Вальтер Запашный - Риск, борьба, любовь

• Название: Риск, борьба, любовь
• Автор: Вальтер Запашный
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-264-00793-4

В книге использованы фотографии из личного архива автора (среди них работы Н. Ковальчука, В. Коробова, В. Муравьева, Б. Христинича), а также МТКЦ «Страна чудес дедушки Дурова»

---

Напуганный непривычной обстановкой, Ватан вжался в пол под днищем клетки и, боясь пошевелиться, отчаянно шипел. Затыкая щели, я метался вокруг вольера. При виде меня пантера обнажила клыки и забилась в самый дальний угол. Боясь, что она опять поменяет укрытие, я старался двигаться и говорить как можно осторожнее. Пока мы с моими помощниками загораживали проемы в стенах, пожарные организовали заслон перед выходом на манеж и в зрительный зал. В проходе стоял милиционер, держащий в руках пистолет со взведенным курком.

Для людей, забаррикадировавшихся в гримуборных, время ползло невыносимо медленно. Понемногу, привлеченные отсутствием новостей, артисты по одному потянулись в коридор. Убедившись в собственной безопасности, они постепенно осмелели настолько, что даже стали давать советы, как побыстрее извлечь пантеру из-под клеток.

— Вы бы не болтали, а помогли!.. — начал я в сердцах и осекся, услышав:

— Вальтер! Скорей: тут большая дырка!

Я бросился на крик своего помощника. И обмер: между двумя фанерными щитами, отгораживающими помещение с хищниками от конюшни, зияла огромная темная щель, и к этой щели ползком подбиралась пантера.

— Валентин, не стой! Быстрей заделывай! — скомандовал я, шагнув к дыре и ища глазами хоть какой-нибудь строительный мусор.

Внезапно за моей спиной раздались крик боли и рев хищника. Я обернулся. Ватан, в темноте не замеченный Валентином, подкрался к щели и поймал руку моего помощника. Когти зверя, словно крюки, вонзились в предплечье. Валентин кричал, стараясь вырвать руку. Разъяренная пантера ревела и тянула добычу к себе, еще глубже вонзая в тело страшные когти. Бросившись вперед, я схватил Валентина за плечо и изо всех сил ударил ногой по черной лапе. Ватан отпустил жертву и отлетел в угол, где другой мой служащий, Ионис, с помощью пожарных зажал его ящиками и фанерными щитами и без труда загнал в клетку.

Освободившись от пантеры, Валентин упал на пол и быстро отполз в сторону. Лицо его стало бледно-серым, в остановившихся глазах застыл испуг, а из покалеченной руки фонтаном хлынула кровь.

— Скорей врача! — крикнул я пожарному, и тот немедленно скрылся в толпе.

Видя, что у Валентина задета артерия, я сильно передавил ее большим пальцем и попросил принести веревку или ремень. Но перепуганные артисты стояли молча, не решаясь приблизиться к конюшне.

Подошел врач. Отыскав в своем саквояже жгут, он ловко наложил его на руку Валентина.

— Ничего страшного не произошло, — мягко сказал он. — Сейчас вызовем машину.

На глазах Валентина показались слезы:

— Не хочу в больницу! Пустите меня, мне больно! Я хочу домой! Я в туалет хочу! Не надо в больницу, я боюсь уколов!

Отведя врача в сторону, я спросил:

— Доктор, это очень серьезно?

— Боюсь, что сухожилие задето, если не хуже, — ответил врач.

— А что же может быть хуже?!

— Не исключено, что порвана суставная сумка. Или инфекция от когтей занесена. Хуже может быть всегда, — бодро заверил меня врач, заправляя под белый колпак пучок седых кудрявых волос.

— Начало плохое, — протянул я. — Есть такая примета: как начнешь — так и закончишь.

— Ты хочешь сказать, что в конце концов у тебя все звери разбегутся?

— Да все-то, наверное, не разбегутся. Но неприятностей не оберешься.

Я был прав. Не успела еще приехать машина «скорой помощи», как меня ехидным голосом позвали:

— Вальтер! Зайди к директору!

«Ну вот и вторая неприятность подползает, — невесело подумал я. — Стало быть, начальству уже доложили».

Стряхивая с себя пыль и пытаясь стереть с рук капли крови, я шел в кабинет директора, словно на эшафот.

Со стороны манежа послышались бодрые звуки знаменитого циркового марша. Стало быть, дневное представление уже началось. В голове невольно пронеслось: «Вылетать — так с музыкой!» Я угрюмо усмехнулся этой вымученной остроте.

Из кабинета директора навстречу мне показался Полосатов. Он весело мурлыкал популярный мотивчик и бодро потирал руки, словно уладив какое-то выгодное дельце.

«Вот так совпадение!» — подумал я. И тут же в мозгу пронеслось: «Как же так?! Ты же опытный дрессировщик! Знал, какая беда у меня случилась, и не помог! Вместо этого бросился к Асанову?!» Я остановился и посмотрел ему прямо в глаза.

