Николай Великанов - Блюхер

• Название: Блюхер
• Автор: Николай Великанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03256-9

Он был одним из самых прославленных полководцев 20–30-х годов XX века, героем Каховки и Перекопа, первым кавалером орденов Красного Знамени и Красной Звезды, одним из первых Маршалов Советского Союза. При жизни о нем слагали легенды, стихи и песни, но звездная судьба маршала имела бесславный и трагичный финал: он не только был объявлен «врагом народа» — подвергся сомнению и его полководческий талант.

---

Погода стояла чудесная: солнечная, теплая, сухая. Дети были счастливы — много купались в море, играли на открытом воздухе. Всеволод и Нина ходили на индивидуальные занятия к местному частному учителю (в школу их не определили из-за полной неясности будущего местожительства), но это нисколько не мешало им радоваться жизни.

Как-то Блюхера навестил Павел Сергеевич Аллилуев, брат Надежды Сергеевны Аллилуевой, который отдыхал в это время в Сочи. Василий Константинович и Павел Сергеевич долго беседовали наедине в гостиной. Проводив гостя, Блюхер многозначительно сказал жене: «Это наверняка разведка». Но Аллилуев приезжал к Василию Константиновичу с добрыми намерениями и, когда вернется в Москву, замолвит слово перед Хозяином о снятии опалы с прославленного маршала. Только Сталин оставит просьбу Павла Сергеевича без внимания…

В санатории Блюхер проходил предписанные врачами лечебные курсы, строго соблюдал режим по лечению фотодерматита, которым сильно страдал в последнее время, принимал мацестовские ванны, другие оздоровительные процедуры.

В середине октября в «Бочаров Ручей» приехал его брат Павел. Он недавно получил перевод в Пермь, и перед отъездом на новое место ему дали месячный отпуск. 2 октября Павел приехал из Хабаровска в Москву, две недели провел вместе с женой Лидией и дочерью Валей. Оставалось десять дней до выхода на службу, и Павел решил по пути в Пермь заехать в Сочи, чтобы повидаться с братом. Павел рассказал: после отъезда в Москву Глафиры с детьми хабаровскую квартиру маршала по ночам посещали какие-то люди, вероятно из НКВД, что-то искали там; в Хабаровске распространяются слухи, что Блюхер оказался японским шпионом и что якобы он, Павел, успел своевременно уведомить органы безопасности о вылете маршала-шпиона в Токио…

После рассказа брата Василий Константинович, по словам Глафиры Лукиничны, долго ходил по гостиной в глубоком раздумье, потом остановился у бильярдного стола, развел руки в стороны, как бы охватывая весь дом и все в нем происходящее, и произнес: «Ведь это же изощреннейшее издевательство…» Выражение лица его при этом было горькое, глаза холодные, сине-стальные.

По истечении некоторого времени он несколько успокоился, но, надо полагать, о полном спокойствии не могло быть и речи.

Тревожиться было отчего. Он не мог не испытывать мрачных опасений после того, что случилось с ним самим, а тут еще Крысько пропал. Иустин Максимович должен был ехать с Блюхером в Сочи, но к поезду не пришел. Возможно, захлопотался и опоздал на поезд? Во всяком случае, в Сочи он не появился и в течение нескольких дней вестей от него не было. Глафира Лукинична послала телеграмму в Москву с просьбой сообщить, где он и что с ним. Пришел ответ: «Крысько арестован»…

Как ни старался Василий Константинович скрывать свои думы и чувства, они все же прорывались наружу. Время от времени он говорил жене: «Абсолютно смелых людей не существует, начнут выламывать руки и ноги, никто не выдержит — подпишет…» Или: «Если со мною что-нибудь случится — меня оправдает история». Или: «Со мною что-нибудь случится — тебя не тронут…»

В последнем он ошибся. Когда его арестовали, «тронули» и Глафиру, и детей, и брата Павла…

АРЕСТЫ, ОБЫСКИ, ДОПРОСЫ

Глафира Лукинична вспоминает: «21 октября нашему сыну Василину исполнилось восемь месяцев, он был такой славный синеглазый бутуз! В этот день мы семьей до сумерек играли в волейбол. После ужина собрались в холле, расставаться не хотелось — не заметили, как пришла ночь. Позже я пошла посмотреть, все ли в порядке у ребят, и… нашла Севу и Нину, играющими в карамболь. Вира спала тут же на диване. Ребята попросили не уносить ее: „Нам с ней лучше, уютнее“.

Утром Сева с Ниной ушли заниматься к учителю. Муж еще спал. В детской я кормила сына, дверь в холл была открыта. Вдруг вихрем мимо двери к спальне пронеслись четверо мужчин в темных гражданских костюмах, и, словно тень, вырос на пороге наш охранник Лемешко; встал, преградив выход из комнаты. Пронзила ужасная догадка…

Отняв от груди сына, я положила его на кровать (в комнате была нянечка Настенька), подошла к двери и в этом своем ужасе и страхе впилась взглядом в глаза Лемешко. Он отстранился. Я быстро вошла в нашу спальню, успела дойти до середины комнаты. Мгновенно двое схватили меня под руки, вывели. Помню сидящего на постели мужа, в белье, опершегося обеими руками о край кровати, ноги скрещены, голова опущена… Двое других, стоявших слева от кровати, обыскивали верхнюю одежду мужа… И опять в проеме двери детской возник Лемешко».

