Мария Фагиаш - Сестры-близнецы, или Суд чести

• Название: Сестры-близнецы, или Суд чести
• Автор: Мария Фагиаш
• Издательство: У-Фактория, АСТ Москва
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0244-9, 978-5-9713-6871-7

Летней ночью 1904 года при пожаре сгорает дом в имении графа Николаса Каради недалеко от Будапешта. В огне погибает его молодая жена, красавица Беата. Казалось, что весь смысл жизни молодого офицера Генерального штаба австро-венгерской армии навеки разрушен. Со всех концов империи на похороны съезжаются родственники и друзья Николаса. Из Берлина приезжает Ганс Гюнтер барон фон Годенхаузен, майор лейб-гвардии полка кайзера Вильгельма II со своей женой Алексой, сестрой-близнецом погибшей Беаты. Николас, который до этого никогда не видел Алексу, был потрясен ее сходством с сестрой. Он еще не знает, что этот миг определит всю его дальнейшую жизнь…

Книга известной в Европе писательницы Марии Фагиаш «Сестры-близнецы» на русском языке издается впервые.

---

Стихотворение заканчивалось следующими словами:

Нужно нам признать давно:
Правосудие — г…о!

Глава XII

Стихи в журнале «Трах-тарарах»вызвали в Алленштайне, как, впрочем, и во всей Германии, живой интерес. Их читали и весело обсуждали. Вызывающий и язвительный тон как нельзя более отвечал праздничному настроению масленицы. И хотя на улице подморозило, отношение в обществе к Годенхаузенам быстро потеплело.

Здесь, в Алленштайне, по всеобщему мнению, победителем из процесса, связанного с ложными обвинениями, вышел не Мольтке, а не кто иной, как Ганс Гюнтер фон Годенхаузен. Офицеры и дамы, которые до этих пор откровенно холодно относились к ним, спешили дать понять, как они рады такому повороту событий. Алекса узнала, и совсем не от своего мужа, а от фрейлейн Буссе, которой всегда все было известно, что по личному указанию кайзера расследование против Ганса Гюнтера в суде чести прекращено. Лишь теперь, когда опасность миновала, она поняла, насколько тяжки были обвинения. Она чувствовала облегчение, но не проходило и чувство обиды. Почему он не делился с нею своей тревогой? Разве он не знает, как важно для нее его доверие?

За прошедшие месяцы ей не раз приходило в голову, что он, возможно, мог быть на самом деле виновным. Со временем у Алексы представление об отношениях между мужчинами в какой-то степени потеряло связанное с этим ощущение мерзости. Николас рассказал ей, что в некоторых частях света это считалось вообще нормой, и она пыталась почерпнуть в книгах хотя бы какие-то сведения об этом.

Читая однажды описание жизни в Египте в XIX столетии, она вдруг вспомнила о загадочном дяде Ганса Гюнтера, разбогатевшем на службе у одного восточного вельможи. В доме у тетки Розы старательно избегали упоминания об этом дяде, как если бы речь шла о каком-то темном моменте семейной истории. Ганс Гюнтер, казалось, разделял эту точку зрения, так как и о том годе, который он прожил у дяди, и о поездках с ним он никогда не упоминал. Но он, по-видимому, был ему очень близок, иначе объяснить получение Гансом Гюнтером наследства было нельзя. Когда Алекса все же спросила однажды, где он в этих поездках побывал, он ответил, что, дескать, прошло столько времени, поэтому он не может вспомнить, и быстро сменил тему. Сейчас она часто задавалась вопросом, не тот ли это дядя, который втянул Ганса Гюнтера в эти круги. В этом случае она могла бы считать его жертвой старого развратника, а не тем, кто занимался этим из склонности.

Костюмированный бал у командира дивизии генерала Хартманна состоялся двадцатого января, через семнадцать дней после оглашения приговора Хардену. Годенхаузены были также приглашены, что означало, что они окончательно приняты в обществе.

Кенигсберг был, конечно, не Потсдам, и по сравнению с пышными вечерами в Новом дворце бал у генерала был довольно скромен, но для офицеров Первого армейского корпуса и их дам это было главным событием года. Для Алексы и Ганса Гюнтера, однако, этот вечер означал встречу с судьбой в лице обер-лейтенанта Отто фон Ранке, одного из служивших в Алленштайне артиллеристов.

Обер-лейтенант фон Ранке, двадцати семи лет, холостяк, мечтатель и сумасброд, интеллектуал и маменькин сынок, все в зависимости от того, что хотели в нем видеть. Друзей у него практически не было. Страстный наездник, он проводил большую часть свободного от службы времени в длинных загородных поездках. Пил он умеренно и, не считая эпизодических посещений одного из лучших борделей в Кенигсберге, где его обслуживала одна и та же блондинка с накладным бюстом, особого интереса к женщинам не проявлял. Он относился к тому легиону безликих фигур, которые возбуждают всеобщее любопытство только тогда, когда они или совершают преступление, или сами становятся жертвой, или срывают крупный куш. И он действительно совершил преступление, — согласно Библии, смертный грех, что, по мнению военного суда чести, было на самом деле смелым поступком: в 1904 году в маленьком силезском гарнизоне Бернштадт он убил на дуэли товарища по службе.

