А. Андреев - Москва в очерках 40-х годов XIX века

• Название: Москва в очерках 40-х годов XIX века
• Автор: А. Андреев
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2004

Работы давно забытых бытописателей Москвы посвящены жизни различных слоев московского общества 40-х годов XIX века. Блестящие балы и повседневные заботы, коммерческие предприятия и народные гулянья, типы московских жителей, их обычаи и нравы – вот некоторые из тем книги, предлагаемой читателю.

---

– Вот и Анна Харитоновна тоже хорошая женщина…

– Гм… старуха добрая. А дочка у нее как по вас?..

– Лизанька? Девушка скромная, с поведением.

– Уж именно, что с поведением. А ведь вы все-таки не женитесь на ней?

– С чего это ты взял? Я найду себе приличную партию, барышню. А она что! Мещанская дочь.

– То-то и есть, сударь; жениться не думаете, а амуры разные заводите, записочки пишете. Вы думаете, я не видал, как намедни на крыльце… Пожалуй, и дальше зайдет. А у нее только и приданого, что честь да молодость… Вы не обижайтесь, сударь, на мои глупые слова, любя вас, говорю.

Александр Иванович вспыхнул.

– Экой ты какой чудак, – проговорил с упреком. – Да разве я насчет чего-нибудь? Я с благородными намерениями…

– Может, у вас в мыслях и нет ничего такого, да лукавый- то силен. Вам шутка, а девушке вечное пятно. Замуж взять – другое дело; а то какое тут благородство… Если угодно, к слову пришлось, я расскажу вам одну историю. Этому уж будет лет двадцать. Я жил в работниках у немца на Тверской. Рядом с нами нанимал квартиру барин почти в вашу пору (звали его Василий Петрович), а через крыльцо жила немка, Анна Карловна, с дочерью, ездила по домам уроки задавать. Василий Петрович был батюшкин сынок, собой молодчина, деньгами сорил. Вот и свел он знакомство с немкою; дочка-то полюбилась ему – такая была субтильная. Бывало, только что мать со двора, он и пробирается к Луизе Богдановне, к дочери-то, и сидит у нее до вечерен либо на Тверской бульвар под ручку с ней пойдет. Знаете, немки не наша нация, не боятся ничего. Со стороны стали кое-что замечать. Слухи дошли и до нашего хозяина, а он был знаком с матерью-то. Он к ней. «Чего, – говорит, – вы смотрите; ведь господин – нехороший человек». Старуха обиделась. «Он, – говорит, – с благородными намерениями, он жених моей дочери, ждет только позволения от отца». – «Ну жених так жених, дай бог». Проходит месяц, другой – свадьбы все еще нет. «Поеду сам к отцу», – говорит Василий Петрович. Поехал. Ждут его, считают дни и часочки, горюнится мать, слезьми обливается дочь. Нет никакого известия… Раз под вечер, – мы уж пошабашили, – приходит к нам Ефрем, что жил в лакеях у Василья Петровича. «Ба! откуда ты?» – спрашиваем у него. «Все оттуда же, – говорит, – от своего барина». – «Разве приехал»? – «Да он, – говорит, – и не думал уезжать, а проживал себе как следует на Пречистенке». Вот оно что!.. На другой день весь дом узнал, какую штуку сыграл названный жених. Анна Карловна сейчас же извозчика – знать, к нему. Воротилась, слышим – на квартире у них суматоха, кухарка бежит за доктором. «Барышня, – говорит, – умирает». Приехал доктор, посмотрел: «Это, – говорит, – не мое дело»… Понимаете, какая оказия-то вышла. Не при вас сказано, ребенок родился мертвенький… А с самой-то бедняжкой что сталось – не приведи господи и слышать. Рехнулась совсем. Доктора и лечить отказались. Мать пожила в Москве еще с полгода, видит, что пользы нет никакой, – взяла да уехала в свою сторону… А Василия Петровича видел я после того: ничего, краснощекий такой… Вот они, батюшка Александр Иваныч, благородные-то намерения иной раз бывают каковы…

– Романическая история, – заметил слушатель, помолчав с минуту.

– Называйте, как знаете, а история справедливая, – отвечал рассказчик.

– Ты добрый человек, Саввушка, хороший человек.

– Полноте шутить, сударь! Какой я добрый? И человек-то неполный: так, сухое дерево. Рад бы сделать добро, да не умею либо силы не хватает; а худа на своем веку довольно натворил: закрасить-то его и нечем.

– Здесь все любят тебя…

– Грех сказать: не обижают. Да всем я чужой. Нет, Александр Иванович, одиночке уж что за житье на сем свете. У вас, например, есть матушка (продли ей бог века); женитесь потом, детки пойдут – с ними все веселее тянуть жизнь…

– Да ведь и ты, кажется, был женат?

– Был, да уж и позабыл когда…

В эту минуту Саша, напевая какую-то песенку, подбежала к собеседникам и взобралась на колени к Саввушке.

– Что, устала, козочка? – спросил он ее, гладя по головке.

– Мячик забросила в беседку.

– Так надобно достать.

– Поди-ка попробуй: там сидит сама, а с ней купчиха.

