Николай Омельченко - В ожидании солнца (сборник повестей)

• Название: В ожидании солнца (сборник повестей)
• Автор: Николай Омельченко
• Издательство: Радянський письменник
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1980

Обе повести, вошедшие в книгу, — о тружениках современного кино, о творческих поисках, удачах и поражениях, наполняющих беспокойные будни представителей этого популярного вида искусства. Не у всех героев гладко сложилась судьба, но они настойчиво ищут свое место в жизни, отстаивают высокие идеалы в повседневных делах, в творчестве, в любви.

---

— Сюжет мне плохо дается, вернее, его драматургия… Вот все, кажется, у меня есть: и о чем рассказать, и любопытные характеры — из жизни прямо выдернул их, — а закрутить все это так, чтоб… — Цаля стиснул зубы и, сжав кулаки, резко, с усилием крутнул ими перед собой, как шофер баранку при внезапной помехе на дороге.

— А знаешь, — ответил Мережко, — Щепкина-Куперник говорила, что самое существенное в Чехове — это раскрепощение рассказа от власти сюжета, от традиционных завязки и развязки.

— Ну, вам, литераторам, все что угодно можно, вас будут читать, лишь бы хорошо было написано, а у нас совсем другое. У нас в кино, если уж вздохнул, то выдохни, иначе тебе смерть!

— Ой, мы же опаздываем! — вскочила вдруг Лиля.

— Извини, — поднялся и Цаля, тоскливо поглядев на Мережко.

— Далеко?

— В теа-а-атр! — трагическим голосом произнес Цаля.

— Представляете, Саша, оказалось, что Цаля уже целых двенадцать лет не был в театре! Ужас!

— Думаю, с тех пор там ничего не изменилось, — без энтузиазма сказал Цаля.

— Я тоже давно не был, — рассмеялся Мережко. — Даже привычкой стало — ходить только на те спектакли, на которые приглашают товарищи, авторы пьес…

Мережко остался сидеть на скамейке. Смотрел вслед этой необъяснимо симпатичной ему паре — и только сейчас заметил, что на Мишульской не было старой куртки с поломанным обвислым замком; девчоночью фигуру упрятало модное замшевое пальто, скрывая ее худобу и угловатость; Цалин старенький костюм был тщательно отутюжен. Сам Цаля галантно держал Лилю под руку и, слегка сутулясь, неторопливо о чем-то ей рассказывал. И были они сейчас так похожи на счастливую влюбленную пару, у которой еще ничего не было в прошлом, а все только начинается, все еще впереди. А может, Мережко не казалось все это, а просто очень хотелось, чтоб так было…

Немного пройдя, Цаля и Лиля взялись вдруг за руки и побежали, чтобы действительно не опоздать.

Мережко вздохнул и поднялся со скамейки.

— Боже мой, и эти спешат. Уже старики, а как дети…

Александр быстро обернулся. Рядом с ним стояла Нина, она узнала Мережко, поздоровалась, хотя они сегодня уже виделись. Он кивнул в ответ и спросил:

— У вас обеденный перерыв?

— Нет, я уже сменилась. Я вообще работаю не полный день, я здесь на стажировке.

— Вы не местная?

— Из Кызыл-Арвата я. А вообще-то, и не оттуда, там мы всего лишь три месяца живем, отца моего на работу перевели туда, а до этого жили в Кишиневе, потом училище.

— А училище какое?

— Не художественное и не хореографическое, — вздохнула и тут же засмеялась Нина. — Кондитерское…

— Ну, настоящий кондитер — художник тоже.

— Ой, из меня настоящего не вышло. Адская работа — жара целый день, да и однообразие: торты да печенья, торты да печенья…

— А в ресторане интереснее?

— Какой там…

— Зачем же вы пошли?

— А разве человек всегда идет туда, куда хочет?

— Ну, все же… Выбор большой…

— Так получилось…

Они пошли по аллейке сквера. Переходя дорогу, по которой густо мчались машины, разбрызгивая на узкие тротуары и на стены домов лужи, Александр взял ее под руку. Нина вся как-то напряглась, руку держала опущенной, но потом, уже на другой стороне улицы, согнула ее в локте, коротко, с любопытством взглянула на Мережко и улыбнулась ему с радостным удивлением, как старому знакомому, которого давно не видела и вот неожиданно встретила.

— А вы никогда не спешите? — спросил Мережко.

— Я? Что вы! — Она рассмеялась. — Я больше всего не люблю спешки. Ненавижу ее! И когда все торопятся, целыми толпами бегут, как стада на водопой, хочется всегда крикнуть: стойте, люди! Куда вы?!

— О-о-о! Какая вы… — Он посмотрел на нее снисходительно, но не без интереса.

— Что, плохая?

— Нет, почему же…

Некоторое время они шли молча, следя за машинами, увертываясь и прижимаясь к домам от брызг. А когда вышли на более широкий тротуар, она снова заговорила:

— И еще я не люблю шума. Я и эти места полюбила, когда увидела здешних стариков. Пьют чай, мирно, тихо говорят… А у нас в Кишиневе все шум да шум. На работе шум, на отдыхе вино, пляски и песни. И всегда кажется, что и этот шум постоянно куда-то спешит, все торопится отшуметь… А вы у этих киношников начальник? — быстро взглянула на Мережко.

