Альфред Кейзерлинг - Воспоминания о русской службе

• Название: Воспоминания о русской службе
• Автор: Альфред Кейзерлинг
• Издательство: Академкнига
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-94628-003-1

Мемуары графа Кейзерлинга впервые издаются в России. Начав службу чиновником для особых поручений, он инспектировал амурскую каторгу, выкрадывал документы из осажденного Порт-Артура, руководил земством под Петербургом, был обвинен в шпионаже и заключен в Петропавловскую крепость, организовывал поставки продовольствия на фронт в годы I Мировой, сидел в большевистском концлагере… В книге содержатся рассказы о сибирской каторге, путешествии цесаревича по Забайкалью, о поездках в Монголию, Китай, Японию, этнографические сведения о народах Дальнего Востока, воспоминания о работе под началом барона Корфа, о встречах с Николаем II и высшими государственными чиновниками, об установлении Советской власти в Сибири.

Перевод с немецкого Н. Федоровой Комментарии Е.И. Кононенко и М.Ю. Катин-Ярцева

---

Но самые тяжкие подозрения я навлек на себя тем, что в телеграфной корреспонденции с браковщиками в польском имении и между собой мы, защищаясь от еврейского консорциума, прибегли к сокращениям, какими по воле случая пользовалась в своих депешах подлинная сеть германских шпионов.

Все телеграммы, содержавшие такие сельскохозяйственные обозначения, были вытребованы из телеграфных отделений, оттого и мои депеши тоже попали в руки контрразведчиков, которые при желании могли истолковать их так, что я представал членом шпионской организации.

Усугублял подозрения и тот факт, что мне удалось вернуться из Германии, тогда как почти все остальные российские подданные были интернированы.

Когда штаб главнокомандования еще и присовокупил к вышеупомянутому обвинительному материалу переводы моей конфискованной корреспонденции, по небрежности и злокозненности искаженные, великий князь Николай Николаевич, притом что хорошо знал меня лично, не мог не признать меня виновным.

Все же одно приятное известие выпало на мою долю: земство, несмотря ни на что, осталось преданным мне. Пока я сидел в заключении, оно постоянно старалось ободрить мою жену и помочь ей, меж тем как многие из давних знакомых от нее отвернулись. Здесь я также почитаю необходимым с благодарностью упомянуть супругу великого князя Владимира Марию Павловну, мекленбургскую принцессу{122}, которая бесстрашно приняла участие в моей покинутой семье и продемонстрировала, что не верит в мою виновность.

Гласные и служащие моего земства очень хотели, чтобы я остался на должности и даже намеревались подать Его величеству соответствующее прошение. Но я слишком много пережил, чтобы и впредь делать себя объектом произвола и безумной ненависти к немцам. Я передал дела своему заместителю, молодому уездному помещику Борису Павловичу Корнееву{123}, который, пройдя мою школу, продолжил руководство земством. Я чувствовал себя спокойно, зная, что он управляет уездом так же, как я. В 1918 году его расстреляли большевики.

Когда я прощался с земством, вместе с адресом, где отмечались мои усилия и заслуги перед земством, сотрудники вручили мне на память массивный золотой портсигар, на котором были выгравированы подписи дарителей. Позднее этот портсигар перекочевал в карман одного из большевистских комиссаров. Для меня этот подарок представлял особенную ценность, ведь даже самая неприметная учительница из дальней деревни и та настояла внести свою лепту. Чувство единения с моими тогдашними сотрудниками живет во мне по сей день, сколь ни разбросала нас жизнь.

Часть 5 МИРНАЯ СЛУЖБА В ГОДЫ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

МОИ ДЕТИ

Передав пост председателя земства моему преемнику Корнееву, я очень скоро вместе с семьей переехал в Петербург. Моя дочь Ирена с началом войны вступила сестрою милосердия в основанный царицей Александрой Феодоровной и носящий ее имя сестринский орден. Вместе с императрицей и великими княжнами она работала в придворном лазарете, но была откомандирована царицей в военный лазарет, на собственные средства оборудованный богатым голландцем ван дер Балцем в бывшем дворце великого князя Алексея Александровича. В Царском Селе нас ничто более не удерживало. Два моих сына тоже служили в армии — старший, Альфред, морской офицер, на миноносце в Ботническом заливе, под командованием адмирала Колчака{124}; младший, Аксель (Акки), в гвардейском драгунском полку в Польше. Мы с женою остались одни. Пассивные зрители великой драмы, какою была для нас война, мы страдали вдвойне — ибо, душою немцы, были нашей честью привязаны к российскому императорскому дому. Те же чувства испытывали и наши дети, но все трое исполняли свой долг там, куда поставила их война, притом, быть может, честнее и преданнее иного русского.

Альфред, мой старший сын, в 1917 году ради царицы поставил на карту свою жизнь: когда царь во Пскове отрекся от престола, царица, всеми покинутая, брошенная на произвол красных орд, осталась в царскосельском дворце с больными детьми. Великий князь Кирилл, начальник ее лейб-гвардии из полка гардемаринов, приказал охране покинуть дворец и перейти в распоряжение красного правительства в Петербурге. Единственные, кто отказался покинуть беззащитную царицу, были мой сын, некто фон Крюгер и князь Голицын. Они остались и защищали царицу от революционеров, пока ситуация не стабилизовалась настолько, что во дворце можно было разместить надежную охрану. Позднее мой сын Альфред до конца сражался с большевиками в колчаковской армии. Он умер от сыпного тифа в 1919-м под Иркутском, во время отступления, когда сопротивление колчаковской армии было сломлено и в страшную зимнюю стужу ей пришлось отходить на тысячи верст на восток в боях с наступающей Красной армией и напирающими со всех сторон красными бандами. Под огнем красных матросы поспешно похоронили Альфреда возле маленькой русской церкви недалеко от станции Тум, чтобы тело его не попало в руки красных. Альфред был флаг-офицером морского стрелкового полка и как таковой являлся заместителем полкового командира, также скончавшегося на марше от сыпного тифа.

