Гэри Шмидт - Битвы по средам

• Название: Битвы по средам
• Автор: Гэри Шмидт
• Жанр: Детская проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-903497-89-8

Ну и тип этот Холлинг Вудвуд! Учительница возненавидела его в первый же день седьмого класса. Подумать только, заставляет после уроков читать Шекспира! Но родители на жалобы Холлинга никакого внимания не обращают. Им и без того есть о чём беспокоиться: дело-то происходит в 1967 году — тут и война во Вьетнаме, и политические волнения, и бизнес отца-архитектора, который вроде бы пошёл в гору, но конкуренты дышат в спину… Вот бы получить заказ на проект нового здания школы, той самой, где учится сын! А у Холлинга выдался удивительный год — он проверил надёжность друзей, сыграл в спектакле, разочаровался в кумирах, преодолел себя и свои страхи, нашёл общий язык со старшей сестрой, влюбился… Холлинг вырос.

«Битвы по средам» — это захватывающая и остроумная повесть о жизни подростка в течение одного учебного года. Сколько открытий, оказывается, может уместиться в десять месяцев: сбежавшие крысы — это не страшно, Шекспир — это не скучно, старшая сестра — это очень важно. А еще приезд любимого бейсболиста, роль в спектакле и первая любовь. И все это на фоне войны во Вьетнаме, ведь на дворе 1967 год. За эту книгу Гэри Шмидт был удостоен премии «Ньюбери».

---

Гэри Шмидт Битвы по средам

Посвящается Салли Бултуис, Камил Де Бэр и всем добрым душам из книжного магазина «Уголок Винни-Пуха», которые — с мудростью и любовью — помогают детям и книгам найти друг друга

Сентябрь

Миссис Бейкер ненавидит лютой ненавистью одного-единственного семиклассника.

Меня.

И — зуб даю — без всяких причин! Окажись предметом её ненависти Дуг Свитек, было бы понятно.

Наш Дуг Свитек однажды составил список разных способов, которыми можно довести учителя до белого каления. Списочек из четырёхсот десяти пунктов. Начинается он безобидно: «Впрыснуть дезодорант в ящик учительского стола», но дальше идут пункты похлеще. Сильно похлеще. К сто шестьдесят седьмому номеру список хулиганских выходок уже попахивает уголовщиной. О том, что кроется за номером четыреста и тем более четыреста десять, лучше вообще умолчим. Если коротко: за такие шалости детей отправляют в колонию. Насовсем.

В прошлом году Дуг Свитек опробовал шестой способ из своего списка на миссис Сидман. Место действия: питьевой фонтанчик перед учительской. Подсобные средства: жвачка, чтобы заткнуть фонтанчик, и полинезийская фруктовая краска для волос, с которой в ту пору экспериментировала миссис Сидман. План Дуга сработал. Под брызнувшей из фонтанчика струёй краска тут же потекла, и на лице учительницы появились разводы цвета манго. Они расцвечивали её лицо не день, не два, а довольно долго — покуда кожа, попорченная въедливой краской, полностью не отшелушилась.

Дуга Свитека тогда исключили из Школы. Временно, конечно. На две недели. Собирая вещички, он объявил нам, что на будущий год испробует номер сто шестьдесят шесть: надо, мол, проверить, какой срок ему за это влепят.

Накануне возвращения Дуга Свитека директор нашей Камильской средней школы объявил на утренней линейке, что миссис Сидман «по собственному желанию переведена на работу в школьную администрацию». Он предложил нам поздравить её с новым назначением. Только как поздравишь, если она и носа из своего кабинета не высовывает и — даже когда дежурит на перемене — к нашему классу и близко не подходит? А случись кому из нас к ней приблизиться, она тут же достаёт шапочку от дождевика — знаете, такую жёлтую, клеёнчатую, в них все школьники осенью ходят — и напяливает на голову. Боится, что опять краска потечёт.

Так что, сами понимаете, миссис Сидман не позавидуешь. И Дуга Свитека она возненавидела не просто так, а вполне за дело.

Но я-то ничего подобного не совершал! Никогда. Я вообще стараюсь держаться подальше от Дуга Свитека, чтобы меня, не дай Бог, не уличили в сообщничестве, если он вдруг затеет пункт сто шестьдесят шесть.

Но это не помогает. Миссис Бейкер меня всё равно ненавидит. Причём намного сильнее, чем миссис Сидман — Дуга Свитека.

Я понял это сразу, в понедельник, в первый учебный день в седьмом классе, когда миссис Бейкер устроила перекличку. Кстати, по нашим фамилиям можно понять не только кто есть кто, но и кто где живёт. Так уж заселялся наш городок на острове Лонг-Айленд. У кого фамилии кончаются на — берг, — цог или — штейн, живут в северной части города. А у кого на — елли, — ини или просто на — о — те на юге. Границей между еврейской и итальянской частями города служит Ли-авеню. Если выйти из школы и идти по Ли-авеню долго-долго — пересечь главную улицу и пойти дальше, мимо аптеки МакКлина, булочной Гольдмана и магазинчика, где торгуют всякой всячиной по пять или десять центов, а потом миновать один жилой квартал, Публичную библиотеку и ещё один квартал, — упрёшься прямо в наш дом. Отец всегда говорит, что наш дом стоит точнёхонько в центре города. Не на северной стороне и не на южной. Посерединке. «Идеальный дом», — с гордостью говорит отец.

