А. Андреев - Москва в очерках 40-х годов XIX века

• Название: Москва в очерках 40-х годов XIX века
• Автор: А. Андреев
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2004

Работы давно забытых бытописателей Москвы посвящены жизни различных слоев московского общества 40-х годов XIX века. Блестящие балы и повседневные заботы, коммерческие предприятия и народные гулянья, типы московских жителей, их обычаи и нравы – вот некоторые из тем книги, предлагаемой читателю.

---

В один «прекрасный» вечер, отторговавшись, почтенный человек вздумал вместо прогулки пройти до дому пешком и отправился не на откормленном рысаке, с парнем вместо кучера, как обыкновенно, а на своих на двоих. Известно, что ходьба у одних возбуждает аппетит, у других расшевеливает мысли. Почтенный человек, кушавший очень исправно, не нуждался в искусственном возбуждении аппетита и принадлежал к числу мыслящих пешеходов. И думал он, идучи путем-дорогою, думал, разумеется, о том, о сем, а больше о делах.

«Торговля идет тихо, товару распущено в долг много, получка тугая, а самого тянут со всех сторон. Вот и праздник на дворе, надобно подводить счеты, поверять годовой приход с расходом: барышам-то, пожалуй, и поклонишься в пояс. А тут еще затеял я постройку, да и Машу пора пристроить к месту…» И пораздумался почтенный человек до того, что и забыл почти, где он – на улице или в лавке, подвигается к дому или перекидывает косточками на счетах и пересматривает непротестованные векселя…

Вдруг на повороте в одну улицу подступил к нему, точно из земли вырос, разносчик с лотком. «Купите, сударь остатки: дешево отдам для вечера», – проговорил торговец, снимая шапку перед почтенным человеком. Но этот последний, слишком занятый своими думами, не обратил никакого внимания на его учтивый зазыв и продолжал путь. Разносчик тоже не отставал, продолжая предлагать товар и уверяя, что отдаст его почти даром. «Да отвяжись ты от меня!» – сердито крикнул почтенный человек, раздосадованный этой навязчивостью. Но разносчик твердил свое: «Возьмите, сударь, ей-богу останетесь довольны, истинно хочу заслужить вашей чести. Товар-то какой – объеденье, не изюм, а уступаю за полцены, дешевле пареной репы. Остаток, велико право-слово. Возьмите, сударь, ведь я и допрежде продавал вашей милости в городе». И как будто в подтверждение своих слов разносчик снова снял шапку.

«Ну, что пристал?» – спросил почтенный человек голосом помягче прежнего. «Остаточек купите, господин честной, – дешевизь-то какая!» – отвечал разносчик, вынимая из-за кушака безмен и приготовляясь вешать товар. Слово ли дешевизна, или вежливая настойчивость разносчика подействовали на почетного человека, только он остановился и сказал: «Ну показывай, что у тебя». – «Изюм, сударь, настоящий кувшинный, цареградский; извольте-ка взглянуть на свет: что твой янтарь, а во вкусе истинная манность». И с этими словами разносчик поднес лоток к самому лицу почтенного человека, прибавив: «Извольте откушать, сударь». Почтенный человек, по привычке, свойственной коммерческим людям, попробовал изюм и нашел, что разносчик немного увеличил похвалы ему; спросил о цене и с удовольствием услышал, что она умеренна.

«Ну, делать нечего, малый ты хороший, отвесь мне два фунта», – сказал он, выторговав еще несколько копеек. «Помилуйте, сударь, что вы: возьмите весь остаток. Уступлю еще, коли вашей милости обидно. Эх, не за продажею дело стало!» – «Да тут, я думаю, фунтов пять будет?» – «Семь с осьмухою; извольте, сию минуту перевешаю для вашей чести».

И, не дожидаясь согласия почтенного человека, разносчик свесил весь изюм и начал укладывать его в бумагу. «Стой, стой, что ты. Семь фунтов – какой же это остаток! Нет, брат, не надо», – сказал почтенный человек и двинулся было в путь.

Но разносчик смекнул, что в такую пору, вечером, другого покупателя не найти, что, стало быть, необходимо всучить товар почтенному человеку, благо попался. «Сударь, что вы, позвольте, – заговорил он голосом убеждения и жалобы, – какого же вам еще остатка? Слишком полпуда таскал на лотке; то распродал, а это вот осталось: остаток, как и должно быть остатку. Возьмите, сударь: и самим годится к чаю, и деткам полакомиться. Сами изволите видеть, какой товар – на редкость, а отдаю себе в убыток, как перед богом сказать, хоть не дожить мне до завтрашнего утра. То есть дешево и сердито… »

Почтенный человек точно встрепенулся при последнем убеждении разносчика и ударил себя по лбу, как будто пораженный неожиданною мыслью. Но это продолжалось одно мгновение. «Экой ты плутягин какой, – сказал он самым дружелюбным тоном, потрепав продавца по плечу, – счастье твое, наживай деньги», – тотчас же заплатил за семифунтовой остаток изюма и кликнул извозчика.

