Тимофей Чернов - В те дни на Востоке

• Название: В те дни на Востоке
• Автор: Тимофей Чернов
• Жанр: О войне

Увлекательный роман о службе русских бойцов на границе с Маньчжоу-го в 1943–1945 гг и жизни российской эмиграции в Харбине. В романе присутствуют исторические лица Белой эмиграции: атаман Семёнов, главы Бюро российских эмигрантов в Маньчжурской империи Власьевский и Бакшеев, лидер Русского фашистского союза Родзаевский и его ассистент Охотин.

---

«Вот и отвоевался. Не повезло нам с Таней», — горько подумал Анатолий. Их встретил Быков.

— Анатолий Николаевич, это что же такое?

— Отстрелялся, Илья Васильевич. Убитых у нас нет?

— У нас — нет, а во второй роте трое.

— А самураи?

— Всех, — Быков махнул рукой.

«Двое-то мои», — подумал Арышев, и земля поплыла перед его глазами. Он уже не слышал распоряжения Быкова о немедленной его доставке в госпиталь.

Уже во все города Маньчжурии вступили наши войска. В районе Калгана, Жэхе части конно-механизированной группы генерала Плиева вышли к Великой китайской стене и встретились с бойцами Восьмой революционной армии Китая. Прекратили организованное сопротивление японцы на островах Сахалин, Курилы.

В честь победы над Японией в этот день — 23 августа — Москва салютовала воинам Забайкальского, Дальневосточных фронтов, Тихоокеанского флота и Монгольской армии…

Глава двадцать первая

Стремительное наступление советских войск не только парализовало японскую армию, но и лишило возможности японцам вывезти ценное оборудование или взорвать стратегические объекты. Отступая с Хингана, на КВЖД они заминировали тоннель. Но взорвать не успели. Советские саперы обезвредили более полутора тысяч мин и вынули огромное количество тола. В Лошагоу японцы приказывали полковнику Смирнову вывести из строя мост через реку на станции Сунгари-II. Но Смирнов поступил иначе. Он организовал охрану моста и невредимым передал его советским частям. На Мукденском аэродроме десантники захватили императора Маньчжоу-Го Пу-И, резиденция которого перекочевала из Чанчуньского дворца в ангары. Когда его спросили, как он оказался на аэродроме, император промямлил что-то невразумительное. Худощавый, долговязый, он полулежал в мягком кресле и равнодушно помахивал цветным веером, не обращая внимания на все, что происходило вокруг. И тогда пояснил главный советник императора: «Его величество по некоторым соображениям собирался полететь на самолете, но советские лишили его такого удовольствия…»

Семенов тоже решил бежать. С этой мыслью он приехал в Дайрен к начальнику военной миссии капитану Такэока. Выслушав атамана, капитан одобрил его намерение.

— В ближайшее время из Дайрена пойдет подводная лодка и мы отправим вас в Токио.

Семенов задумался: уехать в Токио — значит, навсегда замуровать себя. Кроме того, Япония может быть оккупирована американцами. А янки не питают к атаману симпатий. В 1922 году он ездил с женой в Америку, чтобы заручиться поддержкой русских эмигрантов в своей борьбе за отделение Сибири и превращение в автономное государство. В Нью-Йорке его арестовали за то, что враждебно относился к американским оккупационным войскам в Приморье и отдавал предпочтение японцам. На суде выступил командующий экспедиционным корпусом генерал Гревс. Он назвал Семенова грабителем, требовал возместить ущерб в пять миллионов долларов. Однако Семенов не поскупился на подкупы адвокатов, и суд не вынес ему никакого наказания. Возможно, суд был затеян, чтобы постращать атамана и показать, на кого ему следует опираться. Но Семенов и в дальнейшем не изменил своей приверженности к японцам. Поэтому-то от американцев он не ждал ничего хорошего.

— Благодарю вас, Такэока-сан, но в Токио мне ехать не хочется.

— А куда бы вы хотели?

— В Шанхай. Там живет мой старший сын.

— Понимаю, господин атаман, но в Шанхай сейчас вступили американцы и войска Чан Кай-ши. Доблестные японские войска оставили город по высшим соображениям.

«И тут американцы! — вознегодовал Семенов. — Никуда от них не уйдешь»… Однако, поразмыслив, он решил, что Шанхай для него менее страшен, чем Советский Союз. В Шанхае можно раствориться или уехать из него в такую тихую страну, как Австралия.

— Все-таки меня больше устраивает Шанхай, — твердо сказал атаман.

Такэока выдал ему 20 тысяч иен, обещал подготовить документы.

Семенов вернулся в Какагаши, чтобы собраться в дорогу. Пустотой встретил его некогда людный и шумный особняк. Кроме экономки, никого не было. Дочери еще гостили у знакомых в Харбине. Атаман намеревался уехать без них, но теперь передумал: родины нет, а тут еще и детей потеряет. Последняя дочка от умершей кельнерши Зины воспитывалась у бабушки. А вот пятнадцатилетняя Лиза и семнадцатилетняя Таня от другой жены жили с ним. Он старался дать им хорошее образование. У Лизы было призвание к музыке. Она играла на рояле и аккордеоне. А Таня хотела стать учителем иностранного языка. Для того училась в немецкой школе. И если он оставит их здесь, что будет с ними?.. Нет, он возьмет их с собой, что бы там ни случилось.

Атаман дал телеграмму в Харбин, чтобы дочери немедля выехали домой.

На следующий день к нему прибыл офицер из дайренской военной миссии. Он сообщил, что есть возможность уехать в Пекин, а оттуда перебраться в Шанхай.

— Когда?

— Сегодня, даже сейчас.

— Сейчас не могу: дочери еще не вернулись из Харбина.

— Смотрите, господин атаман, как бы завтра не было поздно — советские на подходе.

— Понимаю, но…

Дочери скоро вернулись. Как они повзрослели! Даже низкорослая Лиза заметно вытянулась, похорошела. Но его больше удивили их взгляды на жизнь, их суждения. Они почему-то радовались, что Япония потерпела поражение. Говорили, что в Харбине все ждут прихода Красной Армии, что напрасно отец вызвал их — им так хотелось увидеть советских!

Семенов заговорил строго, желая разом покончить с этими девичьими сантиментами.

— Выслушайте меня, дети мои. Нам нельзя дальше оставаться здесь. Мы должны выехать в Шанхай до прихода советских.

Лиза, сидевшая у раскрытого рояля, надула губы.

— Папа, мы когда-нибудь поедем в Россию или вечно будем скитаться по чужим странам? В Харбине говорят, что после войны русским эмигрантам разрешат вернуться в Россию. А мы куда-то убегаем.

«Разрешат, только не мне», — желчно подумал атаман.

— Лиза, тебе не понять тех обстоятельств, в которые поставлен я. Вся моя жизнь была посвящена борьбе с большевиками. И поэтому со мной…

— Но это же было в гражданскую войну.

— Не-ет, — усмехнулся Семенов. — Нет, нет. Мне нельзя оставаться. А вы, значит, не хотите в Шанхай, к брату Святославу? — Он взглянул на Лизу, которая тихонько постукивала пальцем по клавише, потом на Таню — светловолосую и высокую, молча стоявшую у окна со скрещенными на груди руками.

— Брата Святослава мы плохо знаем, а в Шанхае нам делать нечего, — не оборачиваясь, твердо сказала Таня.

— Папа, поедем лучше в Россию. — Лиза подошла и прижалась головой к груди отца, сидевшего на диване. — Ты покаешься, и тебе простят.

— А может, я не прощу! — вдруг взревел Семенов. Глаза его полыхнули лютой злобой. Он оттолкнул дочь. Таким они его еще не видели. Значит, не напрасно мать как-то назвала его извергом рода человеческого.

— Папа, — холодно и спокойно сказала Таня. — А если бы победила Япония, заняла Сибирь по Урал и тебя поставили бы вроде императора Пу-И, разве это была бы независимая «новая» Россия, о которой ты мечтал?

Семенов отвел в сторону глаза, насупился. Это был тупик, из которого он не находил выхода, когда раздумывал о своей будущей России.

— Ну, тогда бы я организовал борьбу против иноземцев и изгнал бы их из пределов российских.

— Значит, опять кровь? Опять гибель цвета России? Нет, папа, ты не прав. Вот сейчас родилась воистину новая, независимая Россия…

— Таня! Замолчи! — крикнул Семенов. Но дочь не унималась:

— …которая разбила всех врагов и стала великой державой!

— Кто научил тебя так рассуждать? Это не твои мысли! Лиза положила руку на плечо отцу.

— Мы, папочка, в Харбине читали такие советские книжечки, которые тебе и во сне не приснятся. А в последний день даже слушали Хабаровск.

Лиза не сказала, что они ходили к Пенязевым, встречались с Машей, которая в корне изменила у них представление о Советской России.

— А какую я песню слышала! — Лиза подошла к роялю и заиграла, напевая: — Легко на сердце от песни веселой…

Семенов стиснул ладонями виски. Нет, с ними невозможно разговаривать. И надо было отправлять их в этот крамольный Харбин! Разве их теперь переубедишь? И он пошел, как говорится, ва-банк.