Ким Сен - В водовороте века. Мемуары. Том 3

• Название: В водовороте века. Мемуары. Том 3
• Автор: Ким Сен
• Издательство: Издательство литературы на иностранных языках
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Мемуары Великого Вождя товарища Ким Ир Сена «В водовороте века».

Они охватывают период деятельности Ким Ир Сена с 1912 по 1945 год, и считаются неоконченными.

Лично Ким Ир Сеном написаны тома с 1-го по 6-й, а остальные два составлены на основе черновиков, найденных после смерти и записей его разговоров.

ИЗДАТЕЛЬСТВО ЛИТЕРАТУРЫ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

КОРЕЯ, ПХЕНЬЯН

1993

---

Спустя некоторое время спустился с горы в поселок отряд во главе с командиром роты Хан Хын Гвоном. Видя, что в поселке неожиданно появилось 60–70 человек в военном обмундировании, помещик не на шутку встревожился. Он сразу же выбежали начал подобострастно улыбаться нашим товарищам, расточая комплименты: «Господа, приветствую вас в нашем поселке. Милости прошу в мой дом». Лебезя перед партизанами, он предложил им переночевать в его доме. Он был на этот раз сплошная доброта, льстил прямо в глаза. И мне подумалось: «Эх ты двуликий Янус! Видать, тебе очень трудно жить на свете, пытаясь всякий раз держать нос по ветру».

Хан Хын Гвон не знал подлой натуры этого человека. Он был очень тронут его «гостеприимством» и стал нахваливать помещика:

— Товарищ командир! Этот человек очень добр, он чем-то напоминает мне сяованцинского помещика Чана и еще тумыньского помещика…

Что касается помещика Чана, то этот человек оказывал немало добрых услуг партизанам, но, к сожалению, советское правительство принудительно отправило его в Дадучуань. А тумыньский помещик был человеком совестливым и добрым. Это он по нашей просьбе пожертвовал ткани и вату, которых хватило на изготовление 500 с лишним комплектов военного обмундирования, а также другие материалы. Тогда китайские антияпонские отряды испытывали нехватку обмундирования. И мы из его ткани сшили одежду и выдали ее китайским антияпонским отрядам, расквартированным в Сяованцине и его окрестностях.

Тумыньский помещик часто приходил в Шилипин к своим родственникам. Однажды наши товарищи, узнав об этом, задержали помещика с тем, чтобы потребовать от него помощи в материальном обеспечении наших отрядов. Но как только мы возвращались из района, контролируемого врагом, некоторые товарищи из числа руководства освободили его, заметив, что прибегать к подобным методам нельзя. Узнав об этом, я приказал бойцам вернуть обратно того помещика, который уходит из партизанского района. Встретившись с ним, я откровенно рассказал ему о сложившемся положении дел с обмундированием китайских антияпонских отрядов. Помещик согласился удовлетворить нашу просьбу. После возвращения домой он сдержал свое слово…

Я коротко рассказал Хан Хын Гвону о только что случившемся с нами в поселке:

— Товарищ командир роты, не верь ни одному слову этого льстеца. Это такой подлец, что даже не хотел открыть ворота и приютить путников…

Выслушав меня, Хан Хын Гвон кисло улыбнулся — он вовсе не ожидал такого. От гнева и возмущения у него сжимались кулаки.

— Вот он оказывается, каков на самом деле. Да, такому подлецу не должно быть никакой пощады. Давайте осудим его и расстреляем!

Возбужденный Хан Хын Гвон не находил себе места, но я только махнул рукой.

— Перестань! Расстрелять одного помещика? Что толку от этого? Лишний шум поднимется… Лучше его вразумить как следует, чтобы он дорожил совестью корейца.

— Тогда мы пойдем и проучим помещика. Можно ли оставлять безнаказанным такого, как эта собачья блоха?

— Но не уподобляйся местным бандитам. Понял? Я беспокоился, что Хан Хын Гвон позволит себе переступить черту нашего закона, а поэтому счел нужным заранее предупредить его.

Едва только появился Хан Хын Гвон в доме помещика, как этот весьма сообразительный и наблюдательный человек, подойдя к нему, тихонечко спросил: кто, мол, из вас тут главный начальник? Ясно было, о чем он думает — хочет пригласить к себе и угощать только начальника и некоторых других командиров, а к остальным ему нет никакого дела. Пусть они размещаются по другим домам. Этот скупой хитрец и шагу не мог ступить, не извлекая для себя какой-либо выгоды.

Хан Хын Гвон представил себя главным начальником и как бы невзначай сказал:

— Вижу, вам живется безбедно. Если даже мы проживем у вас примерно два месяца, видать, вам нипочем.

— Что вы говорите! Несколько дней кое-как обойдется, но куда там — целые два месяца?

Лицо у помещика побледнело, видать, он действительно поверил, что партизаны намерены пробыть у него месяца два.

О чем бы ни говорил помещик. Хан Хын Гвон прикидывался равнодушным к его словам. Наоборот, с его уст то и дело срывались новые то загадочные, а то и просто ошеломляющие слова, от которых помещик чуть не впадал в обморок.

