Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

• Название: Каин: Антигерой или герой нашего времени?
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: Историческая проза

Вместо аннотации

Историки, краеведы, писатели и журналисты, исследователи эпохи ХYIII столетия дают Ваньке Каину (Ивану Осипову, родившемуся в деревне Иваново (или Ивановке), Ростовского уезда Ярославской губернии) разные оценки: «великий авантюрист», «не коронованный король московского преступного мира», «добрый молодец, защитник простого народа от господ», «удалой атаман волжской вольницы», «легендарная личность, не менее известная, чем, скажем, Стенька Разин, Гришка Отрепьев или Емелька Пугачев», «чуть ли не глава столичного Сыскного приказа», «безнравственный русский гений», и … «самый знаменитый ярославский писатель ХYIII века», так как многие старинные песни, как то «Не шуми мати зеленая дубравушка, «Ах, тошно мне, доброму молодцу, тошнехонько, «Вниз по матушке по Волге» и другие (всего около 54-х) известны в народе под именем Каиновых.

«Его натура ослепительна, а жизнь легендарна. Во второй половине ХYIII — первой половине ХIХ века он имел всероссийскую известность. Главную его книгу прочитала тогда вся Россия. Какая-то важная черта русского характера высказалась в нем с огромной силой. Русский хаос, неистовое, не признающее никакой узды буйство, русский разгул и безудержная исконно-посконная натуралистика русской души… И в то же время Осипов как общественное явление хорошо встает в социальную матрицу. Его можно считать продуктом русской социальной неустроенности перманентного распада органических форм жизни». (Академик академии Русской словесности Е.А. Ермолин)[1].

---

— А Салтыкову, что, по шапке дали?

— Свою царицу-сродницу Анну Кровавую ненадолго пережил, где-то через год преставился.

— Взятки новый губернатор берет?

— Наверное, удивлю тебя, но в генерале живет петровский дух, ибо Петр терпеть не мог взяточников. Таков и Левашов, с мздой к нему, Иван Потапыч, не подъедешь.

— Жаль, Силантий.

— Да уж, с таким никакое дельце не провернешь. Это тебе не князь Кропоткин.

— Кто таков?

— Стукаловым монастырем ведает.

— Что за монастырь? — прикинулся Каин.

— Э, брат. Сразу видно, что не москвитянин. Так в народе Сыскной приказ нарекли, кой располагается на спуске за храмом Василия Блаженного.

— Зрел как-то. Это тот, что против Константино-Еленинской башни Кремля возведен?

— Страшная башня, ибо в ней жуткая пыточная и подземельная тюрьма. Сию башню «Костоломкой» на Москве прозвали. И чего это Анна Кровавая Сыскной приказ подле святыни возвела? Тьфу!

— Не дело, Силантий… Ты не очень по-доброму о князе Кропоткине отозвался. Давай поподробней.

— Худой человек. С потрохами можно купить. Дай рубль — и тот возьмет. Почитай, первый мздоимец на Москве. Вот тут есть, где купцу разгуляться.

— А нравом, каков?

— Любит над кандальниками поизмываться. Охоч до баб и вина. Спесив Яков Борисович, и таким большим барином себя считает, что ему и генерал-полицмейстер нечета, ибо полиция ходит у Кропоткина лишь в помощниках. И не только полиция, а и солдаты московского гарнизона в руках князя Якова. Сыщиков-то в приказе не хватает, вот ребятушки-солдатушки и помогают воров, и прочих там злодеев ловить.

— Кто ныне в полицмейстерах?

— Татищев Алексей Данилыч.

«Изрядно знакомая личность. Сосед купца Петра Филатьева».

— Подъехать с подарочком можно?

— Можно, но осторожно. Любит он людей прощупывать. Всю подноготную[183] выложишь, чересчур дотошный. Никак, по должности положено.

— Так-так, Силантий. Благодарствую. Теперь кумекать буду.

Распрощавшись с ямщиком, Иван сбросил с себя парик, взял гусиное перо и бумагу, и принялся было писать челобитную, но, обмакнув перо в чернильницу, вновь погрузился в раздумья.

Кому писать? Губернатору, полицмейстеру или главе Сыскного приказа?.. Шувалов — боевой генерал. Тот без лишних проволочек может тотчас отдать приказ об отсылке Каина в Санкт-Петербург, где его ждет смертная казнь путем четвертования или колесования.

Генерал-полицмейстер Татищев… Он, хоть и бывший сосед, но никогда не видел Ивана в лицо и начнет, как сказал Силантий, выбивать всю подноготную, чтобы все каиновы дела вывести на чистую воду. Иглы и острые гвозди под ногти — дело не шутейное.

Остается князь Кропоткин, у которого можно и пытки избежать. Но прежде надо умело челобитную состряпать, чем она будет правдивей и витиеватей, тем больше гарантии на успех.

Конечно же, Каин очень многое в челобитной утаил, но и того было достаточно, чтобы в Сыскном приказе остались довольны его добровольным приходом.

Через час письмо было готово:

«В начале как Всемогущему Богу, так и Вашему Императорскому Величеству повинную я сим о себе доношением приношу, что я забыл страх Божий и смертный час и впал в немалое прегрешение. Будучи на Москве и в прочих городах во многих прошедших годах, мошенничествовал денно и нощно; будучи в церквах и в разных местах, у господ и у приказных людей, у купцов и всякого звания у людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал.