Блюхер понял: это конец. Для полной убежденности спросил хозяйничавших в спальне двоих работников НКВД: кто они и что им от него надо. Один назвался комбригом госбезопасности Федоровым[69], другой — старшим майором госбезопасности Радованским. Федоров предъявил ордер на арест. «Ордер № 1901. 19 октября 1938 года, — пробежал глазами бумагу маршал, — выдан комбригу госбезопасности Федорову на производство ареста и обыска Блюхера Василия Константиновича. Народный комиссар внутренних дел СССР Ежов»…

Обыск в комнатах длился больше часа, были изъяты личные вещи маршала, документы, письма, ордена, оружие…

Всех, кто находился в доме, выводили во двор по отдельности. Пять черных машин ждали у подъезда. Для детей и прислуги в отдалении стоял автобус.

Глафира Лукинична вспоминает: «Первым вывели Василия Константиновича. Он был одет в форменные брюки, на ногах сапоги, в нижней белой рубашке с подтяжками. Шел нетвердым шагом. Потом арестовали меня. Наша пятилетняя дочь Ваира взяла меня за левую руку и, весело припрыгивая, напевала песенку… Вдруг, уже у выхода, ребенка словно ударило током. Она дико закричала, обняла мои колени, вцепилась в них, мои слезы лились на ее головку. Оторвать ее от себя у меня не хватало сил, оторвали они. Меня посадили в машину, стоявшую у подъезда, подогнав ее к впереди стоящей, в которой уже был муж. Последним вывели Павла».

Через час кортеж автомобилей помчался к железнодорожному вокзалу, где работники НКВД подготовили для Блюхера, его жены и брата служебный вагон маршала. Василия Константиновича, Павла и Глафиру рассадили по разным купе. Об этих часах начинавшегося дня — 22 октября 1938 года — Глафира Лукинична Безверхова-Блюхер напишет по прошествии многих лет: «Там (на Адлерском вокзале. — Н. В.) мы расстались навсегда. Последнее, что я слышала, это покашливание мужа, доносившееся из соседнего купе…»

А детей отправили в сочинский приемник милиции, откуда потом их распределят по детским домам.

В то время, когда в Сочи комбригом Федоровым был арестован маршал Блюхер, в Москве Берия отдал распоряжение начальнику отделения Особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД старшему лейтенанту госбезопасности Н. А. Иванову: «В ближайшее время нужно арестовать всех родственников Блюхера».

К Берии была вызвана вся «команда» Иванова — оперуполномоченные Васильев, Головнев, Кащеев, Щербаков, Филиппов. Комиссар государственной безопасности 1-го ранга лично инструктировал каждого, как следует действовать при аресте опасных государственных преступников.

У Блюхера к этому времени родственников было немного: родители и обе сестры — Александра и Елизавета давно умерли. Поэтому Ежов подписал ордера на арест только Покровской, Кольчугиной и Багуцкой. Ордера на уже арестованных, но пока еще не доставленных из Сочи на Лубянку Павла Блюхера и Глафиру Безверхову были оформлены раньше. Санкция прокурора на все аресты отсутствовала, в том числе и на арест самого маршала, но заместителя наркома внутренних дел СССР это не смущало.

Арест родственников Блюхера люди Иванова в первую очередь начали в Москве.

22 октября, на исходе дня, в квартиру номер 4 в доме на Чистых прудах, 12, где жила Галина Кольчугина с десятилетним сыном Василием, пришла группа оперативных работников НКВД во главе с лейтенантом госбезопасности Н. Р. Васильевым, который предъявил Кольчугиной ордер на ее арест. Через час она оказалась во внутренней тюрьме на Лубянке, а ее сын — в детском приюте…

Всю ночь Галину Кольчугину допрашивал начальник отделения Особого отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Иванов. А утром он представил Берии протокол допроса и доложил, что Кольчугиной, как шпионке и участнице контрреволюционной организации, предъявлено обвинение по статье 58–1, 58–10, 58–11. Она во всем созналась…

Кольчугина показала: «Я полностью признаю себя виновной в тех обвинениях, которые мне предъявлены следствием.

Контрреволюционную работу я начала проводить с 1926 года. В то время я работала в советском консульстве в Китае в отделе, который возглавлялся троцкистом Мусиным… Постепенно Мусин прививал мне троцкистские контрреволюционные взгляды и вовлек в антисоветскую работу… В конце 26-го года я познакомилась в Ханькоу с Таировым, а он познакомил меня, в свою очередь, с Блюхером, за которого в январе 1927 года вышла замуж. Блюхера я уже знала как двурушника, как человека чуждого и враждебного интересам советской Родины по его связям и деятельности в Китае…