Захар Прилепин - Подельник эпохи: Леонид Леонов

• Название: Подельник эпохи: Леонид Леонов
• Автор: Захар Прилепин
• Жанр: Биографии и Мемуары

В книге «Подельник эпохи: Леонид Леонов» известный прозаик Захар Прилепин выступает как исследователь творчества одного из интереснейших писателей XX века. Невероятно, сколько событий могло уместиться в жизнь одного человека: белогвардейский офицер и рядовой красноармеец; литературный преемник Максима Горького и мэтр, которого с девяностолетием поздравляет Михаил Горбачев… Славе его первых романов – «Барсуки», «Вор» – завидовали Булгаков и Набоков, пьесу «Унтиловск» поставили во МХАТе при Станиславском, а публикация последнего романа – «Пирамида» – опоздала на несколько лет, чтобы стать бестселлером эпохи перестройки наравне с «Детьми Арбата».

---

Первая и четвертая полосы газеты были, как правило, переполнены разнообразной рекламой и любопытными анонсами. В первом номере за 1917 год на первой полосе можно увидеть объявления о спектаклях Интимного театра, Электротеатра, а также о постановке «Мулен Руж». На последней полосе той же газеты неизменно продают свиней, ищут нянь, бонн и кухарок. Максим Леонов-Горемыка из номера в номер пишет о поэтах-самородках, крайне редко делая исключение то для местного художника, то для столичного певца, то для поборников трезвости.

Начиная с февраля и «Северное утро», и сотни других российских газет все больше уделяют места новостям о брожениях в Государственной думе. К примеру, в номере «Северного утра» от 17 февраля публикуются шумные выступления ультраправого Владимира Пуришкевича и лидера кадетов Павла Милюкова; и здесь же новые стихи Леонида Леонова: «Нет времени. Есть только человек,/ И жизнь его недлинна, как зарница,/ Люди часто скопища калек,/ Свободны мы? Калеки или птицы?/ Вы грезите пока суровый век/ Не повернет железные страницы».

Очень актуальные в те дни стихи, надо сказать.

В номере от 19 февраля Леонов признается, что «…сегодня напился/ Раскаленного солнца,/ Я поверил, свободный,/ В предвесенние сны!» – и когда бы не наглядное эпигонство первых его опытов, вполне можно было бы говорить о поэтической прозорливости юноши.

22 февраля появляется стихотворение о войне, с финалом: «Сергей убит. Так просто и жестоко./ Сергей убит и больше ничего».

Страна между тем вступала в новые, неповоротные времена. Леонид по-прежнему живет в Москве с матерью и братом, следит за всеми новостями: в газетах читает о том, что происходит в Петрограде, своими глазами видит, как развиваются события в белокаменной.

23 февраля 1917-го в Петрограде началась забастовка, к 27-му она стала всеобщей, и войска Петроградского гарнизона перешли на сторону восставших.

Московские власти пытались сдержать ситуацию. Было объявлено осадное положение: демонстрации запретили, на улицы выкатили пушки, газетам запретили печатать новости о Петроградских событиях.

Но ничего остановить уже было нельзя: 28 февраля начинаются стачки и в Москве.

Забавное совпадение: в тот же день, 28 февраля, «Северное утро» сообщает о юбилее творческой деятельности Максима Леоновича Леонова: первое свое стихотворение он напечатал тридцать лет назад. Половину номера занимают здравицы и стихи в честь юбиляра, в том числе поздравления его новой жены – Марии Чернышевой. В номере объявляется, что юбилейного обеда в честь Максима Леоновича пока не будет, так как не удалось подыскать подходящего помещения: «…единственный в настоящее время в Архангельске ресторан “Баръ” не может вместить всех желающих». В итоге чествование перенесли на 5 марта.

28 же февраля в приказе по Московскому гарнизону сообщалось, что 1 марта будет отслужена очередная панихида по в бозе почившему в 1881 году императору Александру II, и посему в этот день предлагалось «в барабаны не бить и музыке не играть». Но все получилось ровно наоборот: улицы заполонили тысячи людей, развевались красные флаги, было шумно, буйно, радостно. Леонов за всем этим наблюдал, разделяя общие чувства: нравилось, что праздник на дворе и «раскаленное солнце» катится в гости к нам.

2 марта главные городские объекты Москвы были захвачены восставшими, а губернатор, градоначальник, командующий военным округом – арестованы.

В тот же день Николай II подписал отречение от престола. В гимназии Леонова вскоре объявят об этом, и Леонид от радости наклеит в учебной тетради карикатуру на царя – что наглядно иллюстрирует его взгляды той поры.

4 марта «Северное утро» выходит с подзаголовком «Свободная Россия». От чтения газеты возникает ощущение веселого, весеннего шума: каждый старается перекричать всякого. Тут и выступления Керенского и Милюкова, и срочная телеграмма Великого князя Николая Николаевича, и очередное объявление, что «ввиду событий, переживаемых нашей Родиной», 5 марта юбилейный вечер Максима Леонова-Горемыки вновь не состоится. Не до юбилеев!

8 марта отец Леонова публикует свои преисполненные радости стихи: «Мы себе свободу с бою взяли,/ За свободу нашу золотую/ Долго мы по тюрьмам голодали,/ Проклиная долю горевую». В следующем номере Филипп Шкулёв пишет передовицу «Великие события», где объявляет «Великое русское спасибо всем спасителям нашей Родины, работающим в Государственной думе и кующим счастье и благо исстрадавшемуся русскому народу».

Спустя неделю, 15 марта, Леонид Леонов дает в газете новое свое стихотворение, полное тех же эмоций: «Вейтесь,/ Вейтесь, красные флаги свободы,/ Красные флаги, кровью залитые/ Кровью отчаянья, кровью народа/ Вейтесь!»

Под публикацией Леонида небольшое стихотворение Демьяна Бедного, где он восклицает: «Какое зрелище: повешен/ Палач на собственной веревке». Следует пояснить, что в виду имеется царизм.

Несмотря на радость Демьяна Бедного и обилие крови в стихах Леонида, Максим Леонович в том же номере, словно предчувствуя что-то, пишет целую передовицу под названием «Без Маратов»: «К свободе идем мы без гильотины», – то ли радуется он, то ли пытается заговорить будущее.

2 апреля «Северное утро» выходит с подзаголовком «Христос Воскресе!». Номера, посвященные святому празднику, были в газете традиционными, ежегодными.

В том, 1917, году Пасха как никогда пришлась вовремя, совпав с народным ликованием по поводу революционного обновления. И в Москве, и в Архангельске на улицы вышли десятки тысяч людей – все в красных бантах, все радостны.

Характерно, что Леонид Леонов, публиковавшийся в «Северном утре» постоянно, стихи на пасхальную тематику опубликовал только один раз – в том самом апреле семнадцатого. И в номере, полном благости и восхищения, его стихотворение смотрится несколько странно.

Называется оно «Монастырь». В нем, завидев весну, которая идет «как прелестная девушка с золотыми кудрями», молодой инок сначала улыбается, а затем плачет. В конце концов, у него «на полночной молитве/ Голубые, печальные умирают глаза».

Завершается стихотворение так: «Порыжелые/ Мхи зацвели на заброшенной башне./ Золотые кресты заплелись в облаках без предела./ А черемуха блестки роняет./ На пашни./ Белые».

На фоне иных, благостно настроенных авторов («…летят, гудят стогласные/ Могучие, привольные,/ Звенящие, прекрасные/ Напевы колокольные…») создается ощущение, что Леонов нечто иное, смутное испытывает к святому празднику, что и сам сформулировать пока не в силах.

Можно попытаться разгадать смысл леоновских метафор, но, верно, этого не стоит делать: стихотворение явно выстроено не рассудком, а некими иррациональными, еще невнятно артикулированными чувствами. Однако и здесь уже слышны определенные созвучия с будущей прозой Леонова, а именно – с описанием безрадостной монастырской жизни в романе «Соть».

Гимназия

Несмотря на революцию, гимназия, где учился Леонид, продолжала свою работу.

«Обучение было поставлено превосходно, – вспоминал Леонов и много лет спустя. – До восьмого класса мы ходили в парах, волосы отращивать не разрешалось…»

«Сама гимназия, – говорил Леонов, – помещалась в бывшем доме князя Пожарского (его потом разрушили) <…> Требовали и добивались знаний. Приходит учитель истории Вячеслав Владимирович Смирнов. Статский советник. Тишина полная. Вызывает ученика: “Говорите о Шуйском…” Слушает ответ, не перебивая и не поправляя. Потом таким же ровным голосом: “Садитесь. Два…”»

Директором гимназии был действительный статский советник Николай Иванович Виноградов. «Лингвист в генеральском мундире», – так определил его Леонов позже.

В романе Леонова «Дорога на Океан» есть эпизодическое описание некоего директора гимназии, в котором угадывается и Николай Иванович: «Нельзя было забыть этого большелобого надменного человека – только нимба не хватало вокруг его головы. Он носил синий диагоналевый форменный пиджак на красной генеральской подкладке и с гербовыми пуговицами. Воспитанники старших классов шутили, что, даже лаская жену, он не снимал с себя парадного мундира, чтоб не забывалась».

Господин Виноградов последовательно сдерживал вольный дух возбужденных гимназистов. Разве что портреты Государя со стен гимназии поснимали: однажды утром гимназисты пришли в школу и обнаружили огромные порыжелые квадраты на стенах – здесь был Император.

Но порядок в гимназии по-прежнему царил идеальный. Требовали все так же много, учащиеся до остервенения зубрили латынь. Однако уже в юности Леонов был усидчив, упрям и дисциплинирован, так что внешнее воздействие гимназической муштры никакого заметного влияния на него не оказывало. К тому ж и к латыни он имел последовательный, врожденный интерес.

С 1917 года Леонов дает частные уроки – кстати, тот рубль, что вручил он кухарке Брюсова, как раз уроками и был заработан.