Может, и идеальный, но на самом деле так жить трудно. Посерединке — всё равно что нигде. Утром по субботам все, кто живут на севере, отправляются в синагогу — в храм Бет-Эль. А в середине субботнего дня все, кто живут на юге, отправляются на мессу в собор Святого Адальберта. Месса начинается так поздно, потому что католические священники, идя в ногу со временем, постановили, что их прихожанам надо хорошенько выспаться в выходной. Зато наша семья в воскресенье, причём спозаранку, в полном составе отправляется в пресвитерианскую церковь Святого Эндрю — слушать пастора МакКлелана, древнего старичка, который, судя по возрасту, мог своими ушами внимать проповедям ветхозаветного Моисея.

Ну что, сопоставили расписание? Так вот и получается, что собрать нормальную команду для бейсбола можно только в воскресенье после обеда.

До прошлого лета, пока среди моих одноклассников ещё были прихожане церкви Святого Эндрю, я кое-как справлялся. Но потом начались совсем тяжёлые времена, потому что отца Бена Камминса взяли на работу в Гротон, и они всей семьёй перебрались в Коннектикут, а Ян МакАлистер переехал в Билокси, потому что его отца, нашего прежнего пастора, перевели работать капелланом на военную базу, а на его место в церковь Святого Эндрю назначили пастора МакКлелана, личного друга ветхозаветных пророков.

Быть единственным пресвитерианцем в классе очень тоскливо. Особенно по средам, когда ровно без четверти два половина класса отправляется в еврейскую школу при синагоге Бет-Эль, а без пяти два другая половина класса отбывает в собор Святого Адальберта — постигать католический катехизис. Раньше в классе оставались три ученика-пресвитерианца. А теперь — один.

Я.

Думаю, именно эту подставу миссис Бейкер и заподозрила, когда наткнулась на мою фамилию, устроив перекличку в первый день сентября. Её голос как-то сразу изменился, задребезжал, точно от моей фамилии внутри у неё сработала секретная кнопка.

— Холлинг Вудвуд, — произнесла она.

Я поднял руку.

— Здесь.

— Вудвуд, — повторила она.

— Да.

Миссис Бейкер проводила перекличку стоя, с журналом в руках, но сейчас присела — не на стул, а на край стола. Тут бы мне и смекнуть, что дело неладно. Ведь учителя обычно не садятся на стол в первый день занятий. Не принято.

— Вудвуд, — повторила она упавшим голосом. И задумалась. А потом спросила: — Ваша семья посещает храм Бет-Эль?

Я покачал головой.

— Значит, собор Святого Адальберта? — с надеждой спросила она.

Я снова покачал головой.

— Выходит, по средам вы не получаете религиозного образования?

Я кивнул.

— То есть вы остаётесь здесь, со мной?

— Навроде того.

Она смерила меня тяжёлым взглядом. И, по-моему, глаза у неё стали почти квадратными.

— Вы только что совершили преступление против родного языка! Наречия, которое вы употребили, не существует! Что ж, раз по средам вы остаётесь со мной, предлагаю ответить так: «Я думаю, в среду днём всё-таки придётся поработать».

Тут-то я и понял, что она ненавидит меня лютой ненавистью. Потому что у неё стало такое мрачное лицо, словно солнце закатилось и не появится на горизонте до июня.

Возможно, моё лицо тоже изрядно помрачнело. Во всяком случае, чувствовал я себя прескверно — точно меня вот-вот вырвет. Ну, знаете, когда разом и озноб бьёт, и пот прошибает, а в животе революция. Помню, я тогда подумал, что зря всё-таки мама дала мне на завтрак омлет с ветчиной, сыром и брокколи. Тоже мне праздник! Начало учебного года. Лучше бы я съел хлопья. С ними если уж вырвет, то полегче, не такой зелёно-жёлтой гадостью.

Что чувствовала миссис Бейкер, я не знаю. Может, её тоже затошнило, но она этого не показывала. Она снова заглянула в список.

— Даниел Запфер, — произнесла она и, увидев поднятую руку Данни, одобрительно кивнула.

Но потом, прежде чем назвать следующую фамилию, она снова посмотрела на меня. И, клянусь, глаза у неё были квадратные.

— Мей-Тай Йонг.

Отыскав в классе руку Мей-Тай, она кивнула. И опять посмотрела на меня.

— Мирил-Ли Ковальски.

И снова, едва взглянув на руку Мирил, учительница посмотрела на меня.

И так — каждый раз, после каждой фамилии. Прямо испепеляла меня взглядом. Ух, как она меня ненавидит!

* * *

В тот день я брёл из школы очень медленно. Дорогу до Идеального дома я знаю наизусть и всегда могу не глядя сказать, что уже дошел, потому что тротуар под ногами становится совсем другим. Бетонные плитки вычищенные, без единого пятнышка, без единой трещинки. И точно такими же чистейшими плитками выложена дорожка, которая ведёт от улицы к нашему крыльцу. А вдоль дорожки высажены кусты азалии, все одной высоты и по цвету подобраны: розовые чередуются с белыми. Дорожка и азалии приводят к идеальному крыльцу — с тремя ступеньками, как у всех домов в округе. Поднимаешься и попадаешь в идеальный двухэтажный дом, выстроенный в так называемом колониальном стиле: на первом этаже с каждой стороны по два больших окна, а на втором — мансардные окна на скошенной крыше. У нас в квартале все дома такие, но наш выглядит опрятнее, потому что отец раз в два года вызывает маляров. Они возвращают дому первозданную белизну и заново красят чёрной краской металлические ставни, приделанные для красоты. Внешняя сетчатая дверь, которая не пускает в дом мошкару, тоже металлическая, но некрашеная, серовато-алюминиевая. Естественно, она никогда-никогда не скрипит.