Римма Коваленко - Конвейер

• Название: Конвейер
• Автор: Римма Коваленко
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

С писательницей Риммой Коваленко читатель встречался на страницах журналов, знаком с ее сборником рассказов «Как было — не будет» и другими книгами.

«Конвейер» — новая книга писательницы. В нее входят три повести: «Рядовой Яковлев», «Родня», «Конвейер».

Все они написаны на неизменно волнующие автора морально-этические темы. Особенно близка Р. Коваленко судьба женщины, нашей современницы, детство и юность которой прошли в трудные годы Великой Отечественной войны.

---

— Наталья Ивановна, ну хоть на неделю отложите!

— Только если дождь. — Наталья несгибаемо стояла на своем. — Только в случае дождя, Валерий Петрович, можно будет отложить. Об этом предупреждены и гости — в райкоме, райисполкоме, в газете и на радио. О дожде предупреждены.

В комнату к Наталье официально явилась Татьяна Сергеевна.

— Наталья, суббота — рабочий день в цехе. Ты не хуже меня это знаешь. Электролиты прибыли, отложи праздник.

— Где приказ? — спросила Наталья. — Как это рабочий день в субботу? Без согласия профсоюза и без приказа директора?

Она с ума сошла, эта Наталья. Разве когда-нибудь субботние рабочие дни оформлялись приказом? Это же чепе, беда, аврал. Какой приказ? Все только через устную, личную, слезную просьбу мастера: «Наденька, я на тебя надеюсь. Зоенька, уж ты меня не подведешь».

— Электролиты прибыли, — повторила Татьяна Сергеевна, — пять дней шпарили блоки без них. Вон стоят, пустые, вдоль стен, план горит, надо же их кому-то вставлять. Как они там, в лагере, будут с пионерами веселиться, когда блоки у стенки стоят?

— Почему они? Ты тоже. — Наталья глядела победительницей, чувствовала свою власть. — И не веселиться. Ты, например, будешь проводить в лагере беседу о конвейере, агитировать старшеклассников, создавать, так сказать, себе резерв, чтоб не остаться с одной Верстовской, когда пустят новый конвейер…

Она сбила, увела все-таки в сторону с этой Верстовской.

— Что же, Верстовская хуже всех?

— Ну, еще новенького этого можешь оставить на старом конвейере, которого Лиля натаскивает.

— Одна останусь, — прервала ее Татьяна Сергеевна, — но в субботу мне коллектив не трогай. Обойдись без моих. Ведь блоки стоят! Этот цирк, что ты в лагере затеяла, крепко по цеху ударит. И по тебе тоже. Твоя работа не только в песенках и в спорте, для тебя тоже главное — план.

— Верно. А для тебя?

— И для меня, конечно, план. — Татьяна Сергеевна была уже не рада, что разозлила Наталью. — Но я добиваюсь и другого: чтобы люди душой болели за свою работу. А оказывается, болеть не надо, постоят блоки, ничего с ними не сделается.

— Все сказала? — Наталья сурово свела брови. — Чувство ответственности хорошо, когда это честное чувство. Посмотрела бы я на твоих ответственных, если бы им за субботний энтузиазм как следует не платили.

— Выходит, я им плачу? Я виновата, что по субботам работать приходится?

— А кто виноват?

Наталья наступала, говорила о роли коллективного отдыха, о том, что мастер-воспитатель не имеет права недооценивать его. Татьяна Сергеевна поникла: как же можно так — знать одно, а говорить другое.

— Но меня, Наталья, хоть не трогай, освободи от поездки в лагерь. Меня, Зою Захарченко, Соню Климову, Верстовскую…

Наталья смилостивилась.

— Верстовская сама не останется. Зря ты вообще на нее надеешься. Посмотри, кого оставить, только немногих. И вообще посмотри на эту субботнюю работу новыми глазами. Чего в ней больше: пользы для плана или вреда для людей.

Ай да Наталья!

Верстовская согласилась поработать в субботу. Постояла, повздыхала, постреляла глазами туда-сюда, спросила как бы между прочим:

— Лилька придет?

— Когда же? — ответила Татьяна Сергеевна. — У нее билет в кармане.

— А этот, как его… Бородин?

— Бородин, возможно, поработает. Лагерь, думаю, ему еще со школьных лет не забылся, не тянет.

Верстовская тут же свернула этот разговор, перевела на себя:

— Я бы подышала свежим воздухом, но куда уж я без вас! Да и Наталья Ивановна не даст мне там вздохнуть свободно. Обязательно заставит что-нибудь такое делать, за что никто другой не возьмется. Так уж лучше родные блоки до ума доведу.

— И к зарплате набежит лишняя десятка, — подсказала Татьяна Сергеевна.

Верстовская возмутилась:

— Кого любишь, тот тебя больней всех и ущипнет! Когда это я за копейкой гналась? Когда по рублю кому на что собирают, Верстовская всегда — трешку. Забыли?

— Как забудешь, если ты сама помнишь. Я вот думаю, откуда деньги у завода на такую сверхурочную работу?

— Откуда? Из бухгалтерии. Они там начисляют и за всем следят, чтобы было тютелька в тютельку. Дармоеды.

Татьяна Сергеевна строго глянула: это еще что такое? Как понимать?

