Стивен Эриксон - Пыль Снов

• Название: Пыль Снов
• Автор: Стивен Эриксон
• Жанр: Эпическая фантастика

За сотни тысяч лет существования мира его властители сделали множество ошибок, свершили множество преступлений — и вот, наконец, магическая ткань реальности готова расползтись. Ну разве не самое подходящее время для борьбы за власть, для темных интриг и сведения старых счетов?

Если читатели думали, что уже видели всю меру жестокости смертных и безответственности богов — они ошибались. Давно забытые расы восстают из праха, готовя гибель всему, и только тот, кто опирается лишь на свои силы и помощь друзей, сумеет устоять в грядущей схватке. Может быть.

Армия Таворы Паран выступает на восток, преследуя цели, которые любому показались бы безумными и смертельно опасными — если бы хоть кто-то, кроме командующей, знал эти цели. Внешне ее план прост: пройти через пустынный центр Летерийского континента и обрушиться на некоего ничего не подозревающего врага. Но недаром в тех местах уже давно нет жизни… Здесь каждый шаг грозит гибелью, здесь заключаются неожиданные союзы между врагами, а ближайшие союзники замышляют измены, здесь происходят мрачные чудеса, здесь начинается схождение судеб главных героев всех романов «Книги Павших».

---

Даже это известие не смогло проникнуть под пелену печали, окутавшую Имасса со дня жестокой смерти Тука Младшего. — Сколько кланов не прислали представителей?

— Почти треть.

Он нахмурился, но промолчал.

— Почти все с южного края. Вот откуда слухи, вот почему всё чаще говорят, будто они взбунтовались, потеряли путь и волю. Что они разбрелись, блуждают в чужих королевствах, нанимаются телохранителями в Сафин и Болкандо.

— Ты сказала «почти все», Хетан. Что насчет оставшихся?

— Все внешние кланы затерялись вдали, кроме Гадра. Они нашли отличное стадо бхедринов между Акрюном и Овл’даном. Хватит на некоторое время…

— Кто вождь их воинов — Столмен, да? Я не ощутил в нем неверности. Да и что проку в мятеже в том краю? Некуда идти. Бессмыслица.

— Ты прав. Мы должны их выслушать. Тебе нужно потолковать с вождями кланов, Тоол. Нужно напомнить, зачем мы здесь. — Она еще мгновение смотрела в его мягкие карие глаза, а потом отвела взор. Кризис, понимала она, укоренился не только в вождях мятежных кланов, но и в душе стоящего перед ней мужчины. Ее мужа, ее любви.

— Не знаю, — ответил Тоол медленно, как будто подбирая каждое слово, — смогу ли помочь им. Кудесники были так смелы в первых прорицаниях, они зажгли нас — и вот мы здесь. Но, как видится, с каждым днем у них отсыхают языки, они забывают слова; все, что я вижу в их глазах — это страх.

Она потянула его за руку, уводя на край обширного лагеря. Они миновали дозорных и круглые выгребные ямы, пойдя дальше. Под ногами была неровная почва, утоптанная копытами скота, пасшегося здесь в сезон дождей.

— Мы намерены были вести войну с Тисте Эдур, — сказал Тоол, когда они взошли на холм и увидели на северном горизонте облака пыли. — Кудесники проводили ритуалы, отыскивая пути по садкам. Весь народ Белых Лиц отдал сбережения ради закупки зерна, найма кораблей. Мы спешили вслед за Серыми Мечами. — Он чуть помолчал. — Мы выбрали неправильного врага.

— Нет славы в том, чтобы сокрушить народ уже сокрушенный, — заметила Хетан, ощутив горечь своих слов.

— Народ, запуганный своим же вождем.

Когда-то эта тема служила причиной яростных столкновений. Хотя Оноса Т’оолана и выкрикнули в вожди после трагической смерти отца Хетан, он вскоре обнаружил, что большинство против. Война против Летерийской империи была бы войной неправедной, пусть ее оккупировали Эдур. Не летерийцы должны быть им врагами, не Тисте Эдур, сжавшиеся в тени своего жуткого Императора и вовсе не похожие на древних Эдур, поколение за поколением налетавших на Баргастов в поисках поживы. Слова о мести, о возобновлении прежних войн стали казаться горькими, и в особенности Тоолу, Имассу, не несущему на себе гноящихся душевных ран Баргастов — поистине глухому к ярости пробудившихся баргастских богов… Да, он не являл терпимости к тем, кто желал проливать кровь.

К тому времени кудесники потеряли единое видение. Пророчество, казавшееся столь простым, утонуло в болоте недоговоренностей, посеяло рознь среди кудесников; даже их глава Кафал, брат Хетан, не смог избежать распространения раскола в среде шаманов. Они не смогли помочь в битве воли, что шла между Тоолом и вождями; они не помогут и сейчас.

Кафал настойчиво посещал племя за племенем — она не видела брата уже несколько месяцев. Если он и сумел исправить нанесенный вред, она ничего не слышала; даже среди кудесников своего клана она ощущала нарастающее недовольство, нежелание говорить с кем бы то ни было.

Онос Т’оолан не желает натравливать Белолицых на Летерийскую империю. Воля его брала верх — до того злосчастного дня, когда пали последние овлы, когда погиб Тук Младший. Тогда был высвобожден не только гнев Сенана, родного клана Хетан, но и темный голод сестры Оноса, Кайлавы.

Хетан ее не хватало. Она знала, что горе мужа усугублено уходом сестры: она как бы покинула его в миг наивысшей нужды. Сама Хетан подозревала, что, увидев смерть Тука и эффект, оказанный ею на родного брата, Кайлава вспомнила об ужасающей эфемерности любви и дружбы — и отправилась на поиски новой жизни. Ох, самолюбивое побуждение, нанесшее рану уже шатавшемуся от потерь брату. Кайлава заслуживает хорошей оплеухи по красивому личику, и Хетан уж отвесит, дайте только увидеться!

— Не вижу врага, — сказал муж.

Она кивнула. Да, ее народ поражен кризисом, все взирают на Вождя. Ждут указаний, цели. Но он ничего им не дает. — У нас слишком много юных воинов, — заявила она. — Они обучились старому способу боя, