Роберт Коули (ред.) - А что, если бы

• Название: А что, если бы
• Автор: Роберт Коули (ред.)
• Издательство: ACT, Terra Fantastica
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011554-7

«А что, если бы?..» — вопрос, который задает любой исследователь, занимающийся историей. Кому не хочется иногда переиграть прошлое в надежде понять и изменить настоящее?

Перед вами сборник эссе, написанных видными американскими учеными и повествующих о ключевых моментах истории.

Авторы охватили почти три тысячи лет — от древней Ассирии до наших дней. Для каждой «критической точки» они приводят свой анализ вероятных последствий изменения хода событий и пытаются построить картину нового мира. Иные выводы могут показаться забавными, другие — пугающими, третьи заставят читателя призадуматься.

Книга будет интересна как специалистам, так и любителям истории.

---

Наконец разразилась битва. Составитель «Исидоровой Хроники», для которого описываемые события были лишь недавним прошлым, подчеркивает, что первыми в атаку устремились мусульмане, но франки «стояли несокрушимо, подобно каменной стене или массе льда». (По-видимому, подобная стойкость представлялась несвойственной христианским армиям того времени.) Автор «Хроники Фредегара» утверждает, напротив, что первым атаковал Карл, а мусульмане «...падали как скошенные, под его яростным натиском». К счастью, оба источника сходятся в одном: в факте гибели Абд-ар-Рахмана. Вполне возможно, именно это и определило судьбу сражения. «Хроника Фредегара» сообщает, что франки обратили врагов в паническое бегство. Следует учесть, однако, что ее составитель работал под покровительством Хильдебрандта, доводившегося Карлу братом, и вполне мог приукрасить победу. Согласно «Исидоровой Хронике» дело обстояло несколько сложнее. Битва продолжалась до темноты, прервалась на ночь, а когда поутру франки в боевом порядке подошли к мусульманскому стану, оказалось, что противник уже отступил. Если этот рассказ верен, то сами франки вовсе не думали, будто разбили врагов наголову, и полагали тех способными принять бой. Что арабы, возможно, и сделали бы, будь у них предводитель. Но, так или иначе, мусульманское воинство отступило, и Тур был спасен.

Известие о победе при Пуатье (или, как иногда называют это сражение, при Туре) разнеслось столь широко, что о нем упоминает живший на севере Англии англосаксонский книжник Беда Достопочтенный. Позднее, одержавший победу Карл получил прозвание «Мартелл», что значит «Молот». Что касается мусульман, их рати в будущем уже не заходили так далеко на север. Великий историк Эдуард Гиббон видел в битве при Пуатье «событие, изменившее историю всего мира». В своей магистерской диссертации «Упадок и крушение Римской империи» он описывает возможные последствия победы арабов в следующих словах:

...Чтобы пройти победным маршем от Гибралтарской скалы до долины Луары, потребовалось преодолеть немногим более тысячи миль. Еще один бросок на такое же расстояние вывел бы сарацин к границам Польши и горной Шотландии. Рейн так же судоходен, как Нил или Евфрат, и арабский флот мог бы, даже не вступив в морской бой, войти в устье Темзы. Возможно, теперь в Оксфорде штудировали бы Коран, и его знатоки вещали бы обрезанным англичанам об истинности и святости откровений Магомета...

Правда, некоторые современные исследователи уже не столь уверены в судьбоносном значении этой битвы. Бытует мнение, что, поскольку Абд-ар-Рахман возглавлял не завоевательный поход, а всего лишь грабительский набег, его победа все равно не привела бы к покорению Европы. В любом случае, развить успех не позволили бы распри между арабами и берберами, обострившиеся в тридцатых—сороковых годах VIII века.

Но если одна трактовка событий 732 г. может быть расценена как преувеличение значимости произошедшего, другую мы вправе счесть его недооценкой. Подобно «Битве за Англию» 1940 г., победа при Пуатье, хоть и не нанесла завоевателю смертельный удар, но охладила его наступательный пыл. Мусульмане провозгласили Абд-ар-Рахмана мучеником за веру, но сами терзались жгучим стыдом от того, что им пришлось оставить врагу награбленную добычу. Набег не удался, и теперь казалось предпочтительным оставаться в надежных крепостях южной Галлии. Но что, если бы на восьмой день маневрирования мусульмане переиграли бы франков и одержали при Пуатье победу? Что если бы в этой схватке вместе со многими своими бойцами пал и сам Карл? Победа вполне могла позволить мусульманам почувствовать себя браконьерами, сунувшимися в заповедник и вдруг выяснившими, что улов там хорош, а охрана пустяшная.

Даже если в начале похода 732 г. мусульмане не замышляли масштабных завоеваний, они едва ли повернули бы домой после разгрома крупного христианского отряда и гибели его предводителя. В конце концов, вторжение в Испанию 711 г. тоже начиналось как набег, но, оказавшись успешным, переросло в завоевательный поход. Нет, став победителями, воины ар-Рахмана наверняка разграбили бы Тур, как они уже это сделали с Пуатье, а быть может, у них возникло бы искушение пойти и дальше, на Орлеан и Париж.