— Нет, откуда вы взяли?

— Да к вам как-то иначе, чем к другим, относятся, с уважением.

Мережко, сжав ее руку, рассмеялся.

— Это вам только так кажется. Я самый, самый не начальник здесь — такой, что даже разнорабочему не могу ничего приказать.

— Выдумываете вы все, — покачала головой Нина. — Вы, видно, большой выдумщик.

— А вот здесь вы угадали, я действительно выдумщик, хотя и не очень большой.

— Зачем вы на себя так?

— Что, клевещу?

— Конечно. Это тоже плохо. Другая сторона медали. Знаете, есть такие люди, что все хвастаются да хвастаются, все возносят себя и возносят, а есть другие — ругают себя, ох такой, сякой я, плохой, негодяй даже. И этим самым тоже ведь бахвалятся и хвастают — вот, мол, какой я честный, прямой, даже себя не щажу, ругаю. Один такой у меня даже жалость вызывал…

— Ну и что?

— Да ничего. Как все, — коротко засмеялась и неприязненно дернула плечами Нина.

Пошел дождь. Нина как бы не замечала его, лишь слегка поеживалась; Мережко тоже не хотелось уходить, он, слушая девушку, искоса, с любопытством поглядывал на нее. Дождь все усиливался, и Александр, посмотрев на небо и поняв, что это снова надолго, вдруг предложил:

— Нина, пойдемте в театр.

Девушка от удивления даже приостановилась.

— Пойдемте, пойдемте, — не понимая ее нерешительности, повторил он. — Музей и театр — единственные места, где сейчас бывает тихо…

— Как, вот так, сразу?

— А почему бы и нет?

— Но, во-первых, мы уже опоздали… — растерянно протянула Нина.

— А я расскажу вам начало пьесы.

— А во-вторых, я не одета для театра.

— Я тоже, — подергал Мережко за лацканы свою потертую замшевую куртку.

— Ну, мужчина все же как-то…

— Ничего, ничего, — сказал он и решительно расстегнул на ней плащ, распахнул полы. — А ну, покажитесь!

— Ой, какой вы. — Она слегка отступила.

А он с преувеличенной удовлетворенностью рассмеялся и сказал:

— Гольф модный, юбка — что может быть лучше!

— Ну, все же… Можно, правда, и в этом, но еще кто-нибудь из наших увидит. Все наши в театр такими расфуфыренными приходят, такими расфуфыренными: все лучшее надевают, и каждый раз чтоб новое. Ну вот скажите: откуда это пошло?

— От старины, — беря ее снова под руку и направляясь в сторону театра, сказал Мережко. — Все от старины пошло. Когда-то определенная часть горожан, богатых или просто состоятельных, и в театр-то ходила лишь затем, чтоб, как говорится, людей посмотреть и себя показать. Вот и выпендривались друг перед другом, если выразиться современным языком, кто лучшее напялит на себя, кто более дорогую побрякушку себе на шею повесит.

— А сейчас разве этого нет?

— И сейчас есть.

— Особенно женщины. Из кожи вон лезут, чтоб одеться получше.

— Ну, эта слабость простительна, женщины должны быть красивыми.

Сам того не замечая, он прибавил шагу, и они уже чуть ли не бежали. Нина, заметив это, спохватилась, пошла медленно, укоризненно покачала головой:

— Опять спешка?

— Забыл, привычка! — виновато усмехнулся Мережко. — Вот так всегда: лишь только появится цель — уже летишь!

9. Сказка о домашнем гусе

Когда Осеин вошел в номер, Коберский и еще несколько человек из группы, тесно сгрудившись у небольшого письменного столика, рассматривали план кафе, изображенный на листе ватмана; круглолицый, с рыжей шкиперской бородкой парень (как понял Осеин — художник) что-то вычерчивал на схеме фломастером. Никто, кроме Коберского, даже не поднял головы, да и сам режиссер лишь коротко, исподлобья взглянул на куратора и протянул листок с эпизодом. Осеин быстро пробежал его глазами.

— Можно и так, — пожав плечами, снисходительно заключил он.

— А почему это «можно и так»? — взъершился Леня Савостин. — По-моему, хороший эпизод!

— Да я ведь не против, — безразлично пожал плечами Осеин. — Сцена как сцена. Сойдет, ребята! Я вам больше не нужен? Будьте здоровы, не буду мешать!

В мокрой, заляпанной грязью машине сидел Саид.

— Кого ждешь? — выйдя из дверей гостиницы, спросил Осеин.

— Бориса Семеновича. Мотается, как зверь…

— Передавай привет Акджагуль и Аширу.

— Зачем привет? Я сегодня раньше освобожусь. Вот съездим с директором в автоколонну — и все… Приглашаю на плов. Есть мясо молодого барашка, есть ваше любимое сладкое вино.

— И шурхан-трава будет? — как бы еще раздумывая, идти или нет, спросил Осеин.