Мартин Винклер - Женский хор

• Название: Женский хор
• Автор: Мартин Винклер
• Жанр: Зарубежное современное

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» – с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.

Этот доктор руководствуется принципом «Врач – тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение – продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Перевод: Ю. Капустюк

---

Мартин Винклер Женский хор

Посвящается Сандрин Тери и Оливье Монсо, «моим любимым охотникам на драконов», и Н. Б. в благодарность за то, что была моей «пациенткой Альфа».

Кто получает любовь и заботу,

Которые женщины дарят своими руками?

Кому знакомы боль и страдания,

Которые женщины вскармливают в своем чреве?

Кто слышит слова и плоть,

Которые женщины несут в своих песнях?

Бетти Борен, «Женский хор», 1973

Предупреждение

...

Эта книга – роман: персонажи, 77-е отделение, город Турман, его УГЦ [1] и происходящие в нем события являются вымышленными.

Но почти все остальное – правда.

М. В.

УВЕРТЮРА

Что мне уже успели рассказать?

Не помню, ведь тогда мне это показалось невероятным, а сегодня кажется смешным…

Ах да!

Что я буду страдать. Потому что последнее слово всегда будет оставаться за ним. Что, если окажу сопротивление, он меня раздавит. Что, если я, напротив, сделаю вид, что мне интересно все, что он рассказывает, он меня замучает, ведь больше всего на свете он любит слушать себя. Что бесчисленное количество женщин – медсестры, экстерны, интерны – побывали в его постели. Что множество пациенток – наверняка самые соблазнительные! – тоже там перебывали и что против мальчиков он ничего не имеет! Что меня, с моей смазливой рожей (или, возможно, благодаря ей), он наверняка попытается затащить в постель. И что если мне повезет и я его не заинтересую, он превратит мою жизнь в ад. Короче, что он невыносим.

А также…

Что он постоянно всех учит. Плохо отзывается о коллегах. Действует опасно и необдуманно. Что он рискует, в том числе больными. Что он был очень дружен с Саксом, другим ненормальным терапевтом, который достал всех гинекологов УГЦ и который вкалывал с ним в 77-м отделении на протяжении многих лет, пока не уехал мерзнуть в Квебек (одним меньше!). Что вместе они написали книженцию об отношениях врача и больного и что после этого он сочинил еще одну, о контрацепции, которую с удовольствием обсудили все женские газетенки – видимо, журналисты, стоит их погладить по шерсти… Короче, что он о себе чрезвычайно высокого мнения и что ему наплевать на весь свет.

И наконец, что он замкнутый и болтливый, неискренний и прямой, агрессивный и мягкий. Одним словом, непредсказуемый. Более того, непостоянный. И что в кулуарах УГЦ его зовут Синей Бородой. Ему уже за пятьдесят, а он все еще играет в соблазнителя, отрастил бородку, которая далеко не всегда аккуратно подстрижена, и в любой момент готов уничтожить своего собеседника.

Эти подробности заставили меня рассмеяться, поскольку, честно говоря, мне на это наплевать. Это не моя проблема. Моя проблема в том, что декан заставил меня провести последние шесть месяцев пятого года интернатуры – мой «круг почета», как он выразился, широко улыбнувшись, чтобы меня приободрить, – в отделении этого типа, под его руководством, и это вывело меня из себя. Мне плевать на доктора Франца Карму, на его женщин и перепады настроения. Все это меня совершенно не интересует. К тому же мне уже пришлось провести год в родильных залах, и мне это осточертело; я видела, как Коллино, главный лечащий врач, предпочитавший гаптономию [2] кесаревым сечениям, извинялся, плача, каждый раз, когда ему приходилось делать эпизиотомию [3] девице, которая все равно ничего не почувствовала, когда он вонзил в нее скальпель, и очень радовалась, что все пошло быстрее и что у малыша щечки розовые, а не синие от долгого ожидания и обернувшейся вокруг шеи пуповины, что господин главный лечащий врач решает по совести, действительно ли ударами ножкой, которые он ощутил, когда ощупывал ее живот, малыш хотел сказать: «Я не спешу выходить из животика мамочки, снаружи очень холодно» или же: «Вытащите меня отсюда, черт побери; если я еще хоть немного пробуду в этой тюрьме, я или умру, или на всю жизнь останусь дурачком!» Таким образом, я достаточно насмотрелась на врачей нового поколения и хнычущих пациенток, с меня хватит. Мне надоело просить у них прощения, раздвигая им ноги, чтобы деликатно подхватить орущего липкого ребенка и плаценту. Мне хотелось делать руками совсем другие вещи.

