Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.2

• Название: Иван Болотников Кн.2
• Автор: Валерий Замыслов
• Издательство: ЛИЯ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-86895-004-6

Эта книга писателя Валерия Замыслова является завершающей частью исторического романа об Иване Болотникове.

---

— Напрасно, Иван Исаевич, по неудобицам прешься. Не по чину тебе с пешей ратью на Кромы продираться. Ты ж у нас Большой воевода! Веди дружину конно, большаком, а по лесам и оврагам иного пошли.

— Нет, Федор, что на совете порешили, тому и быть. У нас, поди, не царево войско, без мест, неча бояриться. Напасть же на Трубецкого с восхода — выиграть битву. По большаку конно сам пойдешь. Да не спеши, жди, покуда Нечайка с Беззубцевым не зачнут сечу.

Предупреждал не зря: Федька напорист, горяч, долго выжидать не любит, чуть что — лезет на рожон. Так было не раз в Диком Поле, когда Берсень схватывался с ордынцами.

— И наряд оберегай. Не оставь Рязанца одного, то погибель.

— Сам ведаю, — обидчиво фыркнул Берсень.

— Да ты не серчай, друже, — обнимая Федора за плечи, молвил Болотников. — Крепко верю в тебя, не посрамишь. На великое дело идем!

— Не посрамлю, воевода.

Попрощались и разошлись ратями.

Иван Исаевич шагал впереди войска; подле него Мирон Нагиба, Устим Секира, Афоня Шмоток. Дружина шла налегке, оставив в обозе коней и тяжелую броню.

Миновав ржаное поле, ступили в дремучий бор: темный, замшелый, угрюмый. Тут не только крню, человеку пройти тяжко. Но воевода спокоен: обок местные старожилы Мелентий Шапкин да Игоська Сучок. Мелентию за пятьдесят, крупный, пышнобородый, с зоркими, слегка раскосыми глазами. Игоська — сухотел, скудоросл, с маленькими кривыми ногами; семенит кренделем, быстро и длинно говорит:

— Проведу, батюшка воевода. Тропы ведаю. Я тут двадцать годков охотничьим делом промышляю.

Тропа была узкой, едва приметной, тонула в седых мхах; коряги и сучья цеплялись за порты и рубахи, армяки, зипуны и азямы, срывали шапки.

Пробивались час, другой; из-за малинового небосклона выползло румяное солнце, но в бору было по-прежнему сумрачно.

Лес оборвался внезапно. Игоська птахой выпорхнул из чащобы, бодро молвил:

— Вышли, батюшка воевода. Выходь, служивые! Вон уж и река Кромы виднеется.

Болотников повел дружину к реке. Вскоре ратники высыпали на песчаную отмель. Противоположный берег высился неприступными крутоярами.

— Ух ты! — присвистнул Афоня. — Тяжеленько взобраться. Ужель отложе места нет?

— Нет, милок. До самой Оки отложе места не сыскать, — ответил Мелентий.

Болотников повернулся к рати, воскликнул:

— Айда на кручу, ребятушки! Вяжите пояса и кушаки — и в потягушки. На кручу!

Рать разделась, полезла в воду. Река Кромы хоть и не широка, но глубока и быстра; дно не вязкое, песчаное, с галькой.

И часу не прошло, как войско стояло на крутояре. Вдоль всего берега темно-зеленой горбатой грядой тянулся высокий лес, и был он, казалось, еще дремучей и непроходимей.

— Тут и вовсе чертова преисподня, батюшка воевода. Кабы одному лезть, а ратью же не сунешься, — развел руками Игоська и глянул на Мелентия. — Тебе эти места боле ведомы. Чу, не единожды овражищами хаживал.

— Хаживал, — мотнул бородой Мелентий. Покосился на воеводские желтые сапоги из юфти, кашлянул. — Оно, конешно, сподручней бы в лаптишках… В сапогах по овражищам не больно тово.

— Кабы ране упредил, — рассмеялся Болотников. — Да ты не жалей моих сапог, Мелентий. Побьем царево войско, новые купим.

— Сапоги что… Ноги сотрешь, кой воин? В ногах же вся сила.

Мелентий вновь смущенно кашлянул и полез в торбу.

— Не погнушайся, воевода. Новехоньки.

Протянул Болотникову лапти-берестянки с оборами, чистые белые онучи. Иван Исаевич благодарно обнял мужика за плечи.

— Спасибо, друже.

Переобулся, притопнул ногой. Ратники заулыбались.

— Впору ли, воевода?

— Впору, ребятушки. В такой обувке сам черт не страшен. В путь, дружина!

Переплыв на конях небольшую речку Недну, казачье войско Юшки Беззубцева и Тимофея Шарова наткнулось на гнилые, топкие болотца.

— Тут самая низина, — толковали проводники. — Однако ж не пужайтесь, ведаем пути.

Ехали сторожко; меж низкорослых кустарников мелькали серые и черные бараньи трухменки с красными шлыками. В иных местах кони проваливались по брюхо, но их тотчас вытягивали на тропу.

Проводники кричали:

— Обок — зыбун!

— Ежжайте след в след!

Кое-где пришлось настилать гати; рубили саблями ивняк, кидали под ноги лошадей. И все ж с десяток лошадей провалились.

Тимофей Шаров с тревогой поглядывал на солнечный восход.

— Худо идем, Юрий Данилыч, мешкотно! Поспеем ли? Бог с ними, с конями.

— Коней терять не будем. Надо вытаскивать, — спокойно отвечал Юшка.

— Да ведь припозднимся!

— Не припозднимся. До полудня еще долго.

Но гиблой, глухой низине, казалось, не было конца и края. Тимофей и вовсе потерял терпение, то и дело вопрошал:

— Скоро ли, мужики?

— Теперь уж недалече. До леска рукой подать.

Наконец казаки выбрались в сухой березняк. Мужики молвили:

— Дале ноги не замочишь. Поля да перелески, а там уж и Кромы.

Юшка дал рати передышку.

— Подкрепитесь, казаки. Набирайтесь сил. Дале открыто пойдем.

Подозвал лазутчиков.

— Доглядайте вражий стан. Ждите, покуда Бобыль не ударит. Тотчас пальните из пистолей.

Повстанцы знали: начнет сечу дружина Нечайки.

Близился полдень. Тимофей Шаров, привалившись к березе, напряженно сцепил на колене жесткие ладони. Ждал!

Нечайка молчал.

Наконец-то одолели овражища! Поизодрались, поумаялись. Иван Исаевич, оглядев уставшую рать, ободрил:

— Ниче, ниче, ребятушки. Час терпеть, а век жить. Придет солнышко и к нашим окошечкам.

До полудня было еще добрых два часа. Дружина укрылась в бору.

Отдыхали. Жевали хлеб и сушеное мясо, запивая квасом из баклажек. Мирон Нагиба, прикладываясь к горлышку, блаженно крякал.

Афоня повел носом, подсел к Нагибе, рассмеялся.

— Знать, крепок квасок, Миронушка?

— Буде зубы-то скалить, — заворчал Мирон и воровато покосился на Болотникова. (Воевода на время похода приказал вылить из баклажек вино и горилку). Слава богу, не приметил. Сидит в сторонке и ведет речи с ратниками.

Нагиба показал Афоне кулак и сунул баклажку за пазуху. Шмоток, посмеиваясь, побрел меж дружинников.

Стал супротив могутного русобородого ратника в домотканом азяме. То был Добрыня Лагун из комарицких мужиков; подле Добрыни лежала огромная палица, обитая железом.

— И впрямь Добрыня Никитич… А все ж упарился, Добрынюшка. Рубаху хоть выжимай. За сошенькой легче ходить?

Лагун, высоченный, довольно молодой еще мужик, молча рвал крепкими зубами кус мяса. Афоня уже знал: Добрыня простодушен и неразговорчив, слово клещами не вытянешь.

Шмоток обеими руками ухватился за палицу и тотчас опустил наземь.

— Ну и ну! Да как же ты, голуба, эку дубину с собой таскаешь?!

— А че?

— Так ить тяжеленько, поди.

Добрыня безучастно жевал мясо.

Невдалеке, из чащобы, послышался голос кукушки. Один из повольников поднялся и вопросил, перекрестившись:

— А ну скажи, божья птаха, сколь мне годов жить?

Кукушка молчала. Повольник постоял, постоял и огорченно опустился в траву.

— Худы мои дела.

— Да ты не кручинься, голуба, — принялся утешать молодого ратника Афоня. — То ишо не беда, коль молчит. Вот кабы один разок прокуковала, тут уж не обессудь. Кому что на роду писано… Птица сия — вещая. Прокричит ку-ку над избой — жди в дому чьей-то смерти. Но, бывает, и счастье предрекает. Коль услышишь птицу попервости да идешь с деньгой — быть богату. Тако же и девушка. Пусть хоть с единой полушкой услышит — за богатым быть. Особливо страднику кукушка в утеху, кой в первый день засевать полосу выходит. Уж ежели ку-ку услышит — быть тучному колосу.

— Но есть птицы, кои одно зло предрекают. Так ли, дядька Афанасий?

— Так, голуба. Их и зовут зловещими. То ворон, грач, сыч, сова, филин, пугач да сорока. Кричат дико, аж волосы дыбом. Как-то ночью в лесную глухомань угодил. Жуть, паря! Вдруг слышу, кто-то человечьим голосом завопил, А голос страшный, отчаянный, будто на помощь к себе зовет. Я к земле прирос, душа в пятки. Опосля крик ребенка разнесся, плачет, чисто дитя малое. Потом хохот на весь лес. И такой, паря, хохот, будто Илья на колеснице громыхает, аж дерева шатаются. Под конец же — смертный стон. Тут и вовсе всего затрясло, удержу нет.

— Пугач был?

— Пугач, паря. Уж куды зла птица! Сколь бед людям причинила. От такой подальше. Но и от зловещей птицы можно уберечься.

— Заговором?

— Не, паря, ни кресту, ни заговору не поддается. Надобно когти филина при себе иметь. Вот тут-то наверняка зла не увидишь. Сусед мой, дед Акимыч, почитай, век прожил. А все отчего? Когти филина на шее носил.

Афоню тесно огрудили ратники.

Болотников и Нагиба вышли на крутояр. Откинув еловую лапу, увидели на другом берегу крепость.