М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

• Название: Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825
• Автор: М. Бойцов
• Издательство: Cовpеменник
• Жанр: История
• Год: 1991
• ISBN: 5-270-01369-Х

В сборник вошли первоисточники – мемуары, дневники, письма, материалы официальных расследований, относящиеся к событиям «эпохи дворцовых переворотов».

Перед читателем пройдут драматические эпизоды, начиная с интриг вокруг смерти Петра 1 и кончая убийством Павла I. Большинство материалов, включенных в книгу, не переиздавалось в годы Советской власти, некоторые – публикуются на русском языке впервые.

Составление, вступительная статья, комментарии М. А. Бойцова; 1991, художественное оформление С. Соколова.

---

В сей день развод был, по обыкновению, в Михайловском замке в 9 часов, и Павел I-й находился при оном в совершенном здоровье, но только был очень сердит и весьма прогневался на сменявшийся караул нашего полка 2-го батальона и кричал на шефа оного генерала Мозавского, а наследнику сказал: «Вашему высочеству свиньями надо командовать, а не людьми». Я заметил, что великий князь вместо того, чтобы, по обыкновению своему, сделать поклон государю, отвратился от него и закусил губу. Не знаю, заметил ли это Павел, ибо это было в углу замка, но мы все это видели.

По окончании развода Павел I-й удалился во дворец, а наследник, взошел на гауптвахту и в офицерской караульне весьма милостиво разговаривал с арестованным генералом Эмме и его женою, [пришедшею] проведать своего мужа, а маленького сына их брал на руки и целовал его; сия умиленная сцена многих тронула, показав всю благость души великого князя. Я по окончании развода и по уходе наследника на свою половину возвратился домой и провел оный с одним моим знакомым. В сей день Павел I-й после обеда прогуливался по городу верхом, ибо погода была теплая и день очень ясный, а, возвратившись в замок, сойдя с лошади, прошел к канаве, окружавшей оный, становился на лед, мерял палкою прибывавшую воду и весело разговаривал с стоявшим тут часовым. При входе в замок встретил Коцебу с тетрадью в руках, описывавшего оный, остановился с ним у статуи Клеопатры, говорил о ее истории, и, милостиво поклонясь, пошел по лестнице, и, взойдя на оную, обратился еще к Коцебу, взглянул на оного и пошел в комнаты. В сей день караулы в замке содержал наш третий батальон, которого шеф был генерал-майор Депрерадович и в котором я служил. В карауле на главную гауптвахту вступил капитан Гаврило Иванович Воронков, бывший из гатчинских служивых Павла, когда он был еще наследником, [а также] поручик Константин Полторацкий, один из заговорщиков, и прапорщик Дмитрий Ивашкин. На другие бекеты[212] вступил Усов и еще не помню другой кто. Дежурный штаб-офицер был полковник Ситман,… [нерзб.] главных капитан Дмитрий Михайлович Мордвинов, который ныне генерал-майор и камергер, а визитер – брат мой Владимир. Со внутренним караулом Преображенского полка лейб-батальона вступил поручик Марин, один из заговорщиков, а другие от конных полков, не знаю кто. Воронков после зори, по обыкновению, ходил с рапортом к Павлу 1-ому, а, возвратяся в караульню, нашел во оной князя Петра Михайловича Волконского, любимца и адъютанта наследника; Воронков удивился. Но Волконский сказал, что он от скуки пришел с ними поужинать и принес с собой им славного вина, которым за ужином и потчевал Воронкова, удивлявшегося к себе таковой ласке князя, который, зная Воронкова охоту к сему напитку, очень часто его потчевал, от чего оный не смел отговариваться. После ужина Волконский тотчас ушел, сказав несколько французских слов Полторацкому, чего ни Воронков, ни Ивашкин не разумели. Так кончился день сей, достопамятный в истории! И Воронков, будучи отягчен вином, вскоре лег спать, не ведая, что в сие время судьба империи была в руках его! Солдаты начинали дремать; все у карауле было покойно, по обыкновению, и никто из всех их даже и не подозревал, что сия ночь будет роковою для их государя, которого хотя они и не любили, но были ему преданы по тому одному, что он был самодержавец их.

Тревога

В то время как я только что предался крепкому сну, свойственному моим летам, вбежал солдат в мои комнаты и громким голосом в темноте кричал: «Ваше благородие, тревога! Пожалуйте на линейку!» Надо знать, что я жил в корпусе, щедротами наследника выстроенном почти против полкового двора и госпиталя, им же построенного; коридор, отделявший наши комнаты от других офицеров, был широкий, а людские флигеля далеко – куда на ту пору убрались мои люди. Я стал кричать: «Одеваться!» Но не тут-то было! И так впотьмах ища своего платья, нашел его, но, надевая его, не попадал на лад! Наконец люди мои прибежали, и я, кой-как одевшись, бросился на полковой двор, но там никого не было. Я побежал к казармам солдат и нашел уже там в глубокой темноте батальон свой, оставшийся от караула выстроенным пред оными. Все офицеры были уже тут, и генерал Депрерадович, ходя по суетившемуся фронту, повторял: «Без шуму!» Это было часу в одиннадцатом.

У строя поспешно фронт, генерал повел нас по Гороховой улице. Подойдя к Калинкинскому мосту на Мойке, мы остановились, и Депрерадович сказал громко: «Власов (адъютант, бывший потом камергер и живший у нас в соседстве, в селе Иванкове), поезжайте к коменданту (в Петербурге при Павле I-м было три коменданта: 1-й в крепости, 2-й в Михайловском замке, а 3-й, городской, заведовавший всеми караулами в столице, жил в Зимнем дворце, к сему то… [нрзб.] послан был Власов) и спросите, где пожар?» Власов поскакал в темноте прямо к Зимнему дворцу и, заехав за поворот к оному, остановился (как после узнал я, ибо и он был в заговоре), где, простояв несколько минут, прискакал с мнимым к нам повелением и сказал генералу: «Пожар в Михайловском замке, и комендант приказал туда идти». Повинуясь сему мнимому приказанию, мы поворотили по берегу Мойки и, перейдя мост, пошли к помянутому замку. Нужно при сем заметить одно обстоятельство, доказывающее, что страх отнимает догадку: при самом вступлении нашем на Гороховую улицу поручик Никита Кожин, бывший в заговоре и знавший все, бросил экспантон свой и вскричал: «Не надо тебя! Теперь со шпагою служить надо». Но сего в то время никто из нас не понял.

Когда мы шли по улице, то хотя и соблюдалась нами глубокая тишина по приказанию генерала, но за всем тем гул от ног 500 человек, блеск оружия при слабеющем уже свете фонарей и тихий говор солдат возбуждали любопытство жителей домов, мимо которых мы проходили, и они, полураздетыё (ибо это было часу в 12-м), отворя форты и высуня головы, смотрели на улицу, но, увидя нас, идущих в столь необыкновенное время, опрометью бросались от окон. Так-то их и нас напугал Павел 1-й.

В заговоре было не много наших офицеров, и большая часть ничего не ведала, и мы сердечно верили, что идем тушить пожар Михайловского замка! И какой пожар, думаю я теперь, самый опасный, каковой только представляет история. В темноте и не встречая никого, ибо были первые, шли мы к замку; подойдя к оному, нас остановили и ввели в бывший при канале экзерцыр-гауз; тут окружила нас совершенная египетская тьма. Ночь была и сама по себе темная, и шел дождь, а в экзерцыр-гаузе пуще оная умножилась.

«Что с нами будет?» – спрашивали мы друг друга. Пожара в замке нет. «Верно, мы приведены для того, – говорили другие, слышавшие пред сим распущенные слухи, – чтобы отсюда разослать нас по Сибири». Так ломали мы головы, стоя более получаса в сей темноте, а генерал наш с некоторыми офицерами, скрывшись от нас, удивлял еще более нашу недогадливость. Солдаты, повинуясь совершенно как овцы, спрашивали только друг у друга потихоньку: «Пожара во дворце не видно, зачем же мы здесь?»

По прошествии доброго получаса или более генерал сказал тихо: «От ноги, ступай за мной!» Мы вышли из экзерцыр-гауза и пошли прямо на площадь замка. Пройдя канал, генерал велел поднять мост, и караулу, стоявшему по ту сторону с офицером нашим Усовым, переведя [его] на другую, приказал охранять мост. Мы прошли уже и монумент Петра Первого и все еще подавалися ко дворцу, в котором не было освещено даже ни одно окно, а не только чтобы виден был пожар. Пройдя к самому замку, генерал, остановя батальон и разделя его на части, окружил ими весь сей замок, строжайше приказав не выпускать и не впускать никого во оный и дав в то же время повеление ввернуть в ружья кремни и приготовить боевые патроны. Это было часу во втором пополуночи.

Мне назначен был пост у коридора замка, идущего от подъезда, что на Царицын луг, который я и занял с 30-ю или 40 человеками солдат. Стоя тут и не постигая всего того, что с нами делалось, мы увидали в некоторых комнатах бельэтажа быстро двигавшийся огонь, как бы в руках бегавших людей, в то же время по коридору произошла некоторая беготня, чего в темноте разобрать мы не могли, и слышен стал отдаленный и глухой говор людей. Солдаты мои, стоявшие до того в совершенной тишине, вдруг при описанных мною движениях сказали друг другу: «Братцы, во дворце что-то не здорово?» И, подошед ко мне, довольно быстро сказали: «Ваше благородие, во дворце не здорово!» Я молчал при сем их вопросе, ибо, не ведая сам ничего и не понимая, не мог им ничего отвечать. Солдаты начинали колебаться, в сие время мы услыхали, ибо ничего не видать было, пистолетный выстрел и скачку по Царицыну лугу за каналом какой-то кавалерии, которая по сие время осталась тайною для меня. Но среди сего затруднительного по молодости моей положения пришел к бекету моему полковник Вадковский и стал уговаривать солдат, воспоминая им времена Екатерины II-й, когда служить было легко, и подавая надежду на могущую случиться и теперь перемену в правлении. Но солдаты молчали. Вскоре явился к нам и генерал наш Депрерадович и, видя неудовольствие солдат возрастающим, сказал Вадковскому: «Теперь уже пора». И закричал солдатам моим: «Ребята! Поздравляю вас с новым государем, у нас император Александр. Ура!» «Ура!» – закричали верные царю наши солдаты, и как бекеты наши расположены были друг от друга на близкое расстояние, то «ура» загремело вскоре вокруг всего замка. Радость наша была неописанна, ибо мы все любили Александра, а потому и «ура» гремело более часу, раздаваясь в пустых коридорах Павлова убежища.