— Что это у тебя вид такой веселый, Костя? — спросил я, тщательно подбирая слова.

— Какой? — жеманно ответил он вопросом на вопрос.

— А такой, — внезапно взорвался я, — как будто тобой женщины стали интересоваться!

И, задев Полосатова плечом, направился к двери директорского кабинета. Постояв в недоумении и деланно рассмеявшись, Константин, ссутулившись и косолапя еще больше обычного, пошел восвояси. Последнее, что я успел отметить, открывая директорскую дверь, — то, что Полосатов больше не мурлыкал свой мотивчик.

Асанов разговаривал по телефону. Надеясь, что мне удастся оправдаться, обезоружить директора искренним раскаянием и безоговорочным признанием своей ошибки, я возможно более шутливым тоном спросил:

— Что, можно собираться?

— А как ты думаешь?! — Асанов швырнул трубку на рычаг. — Собирайся, и как можно скорей! Я уже заказал вагон.

Совершенно оглушенный, я произнес немеющими губами:

— Но ведь завтра Новый год…

— Вот и хорошо, резко парировал директор. — По крайней мере ты нам его не испортишь!

Во мне стала закипать злость. Едва сдерживаясь, я произнес:

— Да вы хоть разберитесь…

Но он не дал закончить:

— Уже разобрались. Иди и упаковывайся. Отправка завтра. Все!

Во мне поднялась волна ярости, но голос стал твердым и спокойным:

— Я готов уехать в любой город согласно разнарядке. Но не раньше, чем мне укажут, куда ехать. Главк закрылся на новогодние праздники, на месте никого нет. Куда мне прикажете отправляться?! Если я вам мешаю, то потерпите до начала рабочей недели, и больше вы меня не увидите.

— Ты не мне мешаешь, — Асанов уже не кричал, а говорил язвительным шепотом, — а коллективу!

— А коллектив — это Полосатов? — не выдержал я.

— Да, и он неоднократно говорил мне, что тебе не место в Московском цирке. Жаль, я раньше его не послушал. Ты мешаешь всем нормальным людям!

— Значит, вы нормальные, а я — нет? — Я чувствовал, как у меня на скулах напряглись и заходили желваки.

— Да, ненормальный! Выпускаешь пантер гулять по цирку! У билетеров паника, и я их понимаю: полный цирк зрителей — женщины, дети! А у нас, видишь ли, пантера разгуливает. Еще не хватало, чтобы ты выпустил тигра!

Он со злостью отодвинул чернильный прибор, переставил пресс-папье, потом вернул все обратно и закончил:

— Убирайся ко всем чертям! Не желаю из-за тебя попасть на скамью подсудимых!

— Какая скамья подсудимых?! — попытался вразумить его я. — Она же никого не съела…

— Еще не хватало! Езжай с Богом! — Асанов макнул рукой. — Уезжай, куда вздумается. И выпускай там своих пантер, львов, тигров — кого захочешь, хоть крокодилов!

— Хорошо! — взорвался я. — Уеду. Хотя случай есть случай… Но если вы так настаиваете, я уеду.

Не слушая меня, директор поднял телефонную трубку, давая понять, что разговор окончен.

В дверях я остановился и все-таки добавил:

— Ко всем чертям, но уже не к вам. Выпущу аттракцион — позовете — не приеду!

Забегая вперед, скажу, что я оказался злопамятным. Через три года Асанов действительно собирался открыть сезон моим аттракционом. Но я уперся и не поехал, заявив в главке, что еще «не созрел» для работы в Москве.

Этот довод оказался вполне веским для наших чиновников, ведь они абсолютно убеждены, что в провинции живет второсортная публика, которой годится любое зрелище, а вот Москва или Ленинград могут принимать у себя только «созревшие» произведения. Главк, таким образом, перестал настаивать на моей поездке к Асанову, и лишь мудрый управляющий Бардиан с пониманием произнес: «Однако у тебя и характер!»

Но все это было позже. А сейчас, в ночь на 31 декабря, я паковал свое имущество. За фанерной стеной, где были заперты животные Марианны Рейс, слышался душераздирающий писк новорожденных тигрят.

— А у соседей опять приплод, — вздохнув, произнес я. — Везет Марианне!

— Еще бы не везло, — отозвался Ионис, — если у нее тигры ничего, кроме детей, не делают!

Тигрята не затихали всю ночь. Мне казалось, я сойду с ума от этого жалобного писка. К рассвету наступило затишье — видимо, малыши ослабели.

Утром выяснилось, что разродилась тигрица Рада. Она уже не раз приносила потомство, но никогда не выкармливала своих детенышей.

— Уже несколько пометов погибло! — почему-то с гордостью сказал Полосатов.

Когда в цирке появилась Марианна, я бросился к ней:

— У вас малыши пищат голодные! Чего же вы ждете?!