Выходя из родильных залов, я всегда думала лишь об одном – как бы поскорее вернуться в операционный блок. Там женщины не кричат, не задают вопросов, они просто хотят, чтобы врач решил их проблему, выдернул опухоль, пожирающую их грудь, или проклятую матку, кровоточащую всеми своими фибромами, – и это всего лишь пустяк, самое интересное вот что: уменьшить размер груди с 95 В до нулевого, не оставив ни одного шрама, изъять шесть яйцеклеток из яичника, неспособного извергнуть их самостоятельно, оплодотворить in vitro [4] и затолкать в матку; или же самый смак – я только об этом и мечтаю с тех пор, как в первый раз увидела, как Жерар, заведующий отделением пластической хирургии, восстанавливает девственную плеву у одной несчастной идиотки, которая трахалась с четырнадцати лет, а в двадцать три захотела вернуть себе утраченную красоту, чтобы выйти замуж за богатого дурака и чтобы в первую брачную ночь он поверил в то, что этот раз первый для них обоих: для нее – с мужчиной, для него – с девственницей. Жерар умел их зашивать, как никто другой. Я с дрожью вспоминаю его улыбку и удовлетворенный монолог, который он произнес, затягивая последний узелок: «Ну вот! Теперь она у нее достаточно узенькая, чтобы он наткнулся на нее при первой же попытке; достаточно чувствительная, чтобы эта шлюха закричала, как будто это действительно первый раз; и достаточно хрупкая, чтобы порваться и начать кровоточить при первом же мощном натиске – не слишком обильно, но достаточно для того, чтобы на брачной простыне образовалось пятно. И если это произойдет, свекровь вывесит простыню на балконе… Короче, как раз то, что нужно, чтобы этот тип не лишился своей первой брачной ночи. Произведение искусства».

Последующие две недели я только об этом и думала.

Итак, на доктора Франца Карму, главного лечащего врача 77-го, женского, отделения, мне совершенно наплевать. Этот тип и его отделение меня не интересуют. Однако избежать встречи с ним мне не удастся: каждый интерн, выбравший в качестве специализации гинекологическую хирургию, должен провести по меньшей мере год в родильных залах (где, следует признать, я все же научилась как следует делать кесарево, а также – мне повезло, поскольку такое нечасто увидишь, – экстренную кровоостанавливающую гистерэктомию [5] женщинам, которые начали писать кровью после того, как произвели на свет свое потомство) и – вот это уже не так весело – еще полгода в строго врачебном отделении. Официально для того, чтобы «научиться устанавливать контакт с пациентами и оказывать первую помощь в экстренных ситуациях».

Я пыталась объяснить Коллино, что контакты меня не интересуют, сжимать ладошку больного – совсем не мой стиль, да и оказание первой помощи – не моя тема; я чувствую себя комфортно только с инструментами, скальпелем или электрическим хирургическим ножом, ножницами, иголками и нитками – короче, с чем-то твердым между пальцами, а он ответил, что так уж заведено и – глядя на меня сверху вниз – что, если я не хочу туда идти, мне остается только сменить специальность. Меньше всего мне хотелось терять время с этим Кармой. На то, что о нем говорили, мне было наплевать, и я решила в любом случае договориться с санитарками, чтобы можно было убегать в блок каждый раз, как представится возможность. Самое главное – не потерять сноровку.

Однако кое-что меня пугало. Парень, с которым я встретилась в интернатуре, рассказал, что Синяя Борода – которого также называли «гуру женского отделения», потому что, видимо, именно он придумал отделению название, – прогнал его без всяких объяснений на следующий день после приезда, после того как услышал, как тот подшутил над пациенткой. «Странно, – сказал он мне, – я ничего такого не сказал, ну разве что „вот дура“, а ему это не понравилось, я так и не понял, почему она начала хныкать, и Карма явился, как Зорро на скакуне, и выставил меня за дверь». После этого бедняга нашел себе новую работу, но привыкнуть к другой службе в УГЦ ему было очень трудно. Вот это меня по-настоящему беспокоило. Я узнала, что заведующий отделением, мелкий начальник, часто бывает в дурном расположении духа, что он упрям и, кроме того, злопамятен. Неудовлетворенный тип, вот и мучает интернов. А позволить прогнать себя маленькому шефу – даже совсем маленькому, такому, каким, несомненно, являлся Карма (поскольку его отделение – самое маленькое в УГЦ-Север), – значит распрощаться с карьерой в этой больнице или пойти пахать в отделение его заклятого врага, то есть в ад, потому что этот враг, разумеется, будет рад отметить, что его коллега «совершил ошибку, отделавшись от столь великолепного сотрудника», но не упустит ни малейшей возможности рассказать кому-нибудь о том, что этот сотрудник работать совсем не умеет – совершенно нормально, учитывая то, откуда он пришел, – и что, если «даже там» он не смог работать как полагается, это действительно…