Наталья Калинина - Полуночное танго

• Название: Полуночное танго
• Автор: Наталья Калинина
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-586-4

Не хлебом единым жив человек. Еще и любовью. В то жаркое лето любовный вирус поразил все семейство Ветлугиных — от совсем юной Саши до ее бабушки. Или это был всего лишь обман, смятение чувств?

Жестокие сердечные муки, опасные приключения, глубокие разочарования и упоительные радости выпали на долю героев новых произведений Натальи Калининой, написанных в жанре ностальгической мелодрамы с элементами увлекательного детектива.

---

Марго за все эти дни не проронила ни слезинки. Никто из городских сплетников так и не догадался, что дедушка Егор был ее родным отцом. Ну а одноклеточные, если даже и сумели сложить два и два, не стали ни о чем оповещать жителей города. Общага вагоноремонтного всегда напоминала мне остров, населенный дикарями, которые не могли и не хотели находить общий язык с теми, кто обитал на материке. Бородавки помогли вырыть могилу, несли гроб, но прийти на поминки отказались.

Мама села за пианино. «Утешение» Листа наполнило опустевший после смерти дедушки Егора дом светлой возвышенной скорбью. Я вышла в сад, посидела минуты две на лавочке под орехом. Потом медленно побрела в сторону моего лаза.

…Они сидели в столовой — Славка, Эмма Вячеславовна и Марго — и о чем-то тихо разговаривали. Увидев меня, все трое как по команде улыбнулись. Эмма Вячеславовна стала наливать в чашку чай.

— Мы тебя ждали, — сказала Марго. — Тетя Эмма тебе чашку поставила. Как там дома, Пупсик?

— Все тихо и спокойно. Мне даже странно.

— Ты боялась, что Ираида устроит скандал?

— Да. — Я почувствовала неловкость и опустила глаза. Как-никак, но это была семейная тайна. Тайна нашей семьи.

— Пупсик, они давным-давно все знают. Ты уж прости, что мы не сказали об этом тебе. Понимаешь, отец приходился тете Эмме родным братом. Тебе будет не так-то просто все переварить. Знай одно: мои отец с матерью очень любили друг друга. Думаю, мы не имеем права осуждать их… Пупсик, тебе очень идет эта строгая прическа и морской загар. — Марго потрепала меня по щеке. — Ты превратилась в красивую и славную девушку.

* * *

— Сеньорита желает прокатиться по улицам Акапулько?

— Тебе всего неделю назад сняли гипс. Как ты справишься с Росинантом?

— Он у меня ученый и покладистый. Держитесь крепче, сеньорита. И наденьте шлем. — Он глянул на меня через плечо и улыбнулся. — Вы похожи в нем на космическую гостью с далекой планеты из созвездия Альфа-Рио-Бета-Гранде и так далее. Сеньорита не забыла запахнуть соболье манто? В прерии нынче прохладно.

Мы развели костер на пятачке, надежно защищенном от ветра кустами боярышника и шиповника. Их ярко-красные ягоды напоминали о том, что не за горами зима, хотя день стоял теплый и ясный. Славка испек картошку и яйца, я нарезала на клеенке хлеб и сало. У нас была и бутылка шампанского — втайне от всех мы решили отпраздновать нашу помолвку.

— Но это не значит, что я сразу выйду за тебя замуж. Мне еще нужно закончить школу, потом институт.

— Сеньорита вольна поступать так, как вздумается. — Славка поднял хрустальный бокал с шампанским. Он увел из буфета Эммы Вячеславовны два бокала, две тарелки из старинного семейного сервиза, две серебряные вилки. — А мне тем временем нужно накопить зелененьких, чтоб мы смогли провести наш медовый месяц в Акапулько.

По выражению Славкиного лица я поняла, что он не шутит. Я коснулась его плеча.

— За это и выпьем.

— Я был в военкомате. Дали до середины ноября отсрочку. Чтоб кости окрепли.

У меня упало сердце. Я знала, что Славку вот-вот заберут в армию. Но я не думала, что это случится так внезапно.

— Жаль. Очень жаль. Буду по тебе скучать.

— Военком приходится Эммочке кумом. Так что далеко не зашлют. Сеньорита может меня проведать, если захочет. Как ты думаешь, мне пойдет военная форма?

Он налил еще по бокалу, бутылку с остатками шампанского зашвырнул в овраг.

— Ты спятил?

— Нет. У нас же сегодня помолвка. Это на счастье. Моя невеста должна быть чистой. Я не позволю, чтобы к ней прикасались чьи-то грязные руки. — Славка высоко поднял бокал с шампанским. — В нашем люксе будет огромная кровать с атласным розовым одеялом и пять больших ваз с орхидеями. Прекрасная сеньорита, надеюсь, любит орхидеи?

— Я видела их только в кино и на картинках. Марго говорит, у этих цветов божественный аромат. — Я улыбнулась, вспомнив вдруг, что Марго приходится теткой и Славке тоже. Правда, не родной, а двоюродной. Он, как всегда, угадал мои мысли.

