Михаил Соколов - Искры

• Название: Искры
• Автор: Михаил Соколов
• Издательство: Ростовское областное книгоиздательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1952

---

Оксана рассмеялась.

— Это романс. На гармошке у тебя ничего не выйдет.

И снова звуки ее голоса понеслись над речкой, над левадами, эхом отзывались в вербах, рощах, и рощи ожили и запели человеческим голосом.

Леон с любовью наблюдал за ней, за проворными движениями пальцев, слушал ее звенящий колокольчиком голос, к ему не верилось, что перед ним действительно сидит его родная сестра — до того все казалось необычным. Он взглянул на свои короткие, грубые сапоги и на ее дорогие туфли, сравнил серые, по-цыгански нависшие над голенищами шаровары с ее нежнейшей белизны платьем, даже носа своего коснулся, такого же прямого и тонкого, как у нее, и с горечью подумал: «Одна мать родила, да не одна одевала».

Оксана запела другой романс, но Леон не слушал уже, а слегка впалыми, обрамленными синевой глазами задумчиво смотрел куда-то на мглистую степь, на маячивший ветряк за хутором. Когда же он, Леон Дорохов, заживет по-человечески? Неужели весь свой век он будет завидовать чужому счастью, и оно будет лишь маячить перед его глазами, как тот ветряк на бугре? Об этом в который раз думал Леон, не видя впереди ничего хорошего для себя.

— Что с тобой? — спросила Оксана, оборвав пение. — Ты как будто грустишь? Не люблю, когда грустят.

— Так, смотрю на тебя и радуюсь, что ты такая красивая, — ответил Леон и сел, достав купленные по случаю приезда Оксаны дешевые папиросы. Помолчав немного, он продолжал: — А жила бы ты в хуторе — кизяки бы босыми ногами месила, снопы руками вязала и была бы… не такая ты была бы. А может, и батрачила бы, шею гнула на богатеев, как другие, как я, к примеру, твой брат.

Он говорил медленно, с какой-то неясной завистью и укором, и в голосе его чувствовалась тоска.

Оксана не проронила ни звука. Состояние у нее было такое, как если бы ее обвинили в чем-то нехорошем. Она росла, жила и воспитывалась приученная к мысли, что рождена богатой и счастливой. Теперь она знала, что мир, в котором она выросла, который считала своим, — это не мир ее родных, что он глубоко чужд им и недоступен. Но зачем Леон напоминает об этом? Зачем корит ее и не хочет понять, что ей тяжело слушать это, что ей тоже, как и ему, хотелось бы видеть своих родных сытыми и одетыми, образованными и счастливыми? Ведь ее именно ради того и отдали на воспитание состоятельным людям, чтобы она не знала горя. А Леон вот как будто недоволен, что она стала такая. Оксана низко склонила голову, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

— Что же ты плачешь? Вот чудная! — взглянул на нее Леон. — Радоваться надо, а она плачет.

— Радоваться… — глухо повторила Оксана. — Чему радоваться? Тому, что я живу в роскоши, а вы в нищете? Ах, лучше бы меня не отдавали богатым людям! Да, я радовалась, когда не знала, кто я. Теперь я знаю, что я чужая и здесь и там — в обществе богатых людей, среди которых росла и воспитывалась. Как же мне жить? Где? С кем? Ты не представляешь, как мне тяжело. Здесь, на хуторе, я родилась, здесь меня любят сердцем, но я не могу здесь жить, потому что ничего хуторского делать не умею. Куда же мне деться? Я готова хоть сегодня сбросить с себя эти дорогие наряды. Но что я без них? Ах, лучше бы не отдавали меня на воспитание, — произнесла она с тоской в голосе. — Я по крайней мере знала бы, как мне жить!

Леон уже проклинал себя за то, что так неосторожно высказал ей свои мысли.

— Ну, не надо волноваться, Аксюта, — виновато сказал он. — Ты — наша, и мы ничего плохого про тебя не думаем и не корим. Я пойду на самую черную работу — была бы ты счастливой. А от правды все одно никуда не денешься.

— Лучше не знать этой правды, так легче было бы жить, — задумчиво проговорила Оксана.

— Нельзя жить без правды, сестра.

— Ты наивен, Лева. Все общество живет без правды. Ты по правде живешь разве?

— Нет. Потому что ее Загорулькин с атаманом захватили себе, правду. Загорулькин вон скосил наш хлеб, а правда все одно на его стороне оказалась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что не привози мне больше таких книжек, как «Дубровский», не то я спалю и атаманов и Загорулькиных! — неожиданно ответил Леон.

Оксана изумленно посмотрела на его злое лицо и только покачала головой:

— Ох, Лева, смотри лучше…

— Смотрю…

Разговор их оборвался. Со стороны степи, ловя носом чей-то след в траве, показалась рыжая охотничья собака. Через минуту из-за бугра вышел Яшка и остановился, всматриваясь.

Сердце Оксаны забилось, но она умела владеть собой и не выказала своего волнения.

Подойдя ближе, Яшка сказал:

— Бонжур-тужур дорогим землякам с хутора Кундрючевки, — и, сняв охотничье кепи, шутливо раскланялся.

Собака по-чужому обнюхала Оксану, и Яшка крикнул:

— Тубо, Трезор! Куш!

Оксана с любопытством осмотрела его охотничью куртку, высокие сапоги, потрогала болтавшегося на поясе степного орла с распущенными крыльями и пожала плечами.

— Французские слова, этот наряд… Вы и впрямь похожи на тургеневского героя, — сказала она.

Яшка рассмеялся, посмотрел ей в лицо смелыми, жадными глазами. Он не совсем понял, что хотела сказать Оксана, и простодушно ответил:

— Это охотничьи слова, Аксюта. Собаку я у помещика купил, она понимает только по-французски. А я во французском языке разбираюсь не больше, чем наш баран в святом писании.

Все разместились у обрыва скалы, стали громко разговаривать и смеяться, и дед Муха принужден был грозить им, чтоб не шумели и не мешали рыбной ловле.

Яшка чувствовал себя свободно, подшучивал над дедом Мухой, рассказывал чужие и им самим выдуманные охотничьи приключения, и всем было весело.

Внизу, между каменными изгородями, что делили левады, шли к речке девчата. Алена несла на плечах бредень, Настя — болтушки.

Оксана с Леоном и Яшка заторопились спуститься к плесу.

3

Алена с подругами не в первый раз охотилась за сомом — и все неудачно. В прошлое воскресенье он совсем было уже попался в бредень, да Настя неосторожно угодила хищнику болтушкой по голове, и охота кончилась тем, что сом порвал сетку, едва не утопил девчат и благополучно ускользнул. Однако и это было хорошо: все видели, что сом был сом, а не водяной, как говорили на хуторе. Поймать же его девчатам хотелось уже потому, что никто, сколько ни находилось охотников, не мог его перехитрить и кончалось больше тем, что пропадали сети.

Девчата тихо подошли к пологому берегу, стали разматывать бредень.

Дед Муха только, что подсек седьмого головля и не был намерен этим ограничиться. Поэтому он строго крикнул на противоположную сторону плеса:

— Вас зачем принесло сюда в такую пору?!

Алена знаками начала объяснять ему, чтобы он молчал: ненароком уйдет сом; но дед Муха, знать ничего не желая, шумел:

— Проваливайте отсель, пока я заместо головля крючком не подсек какую! Рыба-алки, едять их мухи, какие.

— Да тише же, дедушка! Сом учует! — вполголоса умоляла его Алена, но дед, повысив голос, угрожающе заворочался на дереве.

— «Со-ом». Велю вам в одночас удаляться отседова, не то я так наловлю вам удилищем, что и сидеть у меня разучитесь! Самое время для удочки — рыба клюет, а их тут лихоманка носит, — возмущался он, забыв, что, по его же правилам, сейчас можно было переговариваться только знаками.

Девчата торопились использовать дорогое время, пока хищник отстаивается в тени пещеры. В прошлый раз они пришли, когда он повернулся головой к выходу, готовясь покинуть свое логово, а тогда взять его невозможно: мордой коснется сетки, и все пропало.

Не став спорить с дедом, они вошли с бреднем в воду, бесшумно миновали поникшую вишню, на которой, как петух на жерди, сидел дед Муха, и, приплыв к обрыву, обогнули сетью пещеру. Потом вогнали в грунт заостренные клячи и замерли в ожидании, по шею стоя в воде.

Настя заработала болтушкой, выгоняя хищника. От ее ударов вода под кручей пенилась, брызги летели во все стороны, глухо булькая, и это окончательно вывело деда Муху из терпения.

— Ах вы, бес бы вас взял со всеми потрохами! — опять зашумел он над головами девчат. — Аленка! Настя! Осатанели девки! — сокрушался он, беспомощно махая руками. Но минуту спустя, видя, что на него не обращают внимания и всерьез обложили пещеру, дед Муха утихомирился и даже с любопытством стал наблюдать, что выйдет из затеи девчат.

Оксана с Леоном сбежали с бугра и направились к деду, Яшка поотстал. От его наблюдательного глаза не ускользнуло, что Оксане он приглянулся, и у него созрел смелый план.

Оксана меж тем подбежала к деду Мухе, заглянула вниз с обрыва.

— Ловят они, дедушка? — спросила она.

Дед Муха поднял на нее недовольные выцветшие глаза и, отвернувшись, сделал вид, что занимается своим делом и больше его ничто не интересует.

— Пошли на ту сторону, — сказал Леон и направился к старой, разрушенной гребле, но Оксана не расслышала и продолжала наблюдать, что делают внизу девчата.