Мой второй сын, Александр (Аксель, Акки), в начале мировой войны стоял со своим полком на польском фронте. Там он в 1915 году заболел тифом и был оставлен в обезлюдевшей деревне, в крестьянском домишке. Не имея никакой помощи, он все же одолел тяжелую болезнь и, еще слабый и полумертвый от голода, отправился в Россию. К счастью, ему встретился санитарный эшелон, шедший в Царское Село. Там в нем принял участие принц Ольденбургский{125}, поместивший его в частный лазарет, хотя прием заразных больных в лазаретах, которые в Царском Селе посещала царица с дочерьми, был строго воспрещен. Акки отмыли и уложили в удобную постель, когда в лазарет пришли две старшие великие княжны. Одна из них, Татьяна, которой стало особенно жаль исхудавшего юношу, присела на его койку и заговорила с ним. Она спросила, откуда он и чем хворает. Он откровенно рассказал все, что знал о перенесенной болезни; в санитарном эшелоне ему объяснили, что он, наверное, болел тифом. Они еще немного пошутили между собою. Когда же потом за обедом царица спросила великую княжну, что она делала и где побывала, Татьяна рассказала о молодом графе Кейзерлинге, который вернулся из Польши больной тифом, она, мол, посидела на его койке и побеседовала с ним. Императрица пришла в ужас! Великой княжне пришлось сей же час удалиться от стола, полностью переодеться, пройти тщательную дезинфекцию и выдержать укол. После этого по телефону было отдано распоряжение подробнейшим образом расследовать инцидент и установить виновника, нарушившего запрет помещать тифозных больных в царскосельских лазаретах. На моего бедного сына вновь надели старые лохмотья и разбитые сапоги; из уютной постели его вывезли далеко за город в одинокий инфекционный барак, бросили на соломенный тюфяк и оставили под присмотром неумелой сиделки и необученного санитара. Спасибо одному из моих земских врачей: он случайно увидел, как увозили Акки, и позвонил мне по телефону, а я тотчас поспешил к сыну, чтобы вызволить его из этого жуткого места, но удалось мне это с большим трудом. Ведь человек, попавший в барак, не мог выйти оттуда, пока его не признают здоровым либо, что бывало чаще всего, не отправят на погост. Только благодаря вмешательству великой княгини Марии Павловны и принца Ольденбургского мне все же отдали бедного Акки. Мы могли наконец-то забрать его в Петербург и обеспечить надлежащий уход.

ДЕЛЕГАТ ЗЕМГОРА

Вскоре после переезда из Царского Села в Петербург тамошнее губернское земство предложило мне поехать в Москву делегатом петербургского земства и там принять участие в работе Всероссийского земского и городского союза.{126} Эта гигантская организация состояла из делегатов всех российских городов и земств, и в задачу ее входило обеспечение армии, полевых лазаретов, госпиталей, полевых и народных кухонь всем необходимым. Соответствующие средства добровольно предоставляли земства и города. Кроме того, союз работал по договорам и заказам военного интендантства. Во главе союза стоял бывший депутат Думы, а затем первый президент республики — князь Львов{127}. Он умел добиться единомыслия среди всех работающих с ним крайне правых и крайне левых и заставить их действовать сообща. Именно поэтому после отречения императора все партии избрали его главой Временного правительства. Преданный царю, он все же решился принять этот пост, но всеми силами стремился провести общенародный плебисцит по поводу того, что должно статься с Россией после отречения Государя и его брата Михаила и какую форму правления примет империя. В Москве Львов был на месте, умело решая чисто экономические проблемы, но ему недоставало политического таланта и энергии, чтобы объединить массы, освободившиеся от оков царизма, обуздать их, вести и оградить страну от влияния экстремистских элементов. Едва приняв пост председателя правительства, он был отодвинут на второй план Керенским и его партией, и ему пришлось выйти из состава правительства. Когда я приехал в Москву и познакомился с пестрым обществом центра, где собралась буквально вся тогдашняя Россия, когда поездки в различные области России позволили мне заглянуть в деятельность этой организации и в народные настроения, у меня составилось убеждение, что она уже тогда хотела оттеснить военное интендантство и стремилась не только к экономической власти, но и к политической, которая заменит Думу. Мне стало ясно, что большинство сотрудников, работающих в крупных отделениях Всероссийского земского и городского союза, суть социалисты-революционеры, желающие общего переворота, и что свержение правительства неизбежно приведет к хаосу, так как я совершенно не видел личности, способной предотвратить оный. Я надеялся найти обширное поле деятельности во благо участников войны и во благо страдающего населения затронутых войной территорий, но — не нашел. Вот почему, несмотря на жажду деятельности, я все чаще подумывал, не осесть ли мне в Петербурге на покое, Лишь по случайности я этого избежал.