Алекса дважды танцевала с ним на балу, а она танцевала в тот вечер не менее чем с двадцатью офицерами, и когда несколько дней спустя она получила от него букет роз, то не могла понять по приложенной к букету карточке, от кого эти цветы.

Это был большой, роскошный букет, какой и в Берлине не так просто было бы найти, и Алекса была в восторге. Пусть Ганс Гюнтер знает, что и другие мужчины находят ее желанной, подумала она.

— Ты можешь вспомнить этого обер-лейтенанта фон Ранке? — спросила она мужа. — На моей танцевальной карточке стоит его имя, значит, я танцевала с ним. Но то, что он шлет мне розы…

Ганс Гюнтер бросил на нее насмешливый взгляд.

— Наверное, он поспешил заявить о своих правах. Ты же знаешь, тут главное не опоздать.

«Что это значит?» — Или она что-то не расслышала?

— На твоем месте я бы к нему присмотрелся. Может быть, он и подойдет в качестве преемника твоего дружка Каради. По крайней мере, он не еврей.

Пораженная в самое сердце, она смотрела на него.

— Надеюсь, это ты не всерьез… — Она судорожно сглотнула. Их взгляды встретились.

— Алекса, ради бога. Мы живем, в конце концов, в маленьком городке, так что, пожалуйста, будь осторожна и осмотрительна. Ранке слывет здесь кем-то вроде чудака. Тем не менее он убил своего лучшего друга. Хотя и на дуэли…

Реакция Ганса Гюнтера привела ее в ужас. Она смотрела на него как на чужого. Наконец она снова обрела голос.

— Осторожность? Осмотрительность? О чем ты вообще говоришь, Ганс Гюнтер?

Он скривил губы в иронической улыбке.

— Давай не будем. Я пошутил. Но хотел бы сказать, что мужчины с такой репутацией, как у фон Ранке, вызывают у многих женщин просто патологическую симпатию.

— Уверяю тебя, Ганс Гюнтер, я к их числу не принадлежу. Ты же знаешь, я люблю тебя и никого другого.

— Я только пошутил. — Он ласково погладил ее по плечам.

— С чего тебе в голову пришел именно Каради?

— Просто так.

— Вот ты снова увиливаешь от ответа. Ты всегда так делаешь. Просто увиливаешь… — Она зажмурилась, чтобы не видеть, как он забавляется ситуацией.

— Я вовсе не увиливаю.

— И все-таки ты бываешь так далек от меня. Не надо, ты же знаешь, как ты мне нужен… я должна знать, что ты меня все еще любишь, что я что-то для тебя значу. — Она замолчала, потому что он повернулся, чтобы уйти. — Ганс Гюнтер! — крикнула она вслед, но он уже вышел.

В последующие несколько дней между ними царила какая-то напряженность, которую Алекса не могла объяснить. С тех пор как они переехали в дом, они больше не встречались после обеда в кондитерской Кольберта. Она спала по утрам долго, он же завтракал уже в шесть часов и шел прямо в казарму. Они виделись друг с другом только за обедом и по вечерам. Он трудился над рефератом, с помощью которого надеялся попасть в Генеральный штаб. Речь шла о преимуществах разведывательного патрулирования с воздуха по сравнению с подразделениями велосипедистов.

После службы Ганс Гюнтер закрывался в своем кабинете и виделся с Алексой только в обед, который протекал в обществе фрейлейн Буссе. Если по вечерам они оставались дома, он так же работал в кабинете. Когда он наконец поднимался наверх, Алекса часто уже спала. Ей стало казаться, что он избегает оставаться с ней наедине.

Примерно неделю спустя после получения букета роз Ганс Гюнтер внезапно заговорил об этом.

— Ты поблагодарила фон Ранке за цветы?

Совершенно не ожидавшая этого вопроса Алекса опустила вилку.

— Нет, разве я должна?

Он осуждающе посмотрел на нее.

— Конечно, что за вопрос.

— Почему это я должна его благодарить? Я вообще о нем больше не вспомнила ни разу.

— Напиши ему. Манеры, любовь моя, — не забывай о них.

Фрейлейн Буссе делала вид, что целиком занята мясом на своей тарелке, но была вся внимание.

— Я даже адреса его не знаю, — попыталась возразить Алекса.

— Я дам его тебе. — И, обращаясь к экономке, сказал: — Пожалуйста, фрейлейн Буссе, напомните моей жене, чтобы она написала это письмо.

Это было нечто совершенно новое. Замечания, указания, предложения теперь Алекса получала только через фрейлейн Буссе. От нее же Алекса узнала, что к ним на вечер ожидаются генерал Хартманн с супругой. В списке гостей она обнаружила и фамилию Ранке. Вычеркнуть его из списка она уже не могла — приглашения были разосланы.

За день до приглашения Ранке оставил свою визитную карточку, не делая попытки быть принятым. Когда она увидала его на вечере, то сразу узнала молодого человека, с которым танцевала на балу у генерала. Она даже его костюм вспомнила — тюрбан, расшитый жилет поверх белой рубашки и боснийские шаровары. В своей парадной форме он выглядел мужественно и неброско. Алекса постоянно ловила на себе его мечтательный восторженный взгляд. Как хозяйка приема она обязана была игнорировать его отчаянные попытки привлечь ее внимание, но он зашел так далеко, что увел ее от генерала, когда тот танцевал с ней.