Богумил Райнов - Тайфуны с ласковыми именами (Эмиль Боев - 6)

• Название: Тайфуны с ласковыми именами (Эмиль Боев - 6)
• Автор: Богумил Райнов
• Жанр: Детектив

---

- А вы действительно очень общительны или только так кажется?

- Что вы имеете в виду?

- Ничего сексуального.

- Если ничего сексуального, то должна вам сказать, что я действительно очень общительна.

Что правда, то правда. Мне удалось в этом убедиться. А если меня продолжают мучить некоторые сомнения по части этого, то они скоро рассеются. Потому что уже на третий вечер, когда я вхожу в свою темную спальню и заглядываю в щелку, образуемую шторами, освещенный прямоугольник окна виллы Горанова предложил мне довольно интимную картинку: устроившись на своих обычных местах, Горанов и Пенев поглощены игрой в карты. Только на сей раз к ним присоединился еще один партнер - милая и очень общительная Розмари Дюмон.

Глава третья

Субботний полдень. Вытянувшись в кресле, я рассеянно думаю о том, как приятно контрастируют тепло электрического радиатора и весенние цвета зеленого холла с крупными хлопьями мокрого снега, падающими за окном. К сожалению, уютная атмосфера слегка нарушена зимним пейзажем внушительных размеров, украсившим стену холла стараниями Розмари. Пейзаж тоже зеленоватых тонов, только при виде этой зелени тебя начинает бить озноб

- От этого вашего пейзажа мне становится холодно.

- Это пейзаж Моне, а не мой, - уточняет Розмари, раскладывая пасьянс.

- Какая разница? Когда я гляжу на него, мне становится холодно.

- Но, как бы вам объяснить, Пьер, картина предназначена не для обогрева комнаты.

- Понимаю. И все-таки на этот пейзаж было бы более приятно смотреть в пору летнего зноя.

- Вы рассуждаете на редкость примитивно требуете от искусства того, в чем вам отказывает жизнь, - произносит Розмари, подняв глаза от карт.

- Лично я ничего не требую. Тем не менее мне кажется, что картина, раз уж вы вешаете ее у себя дома, должна чему-то соответствовать. Какому-то вашему настроению.

- Эта картина как раз соответствует. Соответствует вам, - говорит Розмари. И, заметив мое недоумение, добавляет: - В самом деле, посмотрите на себя, чем вы отличаетесь от этого пейзажа: холодный, хмурый, как пасмурный зимний день.

- Очень мило с вашей стороны, что вы догадались повесить мой портрет.

- А если бы вы решили украсить комнату каким либо пейзажем, который бы напоминал обо мне, что бы вы повесили? - спрашивает Розмари.

- Во всяком случае, ни пейзажа, ни какой-либо другой картины я бы вешать не стал. Все это слишком мертво для вас. Я бы положил на виду какой-нибудь камень, чье утро изумрудное, полдень золотистый, послеполуденное время голубое, а вечер цикламеновый.

- Такого камня не существует.

- Возможно. Вам лучше знать. Я полагаю, природа драгоценных камней вам знакома не меньше, чем импрессионисты.

- И неудивительно. Ведь и в том и в другом случае это природа переменчивой красоты, - отвечает она, глазом не моргнув.

- Неужто в университете вы и камни изучаете? - продолжаю я нахально.

- Камни я изучала у одного приятеля моего отца. Он владелец предприятия по шлифовке камней, - все так же непринужденно объясняет Розмари. - И совсем не с научной целью, а только потому, что от них просто глаз не оторвать.

- Но чем Же они вас привлекают? Красотой или дороговизной?

- А чем вас привлекает жареный цыпленок? Тем, что у него приятный вкус, или своей питательностью?

- Конечно, что-то должно преобладать.

- Тогда о чем разговор? Разве не ясно, что преобладает?

Она задумывается на какое-то время, потом говорит уже иным тоном:

- Как-то раз, увидев у него - ну, у приятеля моего отца - великолепный бесцветный камень, я сказала с присущей мне наивностью: "Наверно, этот брильянт стоит немалых денег". Он добродушно засмеялся:

"Да, он действительно стоил бы немалых денег, будь это брильянт. Только это всего лишь белый сапфир". И можете себе представить, Пьер, не успел он произнести эти слова, как блеск восхищавшего меня камня вдруг померк.

- Неужели этот приятель и не попытался реабилитировать камень в ваших глазах?

- Каким образом?

- Подарив его вам.

Розмари скептически улыбается.

- А вы бы это сделали?

- Не раздумывая. Жаль только, что к камням я не имею никакого отношения.

Она смотрит на меня, потом задумчиво произносит:

- Интересно, к чему же вы имеете отношение. - И добавляет, уже совсем другим тоном: - Пожалуй, мне пора одеваться. Вы, конечно, не забыли, что мы сегодня вечером идем к Флоре?

