Станислав Лабунский - Зима стальных метелей

• Название: Зима стальных метелей
• Автор: Станислав Лабунский
• Жанр: Альтернативная история

---

Я сразу военных стал уважать — если и у них такие же трудности, то даже странно, почему мы под Ленинградом, а не под Хабаровском.

— Мы пойдем другим путем, — сообщаю всем. — Ленинским. Будем их брать за жабры, налимов склизких.

И уже в телефон самым казенным голосом:

— Примите телефонограмму. Члену военного совета прибыть для участия в специальной акции политотдела Ставки верховного главнокомандования по личному указанию товарища Мехлиса. Передал Сидоров, кто принял? Время приема?

И никаких «здравствуйте», «до свидания». Сурово, по рабоче-крестянски.

Вечером мы их всех у ворот Петропавловской крепости и встретили. В обком партии мы звонили, учитывая человеческую психологию. Сказали, что им только два места выделено, и все. Пусть сами выбирают представителей. Оба аппарата явились в полном составе, и горком, и обком, без первых секретарей, естественно, тем куда-то ездить не по чину, им потом «шестерки» должны будут докладывать.

Три кресла под навесом. Никто не занимает, никто чином не вышел. Все стоят во внутреннем дворе, тихо матерятся, у всех дел полно или их имитации, что тоже времени требует.

Мы поглядываем на верхние окна. Иванова под козырек взяла. Шепот в толпе стал более осмысленным — гадают, кто там, почему не спускается к народу.

— Выводи, — командую.

Конвой мы на флоте одолжили, выводят краснофлотцы с «Марата» суку подлую, бывшего Главного военного советника в Испании, командарма-34, генерал-майора Качанова. Это он удрал за Ловать от Манштейна, открыл немцам дорогу на Ленинград.

Много их таких было, но этот на глаза не вовремя попался. Мы все наверх периодически поглядываем, при этом тянемся по стойке смирно.

— Мехлис? Меркулов? — гадает народ.

Меня останавливает зам начальника территориального управления.

— Синицын, в Смерш перешли? — спрашивает тактично.

— Так точно, товарищ комиссар государственной безопасности! — рапортую. — Поскребышев там, ночью будет самому докладывать, — добавляю тише.

Ложь должна быть масштабной, тогда на нее клюнут, учит нас партия и лично товарищи Ленин и Сталин. Мир народам, жить стало веселей! А грустных и безграмотных надо больше расстреливать…

Вытащили в первый ряд членов Военного совета. Ставьте подписи, у Смерша патронов много.

Сержант в это время Качанову папиросу выдал. Стоит тот, курит, и видно, что сам не боится, а тело умирать не хочет, бьет его дрожь, лоб испариной покрылся.

Выхожу вперед.

— Гражданин Качанов, на ваше прошение о помиловании получен отказ. Приговор приводится в исполнение немедленно!

Алена из своего «ТТ» стреляет ему прямо в ухо. Снесло бывшего командарма в сторону, пал замертво. Затихла свора во дворе, вот так они увидели свое будущее — вчера генерал, а сегодня — пуля в голову.

Полковник Иванова вперед выходит.

— Всем членам военных советов выехать в свои части. Невыполнение боевой задачи будет расцениваться как измена родине. Виновные ответят по законам военного времени, суровым, но справедливым. Все свободны.

Тут у нас была домашняя заготовка. Всем на выходе наливали полный стакан, и выдавали сухарик с копченой рыбкой. И справку выдавали — 18 ноября участвовал в специальной акции Политуправления Красной Армии. При участии Смерша фронта.

20 ноября части фронта отбили у вермахта Малую Вишеру. А к нам больше с отчетностью по расстрелам никто не приставал. 22го прилетел порученец Мехлиса, дивизионный комиссар. Вызвали наш Ладожский отдел, всех четверых, в управление фронта. И без лишних слов привинтили к кителям ордена. Начальнику фронтового управления и Ивановой — ордена Боевого Красного Знамени, Алене и мне — Красные Звезды, а нашему сержанту — звание младшего лейтенанта и Знак Почета.

А по кабинетам зашептались, что там, наверху, был не только Поскребышев, начальник секретариата, но и кто-то важнее его.

Советские ордена — просто побрякушки. Но получать их все равно приятно. Подтверждаю.

— Здесь, в Ленинграде, действительно нет ничего, давайте вытащим начальство и флотских парней к нам, на Ладогу, там все и отметим, — предлагаю народу.

На том и порешили. Приглашенных набралось человек тридцать. Флот выдал спирт на технические цели, управление фронта привезло сервировку и салфетки, а все остальное у нас было свое. Отгуляли славно, все остались довольны. Отъезжающих мы нагрузили до отказа все той же рыбкой.

