говорить об истории Аму-Дарьи, не зная хронологии всех ее «путешествий»?

Здесь мы откроем еще одну страницу в истории изучения реки, страницу, по мнению ученых, необычайно важную и интересную.

Глава шестая Великий хорезмиец

Бируни перевернул страницу рукописи и задумался, глядя на чистый лист. К вечеру, когда слуга пригласит на скудный ужин — не очень-то жалуют в Газне непокорного звездочета, — и этот лист тоже покроется черными затейливыми значками арабского письма.

Вспоминается, что еще в Ургенче один из молодых учеников спросил, почему ученый пишет по-арабски, а не на родном хорезмийском языке. Они разговаривали тогда по-хорезмийски, а не по-персидски, как было принято при дворе хорезмшаха Мамуна. Он, Бируни, пытался объяснить юноше, почему арабский язык единственно пригоден для научных сочинений. Горько было говорить о родном языке, что он уже не способен выразить всю сложность научных понятий. Наука чувствует себя чужой на хорезмийском языке. А родной язык он помнит и любит. Принято говорить на нем с друзьями. Грустно, что за последние годы все реже и реже приходится говорить на нем. Здесь, в Газне, все должны говорить по-персидски. Так принято, так приказал Махмуд, султан, повелитель многих стран и народов. А персидский не мил Бируни. Персидский постепенно вытесняет хорезмийский и на родине. Это язык завоевателей. Да и для науки он не подходит. «Поношение по-арабски милее мне, чем похвала по-персидски», — подумал ученый. Интересно, правильно ли понял его тогда молодой человек. Да и остался ли он жив после нашествия Махмуда на Ургенч. Ведь султан увез в Газну только известных ученых.