Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

• Название: Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма
• Автор: Эмиль Золя
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Критика
• Год: 1967

В двадцать шестой том Собрания сочинений Эмиля Золя (1840–1902) вошли материалы из сборников «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», а также письма.

Под общей редакцией И. Анисимова, Д. Обломиевского, А. Пузикова.

---

Мне остается теперь определить свой собственный вкус, высказаться за один из трех Экранов, о которых я говорил. Так как я терпеть не могу ремесло ученика, я не смог бы полностью и исключительно принять какой-либо из них. Но признаюсь, что все мои симпатии на стороне Экрана реалистического; он удовлетворяет мой разум, и в нем я ощущаю безграничную красоту, прочную и правдивую. Однако, повторяю, я не могу принять его таким, каким он хочет казаться; я не могу согласиться с тем, что он дает нам вполне точные образы, и утверждаю, что у него, несомненно, есть особые свойства, которые искажают изображение, а следовательно, превращают их в произведения искусства. Впрочем, я полностью принимаю его творческую манеру, состоящую в том, что этот Экран открыто становится между зрителем и натурой и передает ее во всей совокупности, без всякого исключения. Произведение искусства, как мне кажется, должно охватывать весь горизонт. Понимая Экран, который закругляет, придает гармонию линиям и приглушает краски, а также другой, оживляющий краски и ломающий линии, я предпочитаю тот Экран, который, подходя как можно ближе к действительности, искажает ее лишь настолько, насколько это необходимо для того, чтобы в изображении мира я почувствовал человека.

Вот дело и сделано, дорогой Валабрег, и не без труда. Я сейчас перечел свое писание и представляю себе, как оно возмутит Вас. Не хватает многих оттенков; все вместе грубо и чертовски материалистично. И все-таки мне кажется, что я близок к истине.

Благодарю Вас за ваши поздравления по поводу моих успехов у Этцеля. Думаю, что книга моя скоро пойдет в печать[74]. Продажа по-прежнему назначена на первую половину октября, если только не возникнет каких-нибудь непредвиденных препятствий. Во всяком случае, договор у меня в кармане, и препятствия могут быть только коммерческого порядка. Как Вы знаете, г-н Ашетт умер. Вы спрашиваете, не повлияет ли эта смерть на мое положение. Никоим образом. Я думаю еще на несколько лет остаться в издательстве, чтобы как можно больше расширить круг своих связей. Наконец, так как я хочу ответить на все Ваши вопросы, мне остается вспомнить об одной фразе Вашего письма: «Я спрашиваю Вас, должна ли Ваша поэма быть реалистической». Хотя те несколько страниц, которые Вы прочли, вероятно, уже ответили Вам на этот вопрос, я категорически повторяю, что моя поэма (поскольку речь идет о поэме) будет тем, чем она сможет стать. Впрочем, разве я Вам не говорил уже, что это бедное дитя крепко спит в ящике моего стола и что оно, вероятно, больше никогда не проснется? Сейчас мне нужно быстро двигаться вперед, и рифма меня стесняла бы. Потом увидим, не рассердилась ли Муза и не избрала ли она какого-нибудь другого возлюбленного, понаивнее и понежнее меня. Сейчас я взялся за прозу и очень этим доволен. Работаю над романом[75] и думаю, что через год смогу опубликовать его. Вы знаете, свободного времени у меня мало и работаю я медленно. Не хочу искушать Вашу верность, но скажу Вам на ушко, что одобряю Вас за то, что Вы на несколько месяцев оставили с носом эту девчонку Музу, которая так глупа, что не знает, куда девать свои руки и ноги, или же так мила и грациозна, что ставит под угрозу всякую добродетель. Хотите, скажу Вам еще одну вещь? Постарайтесь, чтобы, когда Вы вернетесь сюда, у Вас было по рукописи в каждой руке: поэма в левой, роман в правой. Поэму нигде не примут, и Вы будете держать ее в своем письменном столе как реликвию; роман примут, и Вы не уедете из Парижа с разбитым сердцем. Пусть себе Муза сердится и таит на меня злобу; скажу Вам по правде, вне прозы нет спасения. — Не думайте, что я навсегда распрощался с бессмертной девой, но признаюсь Вам, мы здорово поцапались. Какие бы статьи Вы мне ни послали, они доставят мне удовольствие; я мало знаю Вас как прозаика и хочу узнать лучше.

Ну что, очень злое письмо у меня получилось? Нет: мой хлыст не умеет ранить людей, он только щекочет их и смешит, больше ничего. Правда, я обвинил Вас в том, что Вы не родились реалистом. Для вчерашнего реалиста это большое оскорбление. Вы простите мне мою брань, подумав о том, сколько других приняли бы ее за похвалу.

Создавайте же что-нибудь! Создавайте!! Создавайте!!!

Душевно Ваш.

АНТОНИ ВАЛАБРЕГУ

Дорогой Валабрег!