Части Красной Армии, неся огромные потери, рвались к бездарно отданному Тихвину. Но кое-где оборону немцев прорвать было нельзя. И тогда в мозгах полководцев начинали рождаться самые фантастические замыслы.

Задумали два стратега Хозин да Жданов порадовать товарища Сталина. И решили они по первому льду бросить в бой стрелковую дивизию и лыжный полк, пусть те ударят в тыл немецкому укрепрайону, что стоит рядом с Невским пятачком. Вдруг что-то выйдет.

Комдив даже точно знал — что. Очередное кровавое месиво из его дивизии. А он привык по-другому воевать, приучили его выскочки из первого полка, Соломин да Синицын, два друга-приятеля, не разлей вода. Конечно, с ними легче было, только Синицын погиб, а Соломина назначили командиром отдельного лыжного полка. Вроде он и рядом, а уже не посоветуешься — не свой.

И встал комдив 80й дивизии полковник Фролов, и сказал стратегам, что они педерасты дизентерийные. А застрелиться ему не дали, сразу скрутили, как за кобуру взялся. За компанию повязали комиссара дивизии Иванова и комполка Соломина, что тоже в драку полезли. Эх!

Дивизия пошла на лед под командованием майора Брыгина, как-то так. И до берега не дошла. Тяжело раненого майора вытащили в тыл, где он и умер в санитарном самолете, не попав в госпиталь. Мертвые сраму не имут, но только солдатиков, оставшихся на льду, все равно жалко.

— Здравия желаю, товарищ капитан НКВД!

— Здравия желаю, товарищ младший лейтенант НКВД!

Это мы с бывшим сержантом развлекаемся, прикалываемся, как он любит говорить. К нам все отделение на транспорте хочет перейти, даже начальник. У нас служить веселее.

В Ленинграде 20го ноября вновь снизили норму. Рабочая карточка — двести пятьдесят грамм, иждивенец получает половину, сто двадцать пять грамм, осьмушку от килограммового хлеба.

Это — смерть, и за разговоры про это — тоже смерть.

Мы не боимся, пусть нас боятся, потому что смерть — это тоже мы.

Город устал от сапог и петлиц, он молился и ждал весну, но осенью в нем стало много убийц, что хотели убить войну…

— Что у нас из срочных дел? — спрашиваю уже серьезно.

Работы было очень много, даже просто дать стандартную отписку на все запросы: «Сведений не имеем в связи с утратой архивов при отступлении, пожаре, наводнении, нужное зачеркнуть, ненужное дописать…», и то отнимало почти целый день. А помимо этого надо было запугивать рыбаков, а то рыбу перестанут давать, проверять лед на озере и искать, уже по привычке, девушек зенитчиц. Хотя за это время их уже могло никого и в живых уже не остаться.

— Вот ты найдешь их, — говорит младший лейтенант, кавалер ордена Знак Почета, — что ты будешь с ними делать, их же тридцать девок?

— Кстати, как их у меня отбирали, слушай, забавная история. Видит товарищ Берия, что грустит товарищ Сталин. Танки куда-то делись, старший сын в плен попал, хреновато дела идут. Решил его развлечь. И говорит ему: «Есть у меня товарищ Сталин такой капитан, что с тридцатью девками сразу живет. Что делать будем?» А товарищ Сталин человек умный, в семинарии на попа учился, библию учил, историю всякую, и знает, в отличие от тебя, бестолочи, что тридцать девушек — это жалкий мизер, нормальные пацаны, типа царя Соломона, князя Владимира Красно Солнышко, султана Мустафы имели по четыре сотни девиц. Вот какие орлы были! И отвечает товарищ Сталин своему верному наркому: «Что делать? Что тут сделаешь? Завидовать ему будем…»

Ждал смеха, а услышал вопрос:

— Так тебя товарищ Сталин знает?

Ну, душа простая, доверчивая.

— Лично не знает, но слышать слышал. Да и о тебе слышал, наверняка с ним награждение товарищ Мехлис согласовывал. У нас без приказа лучше ничего не делать, — учу жизни молодого командира.

— У нас тоже так говорят — не торопись выполнять приказ, вдруг его отменят.

Посмеялись.

— Тридцать! Четыреста! Здесь две! — сидит в углу, восхищается мощью людской. — Послезавтра в город едем, расстрел у нас. Комдив-80 Фролов, его комиссар Иванов, и комполка…

Я уже понял, кого расстреливать надо будет. Послезавтра.

— Аленка! — кричу.

— Я бегу, Олег, на ходу раздеваюсь! — и точно, влетает в кабинет по пояс голая.

Младший лейтенант смотрит на лейтенанта с усмешкой, вот у него главврач подруга, это серьезно, там грудь, так грудь, а тут одной ладошкой можно обе накрыть.

— Будем втроем? — интересуется восприимчивая к новому Алена.