Огита Ансэй - Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза

• Название: Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза
• Автор: Огита Ансэй
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мистика
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01428-1

Во многих Странах мира издавна существовала так называемая «литература ужасов» — о привидениях, призраках и прочей нечисти, о всевозможных сверхъестественных явлениях и чудесах. Но, пожалуй, только в Японии подобная литература оформилась в особый жанр и даже сохранилась по сегодняшний день. Японский кайдан — так именуется этот жанр — породил многочисленные шедевры, которые представлены в этом сборнике повестью Санъютэя Энтё «Пионовый фонарь», рассказами Огиты Ансэя, Асаи Рёи, Ихары Сайкаку, Уэды Акинари, Акутагавы Рюноскэ, Эдогавы Рампо и др.

Значительная часть рассказов публикуется впервые.

---

Однажды вечером О-Саку сварила баклажаны, и только хотела снять котелок с огня, чтобы переложить овощи в деревянную миску, как крышка на котелке сдвинулась, кусочки нарезанных баклажанов взлетели в воздух и сами плюхнулись в миску. От испуга О-Саку даже отпрянула. С ужасом она заглянула в миску — и что же? Миска была пуста, крышка спокойно лежала на котелке.

…Отправилась О-Саку на дальнее поле, работать, и возвратилась уже, когда стало смеркаться. Переступив порог кухни, О-Саку остолбенела: в полумраке соткалась фигура монашка с зажженной веткой в руках. Ноги у О-Саку подкосились, она так и рухнула на пол с младенцем за спиной. Опомнившись, О-Саку вскочила и кинулась прочь из кухни, но глядь — а монашка-то нет! Только потрескивают в очаге подернутые пеплом угли…

Да, завелась в доме О-Саку нечистая сила… О-Саку решила утром же сходить за советом к одному старичку, доводившемуся ей родней, — выучить заклинание. Ночь прошла без происшествий. После завтрака О-Саку отправилась в поле, потом забежала домой, перекусить на дорогу, — и тут у ворот послышалось звяканье колечек на монашеском посохе.[95] У О-Саку словно камень с души свалился. Схватив из корзинки две просяные лепешки, она выскочила на улицу.

У ворот стоял, бормоча молитву, одетый в лохмотья странствующий монах с серебристо-седой бородой.

— Святой отец! — позвала О-Саку. — Не изволите чаю? У меня и вода уж согрелась! — О-Саку протянула монаху подношение. Монах принял лепешки и опустил их в суму, висевшую у него на груди, затем извлек из нее выщербленную деревянную чашку.

О-Саку налила чаю.

Монах с поклоном принял чашку из рук О-Саку и стал не спеша потягивать чай, глядя на хозяйку.

— Я вижу, тебя мучают оборотни, — заметил он.

— В самом деле, — удивилась О-Саку. — Последнее время здесь творится неладное. Страсть такая, что просто мороз по коже. Терпела, терпела, да вот нынче собралась выучить заклинание.

— Облюбовала твой дом нечистая сила. Но не тревожься, я сейчас все улажу.

— Уж и не знаю, как благодарить, — обрадовалась О-Саку.

— Проводи меня к очагу.

О-Саку отвела монаха на кухню.

Там он достал из дорожной сумы несколько маленьких красных бумажек и, бормоча что-то под нос, швырнул их в пылавший огонь.

Воздух в кухне стал вдруг тугой и звонкий, словно натянулись в нем серебряные нити, и загудело, будто ветер завыл. Бумажныё полоски вспыхнули ярким пламенем и сгорели.

— Я изгнал злого духа из твоего дома. Слава Всемилостивому, он оказался один. Но ровно через восемнадцать лет заклятье может снова войти в силу. На этот случай я оставляю тебе амулет.

Монах достал из сумы небольшую дощечку длиной в один сун и вложил ее в руку О-Саку. На дощечке были вырезаны таинственные письмена.

— Не давай прикасаться к нему чужим людям. Если будут просить показать, — схитри.

О-Саку поклонилась.

— Если через восемнадцать лет заметишь что-нибудь подозрительное, брось амулет в огонь. — И монах исчез, не дожидаясь благодарности О-Саку.

Муж О-Саку скончался, когда родилась дочь. Больше родни у О-Саку не было, и все заботы по дому легли на ее плечи. Одной ей пришлось растить ребенка — прощальный подарок мужа. Но пролетело время, и девочка превратилась во взрослую девушку.

Дочка стала красавицей — так считали все деревенские парни.

И вот как-то осенним вечером в дом О-Саку вошел немолодой, благородной наружности самурай, облаченный в роскошное охотничье платье. Его сопровождала свита из девяти человек с луками и ружьями.

— Простате, что потревожили вас, но наш господин — владелец этих земель. Он желает провести у вас ночь.

Слуга покосился на дочь О-Саку. Рядом с ним стоял его господин.

О-Саку еще не случалось принимать знатных господ, и от замешательства она утратила дар речи.

Но самурай, нисколько не смутясь этим, живо прошел в комнаты, приказал внести в дом угощенье и подогреть сакэ. В коробках оказались персимоны и прочая снедь.[96]

— Подай-ка сакэ! — гаркнул слуга самурая.