— Господин хозяин! Мои подчиненные вот уже несколько месяцев не пробовали мяса. Сколько у вас свиней? А риса тоже, думаю, достаточно в этом доме? Видать, сотня мешков найдется? Надеюсь, у вас не то, что в других домах…

— Что вы? Откуда же сто мешков? Как бы не так! Другие семьи-то хотя и питаются жидкой похлебкой, но у всех тоже есть рис, они только прикидываются бедными.

— Меня не касается, много у вас риса или мало. Все равно вы должны угощать нас! Вы богатый человек. Напрасно вы трясетесь из-за пустяков. И если в вас жива совесть корейца, то вы обязаны внести свою лепту в достижение независимости страны. Кого же нам тогда беспокоить, если не таких, как вы? Опустощать ли нам чаны у бедных? И без того они испытывают острую нехватку продовольствия на период сельскохозяйственных работ. А без еды как они будут заниматься земледелием?

Убитый мнимыми угрозами Хан Хын Гвона, помещик зарезал свинью, приготовил рис. Даже бойцы, расквартировавшиеся в других домах, не трогали их риса, брали его у помещика и варили там кашу. Конечно, если бы этот помещик относился к нам как к людям, то он не попал бы в такую беду.

Проучив таким образом помещика, Хан Хын Гвон возвратился ко мне даже со взятыми у помещика циновкой и одеялом, беспокоясь о моем ночлеге. Вообще-то наш командир роты был очень большим шутником.

Вечером того дня в доме простодушного крестьянина, предлагавшего нам ячменную похлебку, мы варили кашу из помещичьего риса, принесенного Хан Хын Гвоном. Глаза у бедняги полезли на лоб:

— Не будет ли беды?

— Не беспокойтесь, хозяин, — успокоил я его, — вы не имеете никакого отношения ко всему этому, вам нечего волноваться. Вы только одолжили нам котел. Если после этого помещик начнет придираться к вам, то отвечайте, что вы здесьни причем, все, что произошло, дело рук партизан.

— Если вы партизаны, то я спокоен. Эх, мы глупцы, не распознали партизан!

Откуда им, хозяевам дома, было узнать, кого мы из себя представляем? Просто из простых человеческих приличий гостеприимного корейца предлагали они нам вместе поужинать, разделить все то, что у них есть, — пусть то будет похлебка или же соевая паста. Но помещик не обладал, вернее, растерял все признаки приличия. Появись японские полицейские у ворот, помещик непременно пригласил бы их на ковер, по-холуйски лебезя перед ними.

Вот такой была пропасть между богачом и простолюдином. Не утверждаю, что среди богачей вообще нет хороших людей, таких, в ком живет чувство человеческой привязанности и чувство патриотизма. Чжан Ваньчэн, отец Чжан Вэйхуа, был крупным помещиком, но человеком нравственным, сильным своим патриотическим духом. Я называю такую богатую женщину, какой была вдова Пэк[13], замечательной женщиной потому, что она была патриоткой-благодетельницей, которая не жалела денег ради просвещения нации и ее развития. Вот почему даже последующие поколения неизменно называли ее Пэк Сон Хэн (добродетельница Пэк — ред.).

Но большинство богачей были такимискупыми, черствыми, как этот помещик, с которым мы встретились. Справедлива пословица, которая гласит: «Чтобы быть щедрым, надо, чтобы и у самого что-то было». Однако нельзя сказать, что она во всем является справедливой. Спрашивается, имел ли что-то лишнее тот крестьянин, который предлагал нам ячменную похлебку? Может быть, был у него полный чан риса? Это просто был человек доброй души. Кстати говоря, чан у него был совершенно пуст. Только лежал у него дома, в углу утепленного пола, узелок с ободранным неспелым ячменем.

Пусть у тебя много денег, много богатств, но если у тебя отсутствует доброта души, обязательно будешь отверженным. Пусть ты живешь в ветхом домике с соломенной крышей, но если у тебя переполнена добротой душа, ты будешь иметь много хороших соседей, станешь морально богатым, тебя будут окружать большой почет и уважение людей. Когда мы называем мораль критерием превосходства и низости человека, то жадного помещика, который прогнал нас от ворот, можно назвать моральным уродом, низким и бедным, не достойным звания человека.

Подлинное чувство человеческой привязанности проявлялось не в роскошных домах, дворцах, а в хижинах, где жили простые люди.

Однажды, когда Ли Бон Су и его жена работали в Мачане, они заболели сыпным тифом. Ан Сун Хва, жена Ли Бон Су, лежала в больнице, где работал главным врачом ее муж. Чтобы похоронить своего сына, умершего с голоду, она выползла из больницы и засыпала покойного дубовыми листьями.

В минуты, когда чутье подсказывало Ли Бон Су, что скоро и ему придет конец, как и его сыну, он, сняв с себя новую одежду, которую недавно подарили ему товарищи по революционной борьбе, написал «завещание» и положил его сверху на свой костюм. «Эта одежда еще новая. Тот товарищ, который первым найдет это завещание, может считать ее своей собственностью», — так было написано в той записочке.