Я давно уже задолжал Вам письмо. Простите меня. Вот уже больше месяца, как я по нескольку часов в день занимаюсь моими «Сказками Нинон»; сначала мне пришлось править корректуру, а это, могу Вас заверить, работа малоприятная и очень утомительная; теперь я стараюсь создать своей книге как можно большую рекламу и надеюсь добиться великолепных результатов. Слава богу, все почти закончено: книга уже в брошюровке, сопроводительные письма написаны, тексты реклам составлены; я жду. Итак, Вы скоро получите его, мое первое произведение, во многих местах весьма слабое; я уже столько раз прочел его, что оно кажется мне отвратительным, и если бы мог, я хотел бы забыть его. Мне хочется поскорее написать что-нибудь другое и использовать тот небольшой опыт, который я накопил за последние месяцы. — Скажите несколько слов о моих «Сказках» в одной из газет, где Вы сотрудничаете. А если у Вас хватит терпения, посвятите им даже критическую статью подлиннее; потом Вы мне пошлете номера, содержащие эту статью, и таким образом я буду знать Ваше мнение о моей книге, а Вам не нужно будет излагать его мне в письме.

Простите мне мой эгоизм: если я начинаю письмо, посвящая целую страницу самому себе, то это потому, что мне не терпелось объяснить Вам причину моего молчания. Конечно, Вы найдете много извинений для бедняги, у которого родился первенец.

Не буду отвечать Вам на Ваше последнее письмо. Мне хочется сказать Вам слишком много интересного, чтобы я стал по Вашему примеру пускаться в бесконечные рассуждения. Я сетую на те шесть страниц, которые Вы мне прислали, не потому, что презираю серьезную дискуссию и лояльную критику, но я хотел бы, чтобы из этих шести страниц, по крайней мере, четыре были посвящены подробностям о Вас и о среде, Вас окружающей. Подумайте, какое зрелище представляете Вы для наблюдателя: у Вас в голове хаос идей, из которых, может быть, возникнет целый мир; сегодня все еще во мраке, или, пожалуй, лишь кое-где мерцает блуждающий свет; Вы поворачиваетесь от дуновения всякой пролетевшей мимо Вас мысли, Вы — мягкий воск, на котором отпечатывается всякий новый предмет. Расскажите же мне о Ваших делах, если хотите, чтобы мне было интересно, о том, что Вы делаете, о чем говорите. Ведь в забытом уголке, где Вы живете, бывают глупые и забавные происшествия; это должно производить на Вас впечатление, находить в Вас отклик; такого рода конфликты представляют для меня величайший интерес. Напишите же мне о полях и о жителях этого далекого края, если только у Вас есть желание доставить мне час радости. Знаю, я подал Вам дурной пример, послав Вам две-три страницы более или менее парадоксальных размышлений; Вы жестоко наказали меня, ответив мне шестью страницами более или менее туманных парадоксов. Бросим же в огонь Экраны и попытаемся жить в гуще действительности. Я буду рассказывать Вам, что я делаю, что делают со мной; Вы будете писать мне о своих мыслях и рассказывать о мыслях, которых нет у обитателей Экса. Итак, договорились: как можно меньше теорий и рассуждений; письма сочные, до отказа наполненные фактами, а значит, интересные.

МАРИУСУ РУ

5 декабря 1864 г.

Дорогой Ру!

Только что получил «Мемориал» и прочел в нем твою статью.

Благодарю тебя тысячу раз за то, что ты так очаровательно представил обитателям Экса мои «Сказки Нинон». Я вовсе не нахожу, что статья твоя провинциальна, как ты мне говорил вчера вечером; она живая, написана остроумно и очень лестно для меня, что, признаюсь, удваивает ее ценность в моих глазах.

Наши земляки, — раз уж ты хочешь сделать меня уроженцем Экса, на что я соглашаюсь лишь с некоторым ограничением, — наши земляки, надеюсь, исполнятся пламенного рвения и толпами пойдут покупать мою книгу. Успех обеспечен, и значительной его частью я обязан тебе.

Спасибо же, дорогой мой соратник, и позволь мне сегодня дважды пожать тебе руку и за нашу старую дружбу, и за наш молодой успех.

1865 © Перевод А. Тетерникова и М. Трескунов

ЖЮЛЮ И ЭДМОНУ ГОНКУРАМ

Книгоиздательство «Л. Ашетт и Кº» улица Пьер-Саразен,14.

3 февраля 1865 г.

Милостивые государи!

Мне поручено двухнедельное литературное обозрение в лионской газете «Салю пюблик», и я очень хотел бы посвятить большую статью вашему первому роману, «Жермини Ласерте».

Не согласились ли бы вы оказать мне величайшую любезность, прислав мне эту книгу?

Можно послать ее в книгоиздательство «Ашетт» с такой надписью: г-ну Эмилю Золя, заведующему отделом рекламы.