Между тем гибель Карла, так и не удостоившегося прозвания «Мартелл», заставила бы его сыновей вступить в борьбу за право унаследовать власть. Победителю, окажись им хоть Карломан, хоть Пипин Короткий, неизбежно пришлось бы заняться тем же, чем занялся после Пуатье Карл Мартелл, — повести войну с фризами, бургундами, провансальцами и мусульманами. Но решить эту задачу, не будучи осененным славой победителя и не имея в своем распоряжении армии, окрыленной победой, было бы куда труднее. А коли так, то в отличие от Карла его гипотетическому преемнику скорее всего не удалось бы ни отбить у мусульман Авиньон (737 г.), ни нанести им еще одно поражение в болотистой пойме реки Берр (738 г.). Не одержав этих побед, новый правитель едва ли сумел бы вытеснить мусульман из Септимании за Пиренеи, что сделал Пипин в период между 752 и 759 г. Наличие в тылу, в южной Галлии, мусульманских владений не позволило бы наследнику Пипина Карлу Великому совершить походы в Германию и Италию, собственно и сделавшие его великим. (Впрочем, вполне возможно, эта неудачливая династия попросту не продержалась бы у власти так долго.)

Что касается мусульман, то, сохранив владения за Пиренеями, они рано или поздно поддались бы искушению их расширить. Ведь даже после потери в 759 г. Септимании и разорительных вторжений в мусульманскую Испанию Карла Великого и его полководцев (778 и 801 гг.) мусульмане совершали набеги на южную Францию вплоть до 915 г. Логично предположить, что, располагая такими опорными пунктами, как Авиньон и Нарбонн, они не ограничились бы набегами. Мусульманские правители Испании, как это было до Пуатье, повели бы свои армии на завоевание новых земель. Надежда стяжать добычу и славу в «Великой Земле» смогла бы смягчить разногласия между арабами и берберами. Не испытывая страха перед ослабленным королевством франков, захватывая твердыню за твердыней, завоеватели вполне возможно переправились бы через Ла-Манш и, как представлял это Гиббон, водрузили бы знак полумесяца над Оксфордом. В таком случае в IX и X вв. с угрозой вторжений викингов столкнулись бы не герцоги и епископы, а эмиры и имамы, которым, в случае успеха, удалось бы создать на месте Римской империи что-то вроде Европейского халифата.

Какой же могла бы стать мусульманская Западная Европа — Аль-Андалус, государство, простершееся от Гибралтара до Скандинавии и от Ирландии до Вислы, если не дальше? Потеряв статус господствующей религии, христианство сохранилось бы лишь как вера угнетенного меньшинства, с неуклонно уменьшающимся числом приверженцев[116]. Да и те, как это имело место в мусульманской Испании, усвоили бы арабский язык и обычаи. В той же мусульманской Испании лишь успех реконкисты предотвратил массовое обращение населения в ислам[117]. Поэтому нет сомнений, что в условиях политического господства последователей Мухаммеда их религия скоро была бы принята большинством европейцев, как это случилось в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

 Более того, христианство не распространилось бы за океаном. Если бы в 1492 г. европейские корабли отплыли за Атлантику, то их осенял бы не крест, а полумесяц. Мусульмане в правление Омейядов (632 —750 гг.) держали в руках средиземноморскую морскую торговлю и контролировали Индийский океан до прихода португальцев. В описанных нами условиях они наверняка с энтузиазмом принялись бы осваивать Новый Свет. Коренные жители обеих Америк превратились бы в настоящих европейцев — то есть мусульман! — и ислам сегодня являлся бы единственной мировой религией.

Нельзя забывать и о том, что мусульманская Испания явилась едва ли не самым развитым в культурном отношении государством, возникшим в Европе со времен расцвета Римской империи. X век в Аль-Андалус вошел в историю как период мира и изобилия, роста городов, создания шедевров зодчества, высочайшего взлета искусства, науки и просвещения. В сравнении с испанскими, города северной Европы казались убогими деревеньками, испанские торговцы проникали повсюду, а испанские мусульманские философы знали о наследии классической Греции несравненно больше книжников запада.

Расширение Аль-Андалус на север от Пиренеев могло бы сделать средневековую Европу совсем иной. Ведь куда бы ни ступали мусульманские правители — будь то Северная Африка, Испания или Ближний Восток, — они, подобно Мидасу, обращали в золото все, к чему прикасались. Под их покровительством ширилась торговля, возделывались поля, велись масштабные ирригационные и строительные работы. Правда, в этом изобилии далеко не всем принадлежала равная доля. Мавританское общество являлось не только строго иерархическим, но и рабовладельческим. В том же X в. не только в воинских дружинах мусульманской Испании, но и в среде чиновничества имелось множество рабов, главным образом славянского происхождения. Английское «slave» — раб — происходит от «Slav» — славянин[118]. Город Верден в северной Франции являлся крупнейшим в Европе центром работорговли. Вне всякого сомнения, с покорением Западной Европы арабами этот центр сместился бы на восток, за Эльбу, возможно, к будущему Берлину. Во всяком случае, рабовладение распространилось бы по всей Европе. И со временем, быть может, рабы, как это случилось на Ближнем Востоке, превратились бы там в господ[119].