Роуз Тремейн - Музыка и тишина

• Название: Музыка и тишина
• Автор: Роуз Тремейн
• Издательство: Амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-647-Х

«Музыка и тишина» — один из самых известных романов современной английской писательницы Роуз Тремейн, чьи книги удостоены многочисленных литературных премий и переведены на 14 языков.

Роман-аллегория о поиске и обретении взаимной любви достойными её, несмотря на трудности и преграды на пути друг к другу.

Действие этой нежной и яростной истории, полной безутешного горя, страсти и музыки, разворачивается в Дании XVII века. Во дворец Росенборг прибывает из Англии молодой лютнист Питер Клэр, дабы радовать Его Величество своей искусной игрой на лютне в составе придворного оркестра. Обстоятельное описание будней королевских особ и их приближенных незаметно переходит в мир сказочных историй, где добро в конце концов побеждает зло, а влюбленные находя друг друга.

---

— Если Маркус не вернется, — спрашивает Борис, — может Отто быть моим?

Йоханн Тилсен ласково смотрит на Бориса.

— Пока мы не узнаем, куда Маркус ушел, — говорит он, — об этом рано думать.

— Он ушел в свой мир, — говорит Борис.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Йоханн.

— Мир, в который он ушел. До того, как Маркус перестал говорить, он рассказывал мне про него. Там есть буйволы и точильщик ножей.

Кирстен: из личных бумаг

Рождество мы провели в темноте.

Я приказала запереть двери, закрыть ставни, задернуть на окнах занавеси, чтобы все, кому вздумается приехать к нам с визитом, решили, что мы отправились в Аравию или утонули в Саргассовом море.

Моя Мать была недовольна и возражала, но я пришла в Ярость и сказала, что ее ждет Смерть в одиночестве, если она не станет более внимательно относиться к Другим Людям, вместо того чтобы замыкаться в своем Собственном маленьком Мире, добавив, что это единственный способ уберечь Маркуса от Похищения.

В ответ она заявила, что это ее дом и мой приезд сюда не что иное, как Вторжение, такое же, как вторжение солдат Императора{92} в Ютландию во время войн, а я ответила:

— Очень хорошо, значит, я буду вести себя как твой Враг. И советую правильно оценить, во что может обойтись тебе эта новая Вражда!

Она тут же схватила медную кочергу и двинулась на меня, чтобы ударить, но я увернулась, и ее удар пришелся по дубовому столу, отчего кочерга согнулась почти вдвое. С погнутой кочергой в руке у моей матери был очень глупый вид, и я громко рассмеялась ей в лицо, хотя по ее глазам заметила, что она желает мне Смерти, это наблюдение меня несколько расстроило, поскольку она моя Мать и должна любить меня, на самом же деле не любит и никогда не будет любить.

Тем не менее я одержала верх, и Боллер был наглухо закрыт.

Нормальному дневному свету я предпочитаю темноту и свет свечей. Тогда мне кажется, что весь злокозненный Мир отправился на черное небо и никогда не вернется, чтобы вновь причинять мне неприятности. Даже ветра почти не слышно. Огонь в камине горит ярче. При мягком свете ламп я выгляжу моложе. Я держу Доротею на коленях и вижу — в пламени свечей, которые стоят на часах в моей комнате, в пламени неподвижном, поскольку нет сквозняка, — черты моего Любовника. И я принимаюсь сочинять молитву (в тот самый день, когда родился Иисус Христос), в которой прошу простить мне мои Грехи и вернуть мне Отца моего ребенка.

В Рождественское утро я говорю Эмилии:

— А теперь я открою дверь и посмотрю, положили ли Ангелы хоть что-нибудь в мои туфли!

Она смеется, но потому, что я обнаруживаю в своих туфлях не что иное, как два крашеных Яйца. И я знаю, яйца снесла ее курица Герда, а Эмилия сама их сварила и расписала красками. И я объявляю, что люблю эти Яйца больше всякого Золота и буду держать их при себе, пока они не стухнут, ведь в них доказательство нежной привязанности Эмилии ко мне.

Я показываю их Эллен, моей Матери.

— Когда ты последний раз дарила мне нечто подобное? — спрашиваю я ее, но она отказывается даже взглянуть на них. Она Отвратительная Женщина, Жестокая, как Море, и просто удивительно, что в моем теле есть Сердце, ведь в ее теле его нет.

Теперь — после того как ей не удалось ударить меня медной кочергой — она, как я и предсказывала, придумала какой-то замечательный План, на что она большая мастерица. (Господи, как я ненавижу Чужие Планы, в которых всегда есть привкус коварства!) Когда придет Новый Год, она и Вибеке отправятся в Копенгаген — вот все, что соблаговолила сообщить мне Эллен.

— Ах, неужели? — говорю я. — Зачем? Повидаться с Королем?

Но она не отвечает, и ее поджатые губы похожи на лепестки какого-то старого, засохшего Цветка.