— За что же ты их считаешь бездельниками?

— Кого?

— Тех, кто работает в бухгалтерии.

— Ничего я не считаю. Просто так говорится. Кто не в цехе, не у станка — все дармоеды.

— И Никитин?

— Он отработал. Пусть не на конвейере, но отработал, пока стал начальником. И вы и Наталья Ивановна. А Багдасарян — дармоед, он после института — в начальники. А в институт из школы. Армия не считается.

— С кем же ты так все высчитала?

— У самой на плечах голова, не кочан капусты.

— Ой, Надежда, пока к жизни не будешь относиться серьезно, не будет тебе счастья.

Верстовская больше не спорила, глядела с сожалением: какое счастье, что вы-то о счастье знаете?

Зоя Захарченко на просьбу прийти в субботу сразу ответила согласием. И добавила:

— Марина и Соломка тоже придут.

Вот уж верно: с кем поведешься, от того и наберешься. Сидят по обе стороны от Зои Марина и Володя Соломин, разговоров особых не ведут, обедать порознь ходят, а припаяны эти ребятки к Зое крепче, чем к родной матери» Зоя не спросила у них, смогут ли, есть ли какие планы на субботу, а уверенно заявила: придут. Марину год назад к ней в ученицы подсадили, Солома — сын соседки, его сама Зоя привела в цех. По виду унылый паренек, без фокусов, и, если бы Зоя под большим секретом не сообщила, что он состоял три года на учете в детской комнате милиции, Татьяна Сергеевна и внимания бы на него особого не обратила: работает, и слава богу, только бы не заснул, носом не ткнулся в электропульт. Лицо такое у парня, как на последней секунде перед глубоким сном.

К Бородину Татьяна Сергеевна подошла с тайным интересом: сейчас увидим, что ты за экземпляр. Статных таких да с таким вот цветом лица сейчас среди вашего брата сколько угодно. Внутри что?

— Бородин, как вы посмотрите на то, чтобы в субботу поработать?

— Выходной отменяется?

— Ни в коем случае. Просто нужны добровольцы вон для тех блоков, что у стены стоят. Электролитические конденсаторы в них вставить надо.

— Забыли?

— Что забыли? Ах, вставить забыли… Не было электролитов, Бородин. Сошли блоки с конвейера без них. Так как насчет субботы?

Шурик ответил не сразу, подумал.

— Я, Татьяна Сергеевна, заинтересован, чтобы лично вы ко мне хорошо относились. Первое впечатление у вас обо мне неважное. Помните, ляпнул про Соловьиху? Так вот: во исправление собственного хамства и несмотря на то, что в субботу у меня дома намечается некий сабантуйчик, — приду.

— Спасибо. Кстати, работа в выходной оплачивается как сверхурочная.

— Неужели?! — Шурик Бородин смутился. — Видите ли, я в своей жизни еще никогда не получал зарплату. Так что для меня урочные и сверхурочные пока еще без всякой градации.

Татьяна Сергеевна тоже смутилась: «некий сабантуйчик», «градации». Мальчишечка. С папиных-маминых хлебов только сходит. В Лилечку Караваеву влюбился. А та уезжает. Месяца два-три никого на конвейере видеть не будет, потом осмотрится, закурлыкает направо-налево. Девчат на конвейере хорошеньких да востреньких немало, в покое такого не оставят.

Соня Климова подошла к ней с виноватым лицом:

— Танечка, я не приду.

Ну что ж, на Соню она и не рассчитывала. Соня особая статья. Сын в садике — Прошка, Прохор. Лет пять уже ему. Если понадобится, с точностью до дня скажет Татьяна Сергеевна, сколько лет Сониному Прохору. Пришла девочка на конвейер пять лет назад, кудри пепельные, с голубизной. Симпатичная девочка. Вроде робкая, а может, просто не понимающая, что и для чего вокруг. Глазки, ресницы накрашенные, на пальчиках маникюр. На магазинной кофточке собственной рукой два цветка сбоку вышиты. Девочка хоть и по-мелкому, но создавала себя, хотела выглядеть получше. Полистала Татьяна Сергеевна в отделе кадров ее личное дело и ахнула: с такой историей она еще не сталкивалась. Не выдержала Соня экзаменов на аттестат зрелости; особым приказом областного отдела народного образования, подчеркивая, что случай исключительный, Соне разрешили «повторить курс обучения в десятом классе». Соня не захотела повторять. Тут же в личном деле лежала справка, выданная школой о том, что Климова Софья Федоровна закончила девять классов и прослушала курс десятого по полной программе.

«Ну и тупица ты редкостная, — подумала Татьяна Сергеевна. — Да у тебя что, умишко такой бестолковый, что единственную во всей области приказом отметили?» Стала думать, как подойти к девочке, что сказать, чтобы не теряла времени, среди года шла в десятый класс, в вечернюю школу. Ведь курс один раз уже прослушала, можно и в середине года в десятый класс идти. Договорилась с директором школы, та согласилась принять. Пришла на работу решительная: не помогут слова, действовать буду, к начальнику цеха потащу, собрание устрою, никуда не денется, доведет Соня свой курс обучения до аттестата. Но ничего такого не успела. Встретилась в проходной Наталья и как обухом по голове: