Александр Зорич - Звездопроходцы

• Название: Звездопроходцы
• Автор: Александр Зорич
• Жанр: Космическая фантастика

«Звездопроходцы» — продолжение романа «Три капитана», на страницах которого читатели начали знакомиться с судьбой пропавшей в 2161 году Четвертой Межзвездной Экспедиции и группой энтузиастов, которая спустя 450 лет пытается распутать клубок тайн и загадок вокруг судьбы космонавтов давней героической эпохи.

Итак, расследование репортера Константина Бекетова, его друзей Анны Надежиной и Федора Смагина продолжается. Кажется, у него большие перспективы — ведь удалось найти не только ракетоплан с борта корабля «Восход», но и таинственного инопланетянина, который представился командором Эром и был лично знаком с пропавшими капитанами Четвертой Межзвездной!

Но теперь в игру вступают осназ и офицеры Глобального Агентства Безопасности. У них четкие предписания: энтузиастов арестовать и допросить, инопланетянина — изолировать и препарировать!

Вместо того, чтобы продолжать поиски корабля «Звезда», нашим героям приходится отвечать на вопросы дознавателей ГАБ, сидя в неуютных кабинетах военной базы на планете Беллона. Но даже всеведущее Глобальное Агентство Безопасности не подозревает, что недавние эксперименты по терраформированию пробудили во льдах Беллоны дремлющее древнее зло…

---

— Яснее, пожалуйста.

— Жидкость из системы охлаждения щитов. То есть спекуляр. Спекуляр тяжелый, заметно плотнее воды, там нитрат таллия и еще куча всякого. И спекуляра очень много.

— Ну и сколько с его помощью можно отыграть?

— Я тут сделал некоторые прикидки. Цифры тебе понравятся, — Изюмцев достал из нагрудного кармана и протянул Надежину распечатку.

Надежин поглядел. Удивленно задрал брови.

— Ты гляди-ка… Неожиданно. Впрочем, чему я удивляюсь. Ведь жидкость тяжелее самого щита!

— Именно так. Щит полый и значительная часть его объема заполняется спекуляром. Но это не всё, Петр. Если слить спекуляр из системы охлаждения щитов, помимо прямой экономии веса получаем еще две выгоды. Во-первых, на инерционном участке погони за Сильваной можно будет потихоньку демонтировать все насосы спекуляра и выбросить их по частям за борт. Это позволит иметь еще более легкий корабль на этапе торможения. А во-вторых — снимается часть динамических ограничений на маневры.

— Это, в смысле, из-за гидроудара в контуре циркуляции? Которого без спекуляра можно не бояться?

— Соображаешь. Самый опасный гидроудар именно у спекуляра — из-за массы и общей протяженности коммуникаций. Даже топливная система в этом плане куда менее проблемна, не говорю уже о всяких там гальюнах.

Надежин покивал.

— Ну и как ты потом домой полетишь, Эд?

— Тут есть над чем подумать, согласен.

— Судя по твоей довольной физиономии — уже подумал?

— Да. Во-первых, вместо спекуляра в щиты можно будет загнать любую абляционную жидкость. Если совсем ничего не удастся синтезировать из веществ, найденных на Сильване или Беллоне, подойдет и обычная вода. Она-то на Беллоне точно есть.

— Так а что вода? И кто ее гонять будет, ты же насосы уже за борт выбросил?

— Дослушай. Само собой, для долговременного использования в качестве барьера для скоростных корпускул щиты станут совершенно непригодны. Но на какое-то время их в таком качестве хватит. А основную часть маршрута возвращения придется пролететь, прикрывшись от корпускул «Восходом»… Изменить ордер, понимаешь? Лететь строго за «Восходом». У нас-то фотонные двигатели выключены, в основном. Этим фактом и надо воспользоваться.

— Это так опасно, что я даже обсуждать не хочу… Но ты прав: слив спекуляр, Сильвану догнать можно было бы. То есть как искусство ради искусства твое предложение имеет ценность.

— Искусство ради искусства?

— Ну да. Мы же приняли решение: за Сильваной не гнаться.

* * *

В экипаже любой межпланетной экспедиции всегда есть специалист «на Большую Перспективу». Степени этих Больших Перспектив различны, пиковый же экстремум их — открытие обитаемого мира и последующий возможный контакт с внеземным разумом.

Для контакта необходим широкопрофильный ксенолингвист, а то, что вторая специальность Георгия Щедрикова, главного языковеда «Звезды» — корабельный кок, ни у кого в экипаже не вызывало удивления.

Еду на звездолете готовят автоматические пищевые комплексы вкупе с подчиненной им кухонной кибермелочью вроде комбайнов и хлебопечей, и готовят превкусно. Но ручная стряпня в космосе, блюда «от Жоры», всячески приветствовались и очень ценились всеми: от инженера или техника до заместителя командира корабля.

Что же до Надежина, тут дело обстояло тоньше. Дело в том, что Петр Алексеевич Надежин тоже был не чужд кулинарии. Плов в его исполнении, равно как и украинский борщ по праву занимали почетные места на кулинарном Олимпе «Звезды» рядом с люля-кебабами и чечевицей по-ирански в исполнении Жоры.

Другой вопрос, что Надежин готовил только по особым случаям, руководствуясь каким-то особым наитием, которое сам он называл или «расслабительным», или «думственным». Да-да, капитан Надежин на корабельном камбузе отдыхал, расслаблялся и… думал.

Последний раз Надежин готовил для своего экипажа (борщ на первое, рис с креветками на второе) накануне эпохального события — открытия Вершининым d-компонента, «четвертой планеты».

Что же до Щедрикова, то он верховодил на камбузе почти каждый день, лишь изредка уступая автоматам честь кормить своих товарищей.

И не удивительно, что лингвиста-кулинара Жору на «Звезде» обожали все… за исключением разве что историка Ермолаева.

Гуманитарии широкого профиля нередко пребывают в состоянии конфронтации со своими коллегами, они менее сплочены, нежели их коллеги-технари. По своим должностным обязанностям историк должен помогать лингвисту, кибернетику и астробиологу в случае контакта с внеземным разумом.

В последнее, вплоть до явления планеты Сильваны, в обоих экипажах мало кто верил всерьез. И потому к штатному летописцу экспедиции Юрию Петровичу Ермолаеву, упорно не желавшему подобно Щедрикову осваивать смежные специальности, на «Звезде» относились с понятной иронией.

Поначалу, еще на стадии формирования экипажей, Надежин полагал, что к назначению на «Звезду» Ермолаева приложили руку соответствующие органы. Им очень даже не всё равно, о чем первым делом будут договариваться космонавты и инопланетяне в знаменательный час контакта двух цивилизаций.

Штатная должность гуманитария, тем паче историка, соответствовала подобной функции практически идеально. Однако в самом скором времени Петр Алексеевич изменил мнение о Ермолаеве: прибывший на борт «Звезды» самым последним генетик Камалов немедленно предъявил Надежину свои полномочия. В том числе и особые, по части присмотра за всеми членами экипажа на предмет «обнаружения возможного развития девиантных параметров физического и умственного состояния штатных единиц как побочного следствия генных модификаций по программе „Амфибия“.»

— Включая и меня? — Холодно уточнил Надежин.

— Включая и выключая, — мгновенно ответил Камалов, глядя в глаза командиру.

Сколько его впоследствии видел Надежин, тот всегда был выдержан, спокоен и улыбчив. Камалов никогда никуда не опаздывал, но и не задерживался у гиберкапсул слишком долго. Васильев обращался к нему только по вопросам стандартной, рутинной профилактики аппаратуры. Сам же криотехник зачастую часами просиживал в гибернационном зале, сверяя показания приборов, контролируя датчики или отслеживая состояние космонавтов визуально.

Камалов особой инициативы не проявлял, но профилактику проводил досконально, не минуя ни одного промежуточного тест-задания даже на контрольных капсулах. «Абсолютная самодостаточность, граничащая с самодовольством», — определил для себя психологический портрет генетика Надежин. И впервые за многие годы ошибся.

В его второй ипостаси — космического представителя органов безопасности России — доктор наук Давлат Наилевич Камалов оказался дотошным, нацеленным на успех, истым энтузиастом своего дела. Он регулярно отправлял пространные отчеты о работе экспедиции и себя лично, отчего довольно скоро завел приятельские отношения с «почтовиком» — оператором бортовой связи Вадимом Полюшкиным.

Основной специальностью Вадима значилась кибернетика и, прежде всего, ее ксенологическое направление — подобно лингвисту незаурядное дарование Полюшкина было законсервировано на случай возможного контакта с инопланетным разумом. Пока же Вадим был всеобщим любимцем как мастер на все руки и технологии, с легкостью могущий эксплуатировать, отлаживать и ремонтировать все устройства связи и любые компьютеры.

Теоретически «почтовик» «Звезды», хотя это и было строжайше запрещено, был способен внести изменения в работу программного обеспечения даже бортовых компьютеров, что в крайних случаях подразумевалось рядом параграфов Экстренного Протокола, этой подлинно священной книги звездных экспедиций тех лет.

В итоге совпали детали сразу нескольких механизмов, и вошли в резонанс частоты вращения невидимых маховиков, которые двигали судьбами всей экспедиции…

Звездолеты землян к тому времени уже прошли плоскость протопланетного диска, очутившись во внутренней полости этого колоссального бублика. Получив необходимые расчеты от штурманской группы, Полюшкин немедля известил командира корабля Надежина: твердой гарантии, что радиодонесения «Звезды» будут по-прежнему в нормальном режиме покидать окрестности звезды Вольф 359 и уходить к Земле, больше нет.

Разумеется, это не стало экстренной новостью ни для капитана, ни для других членов экипажа. Радиосигнал в одну сторону должен был идти почти восемь лет, а обратный ответ — соответственно уже шестнадцать. Никакой сколько-нибудь адекватной двусторонней радиосвязи на таких расстояниях нет, да и быть не может. Но теперь уже и односторонняя связь обоих звездолетов с родиной оказалась под вопросом, пока Землю затенял колоссальный первобытный массив протопланетного диска.