Но как, по-видимому, ни был доволен почтенный человек своею выгодною покупкою, он все-таки не переставал думать, и посиживая в санках: думы эти виднелись в его озабоченном лице и даже отчасти высказывались вслух. К сожалению, нелюбознательный извозчик заметил только, что часто повторялись слова: «остатки, дешевые остатки, дешево и сердито, знатная штука!..» Но что бы могли значить эти отрывочные выражения?

По приезде домой и по выпитии определенного числа чашек чаю почтенный человек выразил свои торговые заботы тем, что расспросил старшего молодца из лавки, аккуратно ли он отмеривает и отрезает мелкие покупки от кусков материи, и сделал при этом несколько практических замечаний о выгодах и невыгодах деревянного аршина сравнительно с железным, повторив в заключение слышанные извозчиком слова: «дешевые остатки – понимаешь, – дешево и сердито? Важнительная будет штука!» Потом почтенный человек прикидывал что-то на счетах и лег спать в самом прекрасном расположении духа.

Это было незадолго перед Святой неделей; а на первых же днях праздника почтенный человек объявил о продаже остатков (таких-то и таких товаров) по самым дешевым ценам.

Итак, вы видите, что важное коммерческое открытие, подобно всем великим открытиям в области ума человеческого, начиная от Архимедова до Дагеррова {43} , произошло совершенно случайно. Не думай почтенный человек о возможности продавать дешево и сердито, не попадись ему разносчик с остатками, не случись это перед праздником – не было бы и дешевых остатков, не существовал бы в торговом мире и Фомин понедельник {44} .

Так говорит достоверное предание, ходящее между московскими старожилами, которые помнят еще, что почтенного человека, открывшего существование дешевых остатков, звали Михаилом Федоровичем.

Разумеется, что объявление почтенного человека (он же и Михайло Федорович) удивило не только торговцев Ножевой линии, но и всех рядовичей {45} . Зато и результат этого объявления был поразительный. Новизна, соблазнительные слова: «по самым дешевым ценам», ясная погода, стоявшая в то время, близость времени года, когда вместе с обновленною природою прекрасный пол убирает себя цветущими нарядами, – все это благоприятствовало успеху дешевых остатков. И первые три дня Фоминой недели в лавке почтенного человека прохода не было от покупательниц, и он, весело поглаживая бородку, едва успевал получать деньги…

– Ну, Михайло Федорович, – говорили почтенному человеку рядовичи, – выкинул ты штуку. Что, я чай, тысяч на десяток поторговал?

– Хе-хе-хе… куда нам, батюшка, мы люди маленькие. Так, фортуна немножко послужила. Да-с. А барыши известные: себе в убыток, лишь бы сбыть товар. А вот-с, дело-то к вечеру и запираться пора, – не угодно ли-с чайку три парочки распить в Троицком {46} ? Остаточков-с, лянсинцу {47} спросим…

И, говоря это, почтенный человек улыбался двусмысленно, так что иной туз Ножевой линии, вдвое богаче его и капиталом, и кредитом, внутренно давал себе слово как-нибудь при случае поддеть сметливого торговца. А почтенный человек радовался хорошему барышу и еще больше тому, что успел сбыть много никуда не годной залежи.

С этого достопамятного года пошла в ход пословица: «остатки сладки», и особенно успели воспользоваться ею разносчики.

На следующий год о дешевых остатках объявили несколько купцов, и в числе их имевшие в то время большой вес по торговле мануфактурными товарами – Локтев и Майков. Торговали хорошо.

Дальнейшая история Фомина понедельника – не скажем, по примеру многих историков, – покрыта мраком неизвестности, но все-таки мало известна, почти до наступления второй четверти XIX века. В эти годы мы находим торговлю дешевыми остатками уже в полном процветании, обратившуюся почти в коренной обычай. Примеру Ножевой линии последовали и прочие ряды с мануфактурными товарами, и Ильинка, и Никольская, и Новая площадь.

Далее за эпохою процветания наступает период кризиса. Фомину понедельнику грозит опасность, не столько его существованию, сколько (что еще хуже) его репутации. Мужчины- скептики начинают распускать про него самые неблагонамеренные слухи: говорят, будто на дешевых остатках нельзя купить ничего порядочного, будто торговцы пользуются этим временем для сбыта всякой залежи и дряни, что будто бы они, то есть торговцы, нарочно «делают остатки», готовят их к Фоминой неделе, режут залежалые штуки материй, что, наконец, прекрасный пол показывает себя неизвинительно легкомысленным, поддаваясь этому обману. Изволите видеть: все эти злые слухи распускались вследствие политико-экономических расчетов, для предотвращения мотовства и вредной роскоши, как выражались суровые мужчины, когда по просьбе милых сердцу им приходилось выдавать деньги на дешевые остатки. Это бы еще ничего, дамы тотчас поняли, откуда дует ветер; но худо было то, что между дешевыми остатками действительно оказывался страшный изъян, и на одну счастливую покупку можно было насчитать по крайней мере десяток неудачных. Ситец, купленный за полцены, оказывался линючим; шелковая материя кустарной работы Богородского уезда, но взятая за настоящую французскую, была с пробоинами и пятнами; миленькие розовые ленты, по пятачку за аршин, рыжели от первых лучей летнего солнца; нарядные атласные башмачки, приобретенные за три гривенника, лопались при первой попытке надеть их на ногу…