— Недаром же я называю ее первой женщиной в нашем городе. Я знал, что она никогда не выйдет замуж за этого пижона из аула. Жаль, что мне не пришло в голову с кем-нибудь поспорить, — мог бы выиграть сотню зеленых. А вообще-то мне кажется, что наша Марго никогда не выйдет замуж.

— Мне тоже. Только не знаю — почему.

— И я не знаю. Просто не представляю ее в роли чьей-то жены. Я вижу, как моя мать пытается угодить отчиму, как унижается перед ним, что называется, пятки лижет. Марго ни за что не сможет унижаться. Ты, мне кажется, тоже, — немного погодя добавил он.

* * *

Фимочка окликнула меня, когда я шла в школу.

— Отдай Варваре. — Она протянула мне пластмассовую заколку. — Несколько дней искала. Если б не Манька, так и похоронилась бы в земле.

Я вертела в руках ярко-красную пластмассовую русалку. Я никогда не видела, чтобы бабушка закалывала волосы подобными заколками.

— Это он ей подарил. А она ему — вот это. — Фимочка засунула руку в большой оттопыренный карман своего байкового халата и вытащила какую-то тряпку в черно-белые ромбики. Это оказался настоящий шутовской колпак с белым помпоном вместо бубенцов. — Он швырнул его в бурьян, когда разглядел. Сперва очень рассердился, а потом рассмеялся. Веселый был этот Егорка, царство ему небесное. Те, кто веселые, долго молодыми остаются. До самой смерти. Я этот колпак только вчера нашла. Возьми его себе.

Я машинально протянула руку.

— Ну, ступай в свой храм науки. А то еще мать увидит из окна и заругает. За то, что со мной разговариваешь. И правильно сделает. Строгая она у тебя. Ух и строгая. А таких жизнь не балует.

Я повернулась, чтоб идти, но Фимочка схватила меня за руку.

— Не знаю, что тебе про отца наговорили, но только он хорошим человеком был. Я в их театре уборщицей работала, так он, помню, всегда первый здоровался. Здрасьте, говорит, принцесса швабр. И какую-нибудь смешную прибаутку расскажет. Твой отец всегда за тех, кого обижали, вступался. Таким Господь Бог все прощает и в царство свое берет. Лицом ты вся в отца вышла. Ладно, ладно, ступай себе, а мы с Манькой будем лопухи с лебедой стеречь. Наше дело такое — стеречь и память про все сохранять. Нас сам Господь на эту должность назначил. Меня и мою Маньку.

Я обернулась, прежде чем свернуть в переулок. До сих пор вижу перед глазами ту картину: буйные заросли татарника и лебеды, а над ними высокое, похожее на звенящий колокол небо.

Недаром же Марго говорит, что над нашим городом самое высокое небо.

Я только до сих пор не поняла, почему она называет наш город «вонючей дырой».

Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать — и пройти мимо.

И.Тургенев. Дворянское гнездо

Дождь стал накрапывать, уже когда Плетнев свернул с шоссе на узкий накатанный проселок, с обеих сторон которого щетинились сухие будылья прошлогоднего татарника. В ноздри ударил густой запах сбрызнутой первыми каплями влаги земли, и Плетнев с удовольствием отдался воспоминаниям о детстве. Однако, напомнил он себе, до станицы добрых восемь километров, и если эта клокастая туча успеет нагнать его прежде, чем он доберется до Терновой балки, откуда начинается песчаник, не иначе как ночевать ему в степи. Вряд ли кому-то взбредет в голову на ночь глядючи мотаться в райцентр. Тем более в воскресенье. Дождь обрушился на степь глухой монотонной стеной, и Плетнев, чтобы не очутиться в кювете, остановил машину прямо посреди моментально раскисшей дороги. В конце концов, хоть выспится как следует, а утром либо кто-нибудь подсобит, либо дорога просохнет — как-никак июль на дворе, — и он доползет своим ходом.

Туча отступила так же быстро, как и накатила, оставив за собой призрачный след синеватых сумерек, замигавших разнокалиберными бусинами звезд. Плетнев задремал под стрекот цикад и ворчливые раскаты далекого грома.

— А я подумал: брошенный, что ли, автомобиль, — услышал Плетнев над собой знакомый и уже почти забытый говорок с шепелявинкой. — Может, подсобить? Это мы завсегда хорошему человеку.

По притворной угодливости он узнал Сашку Саранцева, с которым учился в одном классе. Вспомнил одновременно и чувство брезгливой презрительности, какое он и его сверстники испытывали к Сашке, — его отец в оккупацию служил у немцев полицаем.

«Что это я? — мысленно одернул себя Плетнев. — Столько воды с тех пор утекло. Ведь Сашка в общем-то неплохой парень. Правда, нам это никогда в голову не приходило. Куда проще раз и навсегда прилепить ярлык и не видеть за ним человека. Добро бы только у детей так было…»

Разлапистый куст черемухи, нависший над крыльцом станичной гостиницы (раньше, он помнит, здесь был сельсовет), окатил их целым ливнем брызг. Сашка поддал плечом ветхую входную дверь, щелкнул в сенях выключателем. В потоке света от голой электрической лампочки Плетнев наконец разглядел его лицо — обрюзгшее, с добела выгоревшими на солнце бровями над все теми же широко расставленными глазами, сейчас настороженными.