Однако, несмотря на присутствие этих страшных для девочки особ, то есть хозяйки и торговки, Александр Иванович вызвался найти мячик. Саввушка продолжал утешать свою любимицу.

– Сказать сказку?

– Скажи, только хорошую.

– Ну. «В некотором царстве, не в нашем государстве…»

– Э, да я знаю это и сама.

– Ну… «Жить жил, а служить нигде не служил храбрый рыцарь-кавалер, мушиный царь, комариный государь, что тот ли колесный секретарь. Дворец у него без крыши, а по полу гуляют мыши; на часах стоят жуки и ружье держат у руки; как на караул отдадут, так со страху упадут; петух главный у него генерал – чем свет и заорал. Кафтан, сударыня ты моя, у нашего кавалера воздушный, воротник на кафтане еловый, обшлага сосновые, подбит ветром, оторочен снегом. Кушает он сено с хреном, солому с горчицею, лапти с патокой – кушанья все деликатные; три дня не ест, а в зубах ковыряет, гостей на пир созывает. Ходит при усах, при часах, трубка табаку во рту, звонка сабля на боку; идет – ухмыляется, красотой своей похваляется, а девушки на него умиляются». Ну.

Но появление Александра Ивановича с найденным мячом прекратило сказку. Девочка спрыгнула с колен Саввушки и побежала с полученным от него грошом покупать себе пряничного кавалера взамен сказочного.

– Саша любит тебя пуще всех, – сказал Александр Иванович, усаживаясь опять рядом с Саввушкой.

– Да ведь почесть только один я приголублю ее. Хуже спротки. У меня, признаться, особенно лежит к ней сердце… Давеча вы спросили меня насчет жены. В молодые годы, сударь вы мой, я был не такой гриб, как теперь. Женился я не по своей охоте.

Жена попалась не по мне. С первых уже дней промеж нас пошло не ладно. Крепился я, крепился, да и стал ее поколачивать. Куда тебе – пуще в слезы, а потом жаловаться всем на мужа. До барина доходило. Ладно, думаю я. Собрался в Москву. Она пошла провожать меня. Идем, растабарываем, а у самого сердце так и кипит. Вот дошли мы до рощи, откуда поворот на большую дорогу. Простимся, говорю, жена; спасибо тебе за ласку. И начал я ее… Кричи, не кричи – помочь некому… Ну а в Москве, известно, ничего… И думать о ней забыл. Спустя этак с полгода пишет отец, что дал бог ему внучку, а мне дочь, да сама-то невестка, жена то есть моя, что-то чахнет: приезжай, пишет, беспременно. Поехал я. Зову жену с собой в Москву – жаль стало, годов на десять состарилась. Куда – и слышать не хочет. «Умру, – говорит, – здесь, а там от твоих рук не хочу идти в сырую землю». И отец стоял за нее. Зло взяло меня пуще прежнего: пропадайте, говорю, вы прахом; в Москве жен много… Уехал… Сперва делишки мои шли-таки изрядно, и хозяином садился, а потом словно как хмыл все взял {84} , все врозь да пополам, да и за галстук стал я запускать чересчур; расстроился совсем, ни на мне, ни У меня нет ни синя пороха. Пошел в работники к одному хозяйчику. Артель попалась забубенная: работать не работается, а пить пьется… Вот пишет отец, просит денег на подмогу: знаете деревенские обстоятельства – то, другое требуется; а мне и послать-то нечего. Запьешь с горя… Пройдет с месяц – пишет опять; так и так: месячины не велено давать, огород отняли, приходится последнюю коровенку продать… А там опять письмо: у жены молоко пропало, и девочка хворает крепко, дома куска хлеба нет, хоть милостыню идти просить… Что ж мне-то делать, подумаешь с собой: я и так под сотню рублей забрал у хозяина вперед; а на что, на какие потребы? Известно на что: чтобы горе не было горько… Так маялся я целых пять лет. Божье наказанье было… Получаю, наконец, письмо от брата (что служит в работниках), Христом-богом молит меня приехать поскорее: батюшка болен, при смерти. Что делать? Время осеннее, попутчиков нет – побрел пешком. Прихожу. Брат один-одинехонек горюет дома, а батюшка с неделю как богу душу отдал (царство ему небесное!)… Поплакал я да и воротился сюда доживать свой век, пока не придет час воли божьей…

– Ну, а жена-то твоя что ж? – спросил Александр Иванович.

– Нетто я вам не сказал. Погуливать начала еще при батюшке. Даром что чахоточная, а собой ничего, так смазлива была. Ну а тут как в воду канула и дочку с собой увела. Никакого известия доднесь не получал, где она и что с нею. Может статься, давно и на свете нет… Да мне бог с ней; дочки жаль – своя кровь. Всего-то видел ее однажды; годков двенадцать было бы теперь; звали Сашей… Так-то, сударь вы мой: вольный я теперь казак, один как перст, а легче бы с камнем на шее ходить… Эх, Александр Иванович, – продолжал Саввушка, переменяя тронутый голос на обычный шутливый тон, – до какого чувствия довели вы меня – стыдно сказать!

– Нет, Саввушка, нет, хорошо! Если описать все это романически, занимательная будет история.