Уродливо поджатые губы моей Матери, разумеется, скрывают какую-то задуманную Гадость, задуманную с целью мне навредить. Возможно, они попробуют добиться, чтобы Король выставил меня из Боллера? Но не думаю, что им это удастся, ведь Король еще не излечился от любви ко мне и не потерпит, чтобы его «Мышку» выгнали на холод. Но чтобы обезопасить себя на этот счет, я тайно написала ему письмо, в котором рассказала о Злобности моей Матери. Я пишу ему, что счастлива в Боллере, и повторяю, что его ребенок живет и набирается сил в холодном воздухе Ютландии и что нас, то есть меня и Эмилию, нельзя отсюда увозить.

В то же время я предприняла опасный шаг и снова написала Английскому Лютнисту.

Перед самым Рождеством, за несколько дней до того, как Эмилия нашла малыша Маркуса, от Питера Клэра пришло еще одно письмо, и мне снова удалось его перехватить.

Этот Лютнист оказался еще более глупым и Мягким, чем я предполагала. Его Мягкость может означать, что он слишком труслив, чтобы выполнить мои инструкции относительно Финансовых Бумаг Короля, в таком случае все мои Планы превращаются в ничто. Но я так томлюсь по Отто, моему обожаемому Жеребцу, моему Дивному Немцу, что решилась пойти на что угодно, лишь бы вновь с ним соединиться.

Письмо, которое Лютнист шлет Эмилии, полно вздохов. Я слышу их в тиши моей комнаты. Так и вижу Англию — страну, в которой со всех сторон раздаются Стенания.

Питер Клэр спрашивает Эмилию, почему она не отвечает на его первое письмо, и умоляет ее сказать, что она по-прежнему его любит, потому что без ее любви он может начать терять Рассудок. Все влюбленные преувеличивают, и Питер Клэр не исключение. К моей немалой досаде, он делает вид, будто они с Эмилией невинные жертвы времени, на которых пала, как он это называет, Великая Тень Развода Короля с его Женой, тем самым давая понять, что, если бы не я, они могли бы быть абсолютно счастливы и свободны, как жаворонки. Подобное Искажение Событий помогает мне ожесточить сердце и спрятать письмо. Я говорю себе, что спасаю Эмилию от человека Глупого и Сентиментального и, уж конечно, далеко не такого, каким она его считает, к тому же как может она жить в Англии с ее ненормальной погодой? Для нее будет гораздо лучше остаться здесь со мной или поехать в Швецию и стать частью Семьи, которую я создам с Графом Отто Людвигом Сальмским. Возможно, у Графа найдется красивый кузен, за которого она сможет выйти замуж? И тогда мы никогда не расстанемся.

Итак, я сочиняю короткую записку Мистеру Клэру, в которой напоминаю ему про мои прежние инструкции относительно «важных бумаг, проясняющих состояние Королевских Финансов с тем, чтобы я могла выяснить, какое Будущее меня ожидает». Я пишу ему, что, если они будут незамедлительно отправлены мне, я забуду непозволительную грубость, которую он себе позволил, оставив без внимания мое первое письмо. Более того, в этом случае я передам Эмилии предназначенные ей слова и вздохи, но если ничего не получу от него в ближайшем будущем, то ни одно из его писем никогда не попадет ей на глаза.

В таких делах лучше всего быть откровенной и краткой. Мы входим в новый, 1630 год, когда я стану старше, чем была. Я должна разыграть эту карту, поскольку другой у меня просто нет.

И тем не менее, отдавая письмо Посыльному и видя, как он кладет его в сумку, я замечаю, что у меня дрожит рука.

Дело брата Эмилии Маркуса приняло крайне неприятный оборот.

Когда в Сочельник она привезла его домой и мы вместе обвели ее Отца и Братьев вокруг пальца, притворившись, будто в Боллере нас нет, я очень развеселилась и сказала Эмилии:

— Теперь, когда мы нашли Маркуса и Одурачили твоего Отца, все будет в порядке, и ты увидишь, как прекрасно мы заживем!

Но эта «прекрасная жизнь» еще не наступила. Не знаю, каким я представляла себе этого ребенка, но уж, во всяком случае, никак не ожидала, что он окажется для меня таким тяжким Испытанием. Откровенно говоря, я даже не уверена, смогу ли я допустить, чтобы он и дальше оставался в этом доме, такой он Странный и Неприятный.

Прежде всего, он отказывается говорить. Нам до сих пор неизвестно, посылали его в Исправительный Дом или нет, убежал он оттуда или вообще никогда не был в Архусе. Я очень терпеливо расспрашиваю его об этом, но он лишь смотрит на меня в полном недоумении и с глупо раскрытым ртом, а затем без всякого предупреждения отворачивается, убегает и прячется в самых удивительных местах, так что мы часами не можем его найти.

Я говорю Эмилии, что нам надо отучить его от Привычки Прятаться, но она объясняет мне, что он всегда прятался от своей мачехи Магдалены и будет продолжать делать это, пока не убедится, что ее здесь нет. Он такой маленький, что может спрятаться в ящик. Вчера он притаился в пустой дровяной корзине. Мне никогда не приходилось видеть такое призрачное существо.

К тому же он все время липнет к Эмилии. Минуты не может побыть без нее, и я уже раскаиваюсь, что посоветовала ей не спускать с него Глаз, поскольку она все время берет его на руки и баюкает, как младенца.