А ныне я от оных непорядочных своих поступков, запамятовав страх Божий и смертный час, и уничтожил, и желаю запретить ныне и впредь как мне, так и товарищам моим, а кто именно товарищи и какого звания и чина люди, того я не знаю, а имена их объявляю при сем в реестре.[184]

По сему моему всемирному пред Богом и Вашим Императорским Величеством покаянию от того прегрешения престал, а товарищи мои, которых имена значат ниже сего в реестре, не только что мошенничают и из карманов деньги и прочее вынимают, уже я уведомлял, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платье и прочее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оные мои товарищи вышеописанных продерзостей не чинили, а я какого чина человек и товарищи мои и где и за кем в подушном окладе не писаны, о том всяк покажет о себе сам.

И дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реестру дать конвой, сколько надлежит, дабы оные мои товарищи впредь как господам офицерам и приказным и купцам, так и всякого чина людям таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарищей не учинилось смертоубийства и в том бы мне от того паче не пострадать»[185].

… Иван подошел к Покровскому храму, истово перекрестился на купола и двинулся к Сыскному приказу.

Одет был просто: войлочный колпак, сермяжный кафтан, подпоясанный красным кушаком и сапоги из дешевой телячьей кожи. Обычный московский простолюдин.

На его счастье с крыльца сбежал какой-то моложавый приказный чин в лазоревом полукафтане, вязаных чулках и светло-коричневых башмаках.

— Позвольте спросить, ваша милость.

Чин, мельком глянув на Ивана, грубовато спросил:

— Ну, чего тебе? Тороплюсь.

— Сделай одолжение, ваша милость, проводи меня к их сиятельству Якову Борисовичу Кропоткину. У меня дело государственной важности.

Чин рассмеялся:

— Небось, сосед курицу украл?

— Было когда-то дело с курицей, но я ее в огород генералу Татищеву перекинул, — в свою очередь рассмеялся Иван. — Сейчас же дело, повторяю, особой государственной важности.

— Ну, будет дуралея валять. Побегу я.

— Доложи, ваша милость. Рубль дам, — крикнул вдогонку Иван. — Держи!

Чин остановился.

— Я не ваша милость, а младший секретарь приказа Бегунов. Рубль же твой, наверное, фальшивый[186], а коль так сопровожу тебя в камеру.

— А зубы на что, господин секретарь?

Бегунов дотошно осмотрел золотой рубль, а затем и впрямь попробовал монету на зуб.

— Настоящий. И от кого? От голи перекатной… Какое дело у тебя к их сиятельству?

— Я уже сказал, господин Бегунов. Не извольте гневаться, но доношение могу подать только князю Кропоткину.

— Ну, бес с тобой. Пойду, доложу.

Секретарь вышел минут через пять.

— Старший секретарь Седов к князю не допускает. Их сиятельство занят срочными делами.

— Мое — еще срочнее. Передай твоему старшему десять рублей, и чтоб я тотчас предстал перед князем.

Бегунов явно растерялся. Он с таким удивлением посмотрел на человека в сермяге, будто увидел перед собой какое-то невероятное существо, которое небрежно выкладывает из объемного кожаного кошелька сумасшедшие деньги.

— Ну, ты даешь!.. Как тебя назвать старшему секретарю?

— Пока обойдется без имени. Поспеши, господин Бегунов, коль у тебя фамилия тому соответствует, — требовательно высказал Каин.

Минут через пятнадцать Каин очутился в просторном кабинете (с окнами на Кремль) князя Кропоткина. Тот сидел в расстегнутом шелковом камзоле на мягком диване и позевывал. Белый напудренный парик съехал набок, бритое одутловатое лицо заспанное, слегка продолговатые набрякшие глаза лениво скользнули по Ивану.

— Что за гусь?

— Иван, сын Осипов.

— Велика птица. Эка.

— И птица бывает разная, ваше сиятельство. Одна воробьем чирикает, другая орлом летает.

На Ивана иногда находило, особенно тогда, когда он встречался с высокопоставленными лицами и когда лучше бы держать язык за зубами.

— Буде попусту языком молоть, — поправив на голове парик, строго произнес Кропоткин, — иначе прикажу в камеру отвести. Дело сказывай да побыстрей!

— Имя мое Иван сын Осипов, по кликухе Ванька Каин.

— Каин? — встрепенулся князь и в глазах его застыл испуг. Затем он резво вскочил с дивана и схватил с дубовой тумбочки пистоль.

Иван сделал предостерегающий знак рукой.

— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство. Я целиком предаюсь в ваши руки, а порукой тому — моя челобитная и реестр. Извольте посмотреть, ваше сиятельство.

Все еще с некоторым испугом князь принял документы знаменитого разбойника, а затем позвонил в колокольчик, благодаря которому в кабинет вошел старший секретарь Седов. Кропоткин передал ему пистоль и приказал

— Последи за ним, Демьян, пока я бумаги посмотрю. То — Ванька Каин.

Секретарь аж в лице изменился и, взведя курок пистоля, встал позади лютого разбойника, коего Сыскной приказ ловил несколько лет.