Александр Кулешов - Пересечение

• Название: Пересечение
• Автор: Александр Кулешов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1989
• ISBN: 5-235-00393-4

В романе прослеживаются судьбы двух москвичей, друзей детства, чьи пути после окончания школы разошлись в противоположных направлениях: один стал офицером-пограничником, другой был завербован одной из иностранных агентур. В романе поднимаются вопросы об ответственности при выборе жизненного пути, о целях в жизни, о нравственной чистоте.

---

ТАМ, ГДЕ ПРОЛЕГЛА ГРАНИЦА

Наверное, мне все-таки не выкарабкаться. Жаль. Так хочется жить. Очень. И я все делаю, чтобы жить. А все, что я могу сейчас делать, это очень хотеть жить. Капают, капают рубиновые капли, и вливается в меня чужая кровь, становится моей. Иногда в шумихе вижу лица врачей, сестер, белые халаты, белые шапочки. Чья-то прохладная рука гладит мой лоб, наверняка это женская рука. И вдруг я слышу шелест высокой травы, вдыхаю аромат сена, откуда-то с небес курлычут журавли, ушедшие в свой дальний перелет, вовсю разливается жаворонок, а соловьи поют так, что ушам больно. Но все заглушает запах хвои, и могуче-тревожный нарастающий ветер раскачивает верхушки высоченных сосен. И журчит говорливый ручеек, и шуршит песок, и слепят мои закрытые глаза снега вершин, и синеют озера меж неподвижных елей…

Все перепуталось, все смешалось. Это все заставы, на которых я был, догнали меня здесь. Вспомнились. Или пришли прощаться со мной. Когда-то я знакомился с ними как с новыми друзьями, проходило время, и я прощался как со старыми. Но помнил все. И вот теперь они вспомнили меня и собрались здесь вокруг моей постели, каждая со своими лесами, песками, горами, со своими ароматами, лесными шумами или речными всплесками, со своим птичьим гомоном, розовыми, алыми, синими, лиловыми небесами. Мой пограничный, мой военный путь. Недолгий путь…

— Товарищ подполковник, лейтенант Жуков прибыл для прохождения дальнейшей службы! — так я доложил коменданту отряда на заставе, куда меня направили.

Седоватый, коренастый, невысокий, загорелый, весь в морщинах. Если б меня спросили, как его определить одним словом, я б ответил: «опытный» (и как выяснилось впоследствии, не ошибся). Такое впечатление, что он все умеет, знает, все видел, пережил, и для него нет неразрешимых вопросов. Это я так определил, еще даже не услышав его голоса. Жуков — психолог! Он смотрел на меня оценивающе, наверное, тоже определял, и подозреваю — куда точней. Рядом с ним худой, жилистый, будто его из проволоки скрутили, старший лейтенант начальник заставы Божков (мне уже назвали), мой будущий командир. Впрочем, поскольку я доложился, уже не будущий, а настоящий.

В отдалении возле чемоданов застыла Зойка. После отпуска я хотел поехать к месту службы один, обжиться, осмотреться, а потом уже выписать ее.

— Шиш! — сказала она решительно. — Муж и жена — одна сатана, одна судьба. Едем вместе. Чего обживаться, на улице не останемся. А выписывать будем мебель.

— Ты что ж, — говорю, — собираешься за нами по всем заставам гардероб возить?

— А почему нет? Наполеон, я где-то читала, всюду возил с собой походную кровать; Суворов, или Кутузов ларец, ну в общем столовый прибор, а ты чем хуже?

— Хуже Кутузова и Суворова? Ничем, — подтверждаю. — Чин только меньше.

— Это дело поправимое, — говорит.

И вот мы прибыли вместе. Доехали с удобствами, самолетом, потом поездом, потом машиной. Здесь тепло, свежий горный воздух. Впрочем, особых гор нет, хотя и высоковато.

— Ну что ж, Жуков, — подполковник жмет мне руку, — рад, что прибыли, у нас дефицит офицерский (это он намекает, что должен приехать замполит, второй месяц ждут). И что не один, а с женой, совсем хорошо, работу ей найдем она кто по специальности?

— Учитель физкультуры, — говорю, — тренером может работать. По самбо.

— По самбо? — хором удивляются подполковник и старший лейтенант и подозрительно смотрят на меня.

— По самбо, по самбо, — подтверждаю.

— Ну что ж, — улыбается подполковник, — тогда без работы не останется. — И вдруг мгновенно меняет выражение лица. — А вы свое дело знаете? — смотрит строго, требовательно, я бы даже сказал, недоверчиво.

И меня охватывает раздражение — два года службы, четыре — училища, диплом с отличием, награжден знаком «Отличник погранвойск», полдюжины разрядов, знаю язык… Словом, вспоминаю все свои достоинства. Уж не хуже этого «гвоздя» (как я мысленно прозвал начальника заставы, не ведая, что и солдаты так его назвали).

— Знаю, товарищ подполковник, не беспокойтесь, — отвечаю явно не по-уставному.

— Ну что ж, — после паузы говорит комендант отряда, — хорошо, когда офицер в себе уверен. Вот ваш начальник заставы, старший лейтенант Божков, надеюсь, сработаетесь. Счастливо оставаться.

Подполковник жмет нам руки, садится в свой «газик» и уезжает. У меня остается неприятный осадок. Высказался, товарищ новоиспеченный зам! Этакий самоуверенный петушок! «Свое дело знаю, не беспокойтесь, товарищ подполковник…» (и не задавайте глупых вопросов!).

— Пошли, Жуков, — говорит Божков, — сейчас покажу тебе твой дом, пока жена будет устраиваться, прогуляемся, покажу хозяйство. Женей меня зовут. Тебя Андрей — знаю.

Возникает старшина-прапорщик. Типичный старшина из кинофильмов — немолодой, могучий, усатый, басистый. Он словно пушинки подхватывает чемоданы и решительно движется в неизвестном направлении. Мы за ним.

Квартира превосходит все наши мечты.

В аккуратном одноэтажном домике их четыре. Все двухкомнатные, все с кухнями, террасками. В одной живет начальник заставы (холостой), в другой несуществующий на сегодняшний день замполит, в третьей старшина, в четвертую загружаемся мы с Зойкой. Тепло, светло, уютно, убрано (наверняка к нашему приезду). Есть мебель, везти гардероб из Москвы нет нужды.

— Живем! — радуется Зойка и тут же начинает что-то переставлять.

— Ты живи, — говорю, — а я пойду на экскурсию.

— Не извольте беспокоиться, товарищ лейтенант, — произносит старшина реплику из кинофильма, — все будет в порядке.

И подкручивает ус.

Я нахожу начальника заставы перед домом. Он устремляет на меня вопросительный взгляд. В ответ я показываю поднятый вверх большой палец.

И мы отправляемся на «экскурсию».

Сначала наш участок границы.

Жаркое здесь и в ноябре солнце высоко в небе. Ни одного облачка. Во всю ширину голубизна без конца и края. Ветерок покачивает пожелтевшую траву. Я подхожу вплотную к зелено-красному пограничному столбу. На меня смотрит матовый герб чужой, здесь она называется «сопредельная», страны. А на обратной, невидимой мне стороне столба, наш герб, сейчас он, наверное, сверкает на солнце.

Вправо и влево по холмам, оврагам, по долинам и горным склонам на десятки тысяч километров протянулась граница. Меня охватывает странное волнение.

Всматриваюсь в эту землю, в эти сухие пожелтевшие травы. Вот эта травинка, что дрожит на ветру, склоняется, гнется, вновь выпрямляется, эта травинка, моя Родина, а вон та, в сантиметре от нее — чужая земля… На той стороне прилепились к склонам холмов узкие делянки, подслеповатые глинобитные бурые домишки теснятся у пыльной дороги, одинокие худые овцы ищут траву, неподвижно застыли, опираясь на длинные посохи, старики пастухи.

Небогатая страна… Вспоминаю, как по дороге на заставу проезжал большое село, все белое, в зелени, оживленное. Грешно, конечно, хвастаться, да и наивно, но уж больно велик контраст: даже овцы у нас мне кажутся чище и жирнее. И только вот тут, рядом, с обеих сторон пограничного столба, одинаковая, пожелтевшая осенняя трава, что колышется на прохладном ветру. Одинаковая, но не одна и та же. Вот это — моя Родина, а вон та, в сантиметре от нее — чужая земля.

И я подумал — какая же у нас, пограничников, ответственная работа. Шестьдесят тысяч километров границы! Это если на каждом километре поставить на круглосуточную смену человека, так и то полдюжины дивизий потребуется. Конечно, кое-чем мы располагаем, есть кое-какая аппаратура, которая помогает нести службу. Прямо скажем. И все равно задумаешься о масштабах, прямо дух захватывает.

Здесь, конечно, все иначе, чем в Шереметьеве. Здесь оружие врага не поддельный паспорт, не хитрый тайник в каблуке, не переклеенная фотография. Тут у него пистолет, нож, автомат. Что и говорить, тех, кто пытается перейти границу силой, сейчас наперечет. И к нам и от нас. Уж больно это безнадежное предприятие. И все же случается, помнят старожилы границы за последние годы. Потому и в мирные, нынешние времена вырастают порой на окраине приграничных сел скромные белые обелиски, увенчанные звездой, потому и школа или улица, или колхоз нарекают именем того, кто служил здесь на заставе, прибыв из совсем других краев, но в края свои не вернулся, а остался навсегда под теми обелисками. Да и заставы есть, где старшина выкликает на вечерней поверке имя пограничника, что навечно зачислен в список части. Поколения солдат, старшины, начальники будут сменяться на заставе, а тот, чье имя выкликают, все будет служить на ней, все будет в ее строю…

— Пошли, — говорит Божков.

Я отрываюсь от своих мыслей, еще раз оглядываюсь кругом. Вслушиваюсь. Где-то далеко-далеко тарахтит трактор, лениво лает собака, поближе гудит провод на столбах, мурлыкает невыключенный мотор нашего УАЗа… Ветер все такой же свежий, густой и пахучий.