Дочь О-Саку, не помня себя от смущенья, исполнила приказание.

— И остальным налей!

Когда господин осушил чару, ее пустили по кругу. Девушка прислуживала, то и дело подливая вино.

Вскоре все опьянели. Самурай посмеивался, скаля белые зубы. О-Саку придвинулась ближе и наставляла дочь, чтобы та не допустила промашки.

— А верно, что некий странствующий монах дал тебе амулет чудодейственной силы? — спросил вдруг один из гостей.

О-Саку кивнула.

— Покажи-ка его!

А у О-Саку уж был припасен поддельный — на случай, если кто станет просить показать. Она встала, сняла с полки дощечку и подала гостям.

— А ну, дай сюда! — Слуги схватили дощечку и поднесли господину.

— Ах вот он какой… Ну, теперь нам нечего беспокоиться.

Самурай усмехнулся, показав зубы, и преспокойно опустил амулет в рукав. Смутное подозрение закралось в душу О-Саку.

— А теперь господин пожелал отдохнуть. Пусть твоя дочь прислуживает ему на ложе! — И слуга снова взглянул на О-Саку. Та растерялась.

— Она… Я…

«Ни за что!» — чуть не вырвалось у нее, но, убоявшись самурайского гнева, она вовремя прикусила язык.

— Ты еще смеешь перечить?! — грозно нахмурился самурайский слуга.

— Да она сущий ребенок! — оправдывалась О-Саку.

— Это может даже ребенок! — захохотали гости.

Девушка хотела бежать, но ее крепко схватили за руку.

О-Саку не помнила себя от ужаса. И вдруг ее словно пронзило: с чего это вдруг самурай положил в рукав амулет? «Через восемнадцать лет заклятие может снова войти в силу!» — вспомнилось ей. В самом деле, дочке было в ту пору два годика, а теперь — ровно двадцать! А что, ежели самурай — вовсе и не самурай?!

Дочь кричала от страха в цепких руках самурайских слуг. О-Саку вскочила и бросилась к очагу, пытаясь достать из-за пазухи мешочек с чудодейственным амулетом. Но пальцы не повиновались ей, и тогда О-Саку, рванув за шнурок, швырнула в огонь амулет вместе с мешочком.

По комнате закрутился, завертелся вихрь. Гости — и господин, и слуги — вдруг рухнули наземь, словно пораженные громом. О-Саку с дочерью почудилось, что земля разверзлась у них под ногами.

Опомнившись, они увидели чудовищную картину: где только что восседали гости, валялось десять мертвых обезьян. Одна из них, лежавшая там, где сидел господин, оказалась поседевшим от старости обезьяньим вожаком. И мордой он был точь-в-точь давешний самурай.

Белые цветы на красном стебле

Давно это было. В горах Каннон жила одна вдовая женщина с тремя ребятишками…

Случилось это весной. Как-то раз затеяли родственники вдовы, жившие за горой, печь моти — рисовые лепешки — и попросили ее помочь. Женщина встала пораньше и отправилась в путь, оставив дома одних ребятишек.

Старшей дочке было тринадцать годков, среднему сыну — восемь, а самой младшенькой — пять. Уходя из дому, мать наказала:

— Принесу вам подарочек — моти, только ведите себя хорошенько!

— Матушка, — отвечала ей старшая дочь. — Хорошо в родном доме, но слыхала я, что в горах живет страшная ведьма. Коли задержишься дотемна, лучше уж заночуй в гостях.

— Так-то так, и впрямь ведьма страшнющая. Коли уж я задержусь, там и переночую. Но постараюсь все ж таки воротиться до вечера.

Мать приласкала сына и младшую дочку.

— Слушайтесь во всем сестрицу, а я вам лепешечек принесу, полакомитесь вволю. Так не забудьте же: слушайтесь сестрицу!

Целый день вдова усердно трудилась и не заметила, как прошло время: когда собралась она домой, солнце уже угасло. Как только ни уговаривали ее родные: скверно, мол, возвращаться в горах потемну, да беспокоилась женщина за детей; и подарочек — рисовые лепешки — она припасла, хотелось порадовать ребятишек, вот и пустилась она в дорогу, забыв про опасность.

Лунный свет пробивался сквозь облака. Через гору Каннон, где и днем-то не часто встретишь живую душу, вела чуть приметная извилистая тропинка, и женщина, чтобы не сбиться с пути, решила пойти по своим же следам — примятой утром палой листве.

Но не прошла она и трех тё, как след вдруг исчез и женщина очутилась в густой чащобе, усыпанной желтыми листьями. Сердце у нее забилось от страха.

Она сделала несколько шагов вправо и наткнулась на прогалину, напоминавшую тропинку, но «тропинка» вскоре свернула и вновь привела ее в заросли. Женщина бросилась назад, однако совсем заплутала.

«Жутко ночью в горах, как бы беды не вышло», — подумала она и решила поворотить назад — дождаться утра. Она стала поспешно спускаться по склону, но вдруг… Навстречу ей показалась какая-то тень.

Сердце у женщины ушло в пятки. Тень была уже совсем рядом.

Но тут женщина разглядела во тьме старушонку: румяное лицо ее приветливо улыбалось.