Итак, мы у Флоры. Трудно сказать, в который уже раз, потому что наши сборища давно стали традиционными и довольно частыми, а по календарю уже март, хотя на улице все еще падают хлопья снега.

Немка принимает нас в просторной "студии", образовавшейся из двух комнат после того, как съемщица убрала разделявшую их стену. Обстановка здесь в отличие от нашего зеленого холла простая и удобная - ни лишней мебели, ни настольных ламп. И если обстановка квартиры позволяет судить об индивидуальных особенностях ее хозяина, то нетрудно прийти к заключению, что фрау Зайлер будуарному быту явно предпочитает здравый практицизм. Никаких галантных сцен, никаких импрессионистов. Единственное украшение - три-четыре фарфоровые статуэтки, расставленные на низком буфете, рекламные подарки завода фарфоровых изделий - Флора представляет фирмы, снабжающие человечество столовой и кухонной посудой.

В этот раз состязание начинается в мою пользу - явление очень редкое, потому что обычно я проигрываю. Проигрываю по мелочам, не как первый раз.

- У вас недурно получается, - утешает меня в таких случаях Бэнтон. - Вам, должно быть, и в любви так везет.

- Охота вам говорить банальности, Ральф, - говорит Розмари. - Если человек апатичен в игре, он и в любви такой.

Тут немка могла бы возразить, что американец при всем его равнодушии к флирту в игре малый не промах, но она не возражает. Насколько я могу судить по моим беглым наблюдениям, Флора несколько раз пыталась флиртовать с Бэнтоном, но, увы, так и не сумела вывести его из летаргического состояния. Может быть, он не любитель крупных форм...

Итак, я определенно выигрываю, но мне особенно везет с момента, когда я сажусь напротив импозантной фрау Зайлер, потому что весь этот затяжной кон лучшая карта почти всегда оказывается в моих руках, а Розмари с Бэнтоном отчаянно обороняются; их оборона продолжается даже тогда, когда они попадают в опасную зону, а удары возмездия со стороны беспощадной немки сыплются один за другим, и наш банк все больше обретает контуры небоскреба, так что, когда Флора наконец подводит черту и делает сбор - бухгалтерские операции всегда выполняет она, - Ральф вынужден признать, что он никогда в жизни так не прогорал.

- Как видите, ради вас стараюсь, мой мальчик, - тихо говорит Флора, и я не могу не заметить, что глаза ее под действием скрытого внутреннего ликования обрели лазурный цвет.

- Вполне естественно, - отвечаю я. - Не будь людей вроде меня, никто бы не стал покупать ваших тарелок, поскольку нечем было бы их наполнять.

- Боюсь, вы ошибаетесь, полагая, будто моя симпатия к вам связана с тем, что вы торгуете продовольствием, - парирует немка, чем еще больше портит настроение моей квартирантки.

В результате длительного сожительства Розмари привыкла обращаться со мной, как со своей собственностью, хотя, в сущности, между нами не происходит ничего, кроме пустых разговоров. Но если в данном случае подначки Флоры вызывают у нее раздражение, то только потому, что этому предшествовал скандальный проигрыш. Обычно она умеет скрывать свое состояние. И если сейчас теряет над собой контроль, то это признак того, что она только начинает беситься. Озлобленная до предела, Розмари обычно предпочитает молчать.

Теперь уже Розмари моя напарница, она сосредоточенно смотрит в карты, и я, имея возможность немного поднять ее настроение, объявляю три без козырей, вслед за этим Розмари с торжествующим видом провозглашает четыре пики, не считаясь с тем, что я закрыл игру, в результате чего две кругленькие "помахали мне ручкой". Но три без козырей или четыре пики в любом случае - большой шлем, и это в какой-то мере воодушевляет мою партнершу, которая даже благоволит сказать мне:

- Очень сожалею, Пьер, но мне в голову не пришло, что тузы способны принести вам две сотни.

- Не стоит сожалеть. Я с истинным наслаждением наблюдал, как лихо вы разыгрывали конечную партию, - галантно отвечаю я, даже чересчур галантно, потому что никакой лихости в ее игре не было, да и при такой карте любой дурак мог выиграть.

- Ну, вы довольны? - спрашиваю, когда и второй манш заканчивается в нашу пользу.

- Чему тут радоваться, - отвечает Розмари. - С Флорой вы выиграли раза в три больше. Значит, вы любите Флору больше меня.

- А может, и я его люблю больше, чем вы, дорогая, - невозмутимо вставляет немка.

Так или иначе, закуска сейчас важнее, чем любовь, и мы отправляемся к длинному буфету, где наряду с рекламными, фарфоровыми, расставлены тарелки и попроще, с виду совсем плоские, заваленные мясом и зеленью. Практицизм немки находит свое выражение и на поприще кулинарного искусства. Она предлагает нам не так много, зато все достаточно вкусное, хотя нет в этом ни расточительных импровизаций Розмари, ни дорогостоящего гурманства американца, который заказывает закуски для своих вечеров в ближайшем ресторане.