Тимофей Чернов - В те дни на Востоке

• Название: В те дни на Востоке
• Автор: Тимофей Чернов
• Жанр: О войне

Увлекательный роман о службе русских бойцов на границе с Маньчжоу-го в 1943–1945 гг и жизни российской эмиграции в Харбине. В романе присутствуют исторические лица Белой эмиграции: атаман Семёнов, главы Бюро российских эмигрантов в Маньчжурской империи Власьевский и Бакшеев, лидер Русского фашистского союза Родзаевский и его ассистент Охотин.

---

Он спросил у Мелехина, остался ли кто-нибудь в живых из медработников.

— Остались. Вон там они, — показал подполковник на повозки. Анатолий поспешил туда, перепрыгивая через окопы и воронки, обходя трупы. В одном месте его остановил раненый лейтенант.

— Браток, дай попить, если есть.

Арышев отстегнул от ремня фляжку и подал ему. «Может, знает что-нибудь о Тане», — подумал Анатолий.

— Скажи, друг, ты не видел медсестру Тихонову?

— Таню? Час назад она перевязывала меня. А что потом с ней — не знаю.

Подошли санитары, положили лейтенанта на носилки и понесли. Анатолий пошел за ними, ни о чем не спрашивая их. Санитары обошли двух убитых лошадей, миновали составленные в линию повозки. Около ивового куста поставили носилки на землю. Здесь было много раненых. Им оказывали помощь сестры, врачи.

Анатолий искал Таню. Возле одних носилок сидела девушка, что-то доставала из санитарной сумки. Анатолий узнал Симу и тут же увидел лежавшую на носилках Таню. Светлые волосы ее рассыпались по подушке, лицо посерело, щеки запали. Анатолий кивком поприветствовал Симу и опустился на колени. Таня открыла глаза.

— Толя! Милый! — Она обняла его за шею. Глаза ее блеснули радостью. — Откуда ты?

Он взял ее руку, прижал к своей щеке.

— Из-под Хайлара… На помощь к вам.

— Что ж так поздно? Видел, сколько тут полегло? И меня вот задело…

— Ноги?

— Да… перебило. Нужна срочная операция. Эх, как неладно у меня получилось!..

На лбу у нее выступили крупные бисеринки пота. Анатолий достал платочек и осторожно снял их.

— Душно! Воды бы, — металась Таня.

Он поднес к ее губам фляжку. Таня сделала несколько глотков, облегченно вздохнула. Взглянув на сидевшую рядом подругу, сказала:

— Симочка, достань из моей сумки тетрадь. — И снова перевела взгляд на Анатолия. Но уже радости в глазах ее не было. С трудом сдерживая себя, чтобы не стонать, она кусала губы. Сима подала Анатолию тетрадь.

— Это тебе, Толя. Может, Пригодятся мои записи. Издали донесся гул моторов. Подошли санитарные машины. Таня взяла руку Анатолия, улыбнулась уголками губ.

— Разве думали о такой встрече? Правда?.. Эх, война, война!

Кто-то крикнул, чтобы раненых переносили в машины. Сима тронула за плечо Анатолия. Он встал, взялся за ручки носилок и вместе с Симой понес Таню, осторожно обходя каждое препятствие на пути. В голове его бились мысли: увидятся ли они еще? Что будет с Таней? Как она перенесет операцию?

Когда носилки установили в машине, Анатолий склонился, поцеловал Таню. Она чуть слышно всхлипывала. Он понимал, о чем думала она в эту минуту.

— Успокойся, милая. Все будет хорошо… Мы еще встретимся, обязательно. — И сам еле сдерживал слезы.

— Прощай, милый… Береги себя.

Долго сопротивлялись окруженные в ущелье японцы. Не хотелось полковнику Хирота складывать оружие. Но силы иссякли, кончились боеприпасы, и он приказал поднять белый флаг.

К Миронову пришли парламентеры: двое офицеров и один рядовой. Они отвесили глубокие поклоны. Рядовой заговорил по-русски:

— Полковник императорской армии господин Хирота желает знать, что от него потребуют советские, если он прекратит сопротивление.

— Немедленно сложить оружие и сдаться в плен, — ответил Миронов.

Переводчик надменно улыбнулся.

— Слова плен, господин подполковник, в японском языке нет.

— Хорошо. Тогда мы назовем это капитуляцией.

— И этого слова нет.

У Миронова дернулось правое веко.

— Ну вот что, господа. Если через полчаса ваш полковник не приведет сюда своих подчиненных, мы возобновим огонь.

Парламентеры раскланялись и ушли.

Вскоре из расположения японцев донеслись одиночные выстрелы. Некоторые офицеры и солдаты не пожелали сдаться в плен.

— Все ясно, — сказал Миронов Воронкову. — Отправляйтесь к Мелехину, готовьтесь к приему пленных.

Ровно через полчаса офицеры штаба бригады во главе с полковником Хирота вышли из ущелья и под конвоем наших бойцов направились в долину, где находился основательно потрепанный, но не сдавшийся полк Мелехина. За офицерами следовали колонны пеших и конных солдат.

Около наскоро сооруженного стола, покрытого красным полотном, с трех сторон выстроились воины двух полков. А у стола стояли командиры Мелехин и Миронов со своими заместителями по политчасти и комдив Громов.

Колонна японских офицеров остановилась перед столом. Офицеры, казалось, никого не замечали. Одни смотрели кверху, другие — вниз, как бы показывая этим, что победить их можно, но покорить нельзя.

Полковник Хирота, приземистый, с оплывшим животом, в белых перчатках, поклонился победителям и отстегнул саблю. Поцеловав, он положил ее на стол. Потом сдал маузер и вернулся в строй. Так проделал каждый офицер. Солдаты складывали винтовки, пулеметы, минометы прямо на землю.

— После сдачи оружия Хирота обратился через своего переводчика к комдиву, что желает что-то сказать.

Громов разрешил.

Хирота вышел к столу и, заложив за спину руки, заговорил, обращаясь к переводчику:

— Я хотел бы выразить признательность, господин полковник, вашим офицерам и солдатам, которые храбро дрались с доблестными воинами Ямато. Я никак не ожидал, что не смогу уничтожить русский полк, имея численное превосходство. Теперь могу сказать, что советская армия тоже сильная.

«После японской», — усмехнулся в душе Арышев.

— А вот американцев в Пирл-Харборе мы разбили наголову. Сколько было наших солдат, столько и убитых врагов…

Потом к пленным обратился Громов.

— Может, японские солдаты и офицеры думают, что в плену их ожидает суровая кара? Нет, этого не будет. Вы ни в чем не виноваты. В этой войне мы ставили цель не уничтожить Квантунскую армию, а заставить ее сложить оружие, чтобы покончить с агрессией на Востоке. Вы еще вернетесь на свою родину, а вот они, — показал комдив на поле боя, где лежали трупы, — уже никогда не вернутся. И в этом не наша вина…

Когда закончилась церемония капитуляции, солдаты и офицеры обоих полков поспешили к походным кухням. В этот день они еще не завтракали.

…После обеда Дорохов собрал батальон на политинформацию.

— События, которые сейчас происходят в Маньчжурии, потрясают весь мир. Но особенно они потрясли Японию и, в частности, Квантунскую армию, которая стоит на грани разгрома. За шесть дней войска нашего Забайкальского фронта, преодолев Большой Хинган, вышли на Центральную Маньчжурскую равнину. Справа от нас действует 39-тая армия генерала Людникова. Обойдя Халун-Аршанский укрепрайон, она овладела, городами Солунь и Ванемяо. По соседству с ней наступает шестая гвардейская танковая армия генерала Кравченко. Танкисты прошли в невероятно трудных условиях, заняли город Таонань и движутся в направлении Чанчуня, Мукдена. Советско-монгольская конно-механизированная группа под командованием генерала Плиева преодолела безводную пустыню Гоби и разгромила несколько кавалерийских дивизий князя Дэвана, заняла город Доланнор. Успешно наступают войска Первого и Второго Дальневосточных фронтов. Как видите, обстановка сложилась не в пользу Японии. Учитывая все это, император Хирохито выступил с заявлением, что принимает условия Потсдамской декларации о капитуляции.

Батальон громыхнул взрывом рукоплесканий и криками «ура», «конец войне».

— Но, товарищи, — продолжал Дорохов, — приказа о прекращении военных действий в Маньчжурии император не отдает. Этим маневром он рассчитывает на то, что наши войска приостановят наступление, а японцы перейдут в контрнаступление. Советское правительство сегодня выступило с заявлением о том, что не прекратит военных действий до тех пор, пока не будет отдан приказ Квантунской армии о капитуляции. Поэтому мы вынуждены продолжать войну.

В японских школах внушали детям, что богиня солнца Аматерасу Оомиками однажды спустилась с неба на землю, произвела на свет и водворила на престол первого императора Японии Дзимму. Богиня вручила ему священные сокровища: зеркало, меч и драгоценный камень.

Произошло это будто бы 11 февраля 660 года до нашей эры. Означенная дата считалась днем основания японского государства и была объявлена национальным праздником Кигенсецу.