Жорж Бордонов - Мольер

• Название: Мольер
• Автор: Жорж Бордонов
• Издательство: Искусство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Книга рассказывает о писательской, актерской, личной судьбе Мольера, подчеркивая, как близки нам сегодня и его творения и его человеческий облик. Жизнеописание Мольера и анализ пьес великого комедиографа вплетаются здесь в панораму французского общества XVII века. Эпоху, как и самого Мольера, автор стремится представить в противоречивом единстве величия и будничности.

---

Три богини, на которых намекает Шапель, — это, очевидно, Мадлена Бежар, мадемуазель Дебри и мадемуазель Дюпарк. Можно не сомневаться, что они доставили немало хлопот юному директору труппы, тем более что он постоянно за кем-нибудь из них волочится. Позднее (в «Версальском экспромте») он с насмешливой нежностью выскажет все, что думает об актерском племени, собственной принадлежностью к которому гордится. Но во всех его делах у него есть верная, надежная союзница — Мадлена Бежар. А ведь он еще до великого Корнеля послал Маркизе стихотворную записочку:

«Черты прекрасны ваши,
Пленителен их вид.
Их нет на свете краше,
И образ ваш затмит
Красу любых Филид.
Вам всё дано на диво.
Глаза умны и живы,
И стан точён и прям.
В моих словах, Маркиза,
Ни лести, ни каприза.
Восторгом этим вам
Лишь должное воздам».[93]

Мадлена умеет закрывать глаза на такие вещи. Она хорошо знает своего Мольера. Она не обманывается насчет его слабостей, но угадывает его гений и так добра и мудра, что будет с полным самоотречением следовать за ним всю жизнь. Слишком мало говорится о том, что для Мольера она пожертвовала своим признанным, неоспоримым талантом трагической актрисы и перешла на вторые роли в комедии, потому что это был жанр, в котором он мог блистать и преуспеть. Как жаль, что из-за нехватки точных сведений нельзя написать повесть их любви, их товарищества. Эти два человека, у которых позади было столько лет общей борьбы и, может быть, разрыв на каком-то жизненном перекрестке, умерли через год друг за другом, день в день. Мольер не был образцом ни добродетели, ни постоянства. Надо представить себе, чем было существование этой женщины, которая ради славы мужчины отказалась от собственных любовных приключений и которой все же суждено было увидеть, как он уходит, бросает ее для кокетки…

Итак, 12 июля 1658 года Мадлена снимает зал для игры в мяч Маре у Луи Редона де Талюэ, графа де Рюи, за 3000 ливров в год. В арендном договоре сказано, что Мадлена проживает «в доме господина Поклена, обойщика, камердинера короля, на Рынке, в приходе Святого Евстахия». Значит, неверно утверждение, что Мольер порвал со своими. Напротив, Жан II способствует его возвращению в Париж; он вовсе не стыдится того, что его старший сын — актер; он предоставляет в своем доме жилище театральной диве, к тому же подруге блудного сына: он ведь не может не знать, что Мадлена и Жан-Батист — любовники. Этот Гарпагон, этот злобный и ограниченный буржуа, каким его делает легенда, не колеблясь дает денег сыну, потом, после краха Блистательного театра, платит его долги и, наконец, подкрепляет сделку об аренде зала Маре своим именем, которое пользуется безусловным довернем. Как приятно (и это случается чаще, чем принято думать) заменять легенду действительностью, далеко эту легенду превосходящей.

Однако зал для игры в мяч — только временный выход. Летом 1658 года Мольер несколько раз тайком (это отмечено у Лагранжа) ездил в Париж. Он предпринимает попытки приблизиться ко двору. Счастливый случай ему помогает. Аббат де Коснак, бывший распорядитель увеселений принца де Конти, купил должность капеллана при Месье — Филиппе Орлеанском, единственном брате Людовика XIV. Мы имели возможность убедиться, что Коснак не скрывает своих симпатий к Мольеру. Благодаря ему Мольер добивается покровительства принца. Его труппа становится Труппой Месье с жалованьем в 300 ливров, которое, впрочем, никогда не будет уплачено. Но главное для Мольера — быть представленным королю и королеве-матери, получить разрешение играть перед их величествами.

Наконец, после столь долгого терпеливого ожидания, 24 октября 1658 года он появляется перед Людовиком XIV на сцене, устроенной в Гвардейском зале (ныне это Зал с кариатидами) Старого Лувра. В этот великий вечер он ставит на карту тринадцать лет труда и все будущее. Если король будет аплодировать, судьба труппы обеспечена. Если они не понравятся королю, наверно, придется возвращаться в провинцию — и навсегда. Мольер сознает всю степень риска и очень нервничает. Мода тех времен и обычаи двора требуют, чтобы он ставил трагедию. Он заранее знает, что не сможет здесь отличиться из-за своей внешности, но рассчитывает на актрис — Мадлену, красавицу Маркизу, Дебри. Он надеется, что благодаря им прием будет сносный. Кроме того, он очень предусмотрительно выбрал «Никомеда» Корнеля — панегирик монархии, как ее представляет себе будущий Король-Солнце:

«Так опасайтесь же забыть ошибку вашу,
Она пробила брешь в могуществе царей,
А потому назад вернитесь поскорей,
Чтоб власти возвратить былые блеск и славу,
Как мной была она получена по праву,
Единой, нерушимой…»[94]

Как он и предвидел, успех весьма скромный. Наметанному глазу придворных видно, что Мольер и его актеры не могут сравниться с «Большой труппой» Бургундского отеля. Аплодисменты — не более чем дань вежливости. Но Мольер подготовил следующий ход. Он угадал, что Людовик XIV, чувственный, пылкий, полный сил и еще не утоленных желаний, в свои двадцать лет томится от скуки среди торжественно-строгих лиц. На этот характер, еще не ясный самому себе, скрытый за наивной важностью, Мольер и делает ставку. Он выходит вперед в костюме слуги, со шляпой в руке, веселый, лукавый, немного неуклюжий, в притворно робкой позе, — уже знакомая, отложившаяся в сознании зрителей фигура, одно появление которой способно их рассмешить на двадцать лет вперед. Он любит эту роль «оратора» — ответственную и нелегкую; ведь, уничтожая барьер рампы, он пытается таким образом установить прямой контакт с публикой, заставить ее непосредственно участвовать в последующей игре. Мольер благодарит короля за «милостивую снисходительность к их деревенским манерам». Он смиренно умоляет о позволении представить «одну из тех забавных пьесок, кои снискали ему некую толику доброй славы и коими он потчевал провинцию». Партия наполовину выиграна. Вскоре становится ясно, что это триумф: молодой король, а за ним и придворные веселятся от души, смотря эту «забавную пьеску» — довольно грубый фарс под названием «Влюбленный доктор». Совершенно покоренный, Людовик XIV поздравляет Мольера и предоставляет в его распоряжение — с завтрашнего дня — зал Пти-Бурбон, примыкающий к Лувру. Без сомнения, если бы Людовик XIV был вдвое старше, ему бы не так понравился этот фарс, и судьба Мольера сложилась бы иначе.

ПЕРВЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Но судьба на несколько дней приостанавливает свой бег. Сделаем это и мы, если вам угодно. Пора поговорить о писательских дебютах Мольера. Известно, что он многим обязан комедии дель арте. Не зря же он брал уроки у Скарамуша. Но что такое комедия дель арте, в какой контекст ее следует поместить? Все это для нас небезынтересно. Комедия дель арте ведет начало от канатных плясунов Древнего Рима, то есть от пантомимы, импровизации по заданной схеме. Свойственная итальянцам живость речи и жестикуляции позволила им довести до совершенства этот жанр: успех на один вечер, спектакль на один вечер, для которого есть только канва, эскиз драматического действия. Рудзанте[95] (его настоящее имя — Анджело Беолько) придал окончательную форму маскам, которым суждено было закрепиться на сцене: Панталоне из Венеции, Арлекин из Бергамо, Скапино из Милана — и другим, второстепенным, но не менее ярким. Итальянцы своей задорной мимикой пленили французов времен Возрождения, у которых только и было развлечений, что их мистерии, родственные испанским ауто[96], но в большинстве случаев куда менее талантливые.

Итак, основным приемом итальянцев была импровизация по готовой канве, зачастую не самого строгого вкуса. Они предвосхищали современный театр в заботе о предельной выразительности игры. Скарамуш, учитель Мольера, «заставлял публику плакать от смеха добрых четверть часа в сцене испуга, в которой он не произносил ни единого слова». Итальянские актрисы готовы были появляться перед зрителями в продуманно-откровенных костюмах. Они играли по-итальянски, но с примесью французского: «Увы! Сеньор Юпитер, мои крылья отказываются мне служить, perche, passando per una strada, una servanta[97] вылила на меня ночной горшок…»

Мольер не только перенял мимику и искусную жестикуляцию Скарамуша; первые его опыты копируют технику комедии дель арте и даже просто-напросто перелагают пьесы из репертуара итальянцев. Нет ничего удивительного в том, что не сохранился текст «Влюбленного доктора», сыгранного перед Людовиком XIV. Лагранж в своем «Реестре» уточняет, что речь шла о фарсе, «не занесенном на бумагу», то есть об одном из тех набросков, где намечены только основные реплики, а пробелы актеры должны заполнять сами, по сиюминутному наитию. Текст другого фарса, «Ревности Барбулье», до нас дошел, и по нему мы можем предположить, что представлял из себя «Влюбленный доктор». Высказывались (и высказываются до сих пор) сомнения в его принадлежности перу Мольера: слишком уж велика пропасть между «Доктором» и «Мизантропом»! И тем не менее Мольер на протяжении всей своей профессиональной жизни, как актер и как автор, останется верен фарсу; кажется даже, что он будет обращаться к этому народному жанру всякий раз, как большой свет причинит ему огорчение и обиду. Вот подлинный театр, комедия божьей милостью, напоминание о непосредственности детства. Испытания чтением все это, конечно, не выдерживает, но на сцене смотрится замечательно, что гораздо важнее. Фарс «Барбулье» — не более чем набросок, что-то вроде пьесы для Гиньоля[98], очень коротенький и вовсе без психологических тонкостей. Все подается сплошным общим планом, но ненавязчиво и потому не раздражает: новичок явно наделен чувством меры, необходимым для драматурга. Доктор — предшественник Диафуаруса; он убийственно глуп, велеречив, зануден, призывает небо и землю в свидетели своего надутого и пустопорожнего ничтожества. Ревнивый муж, обманутый, наивный и подозрительный, молодая жена, капризная и вероломная, неизбежный любовник: все они пока только легкие тени, но уже позволяют угадать будущих героев, обрисованных совсем иначе — трогательно, беспощадно и сочувственно. Очевидно, «Барбулье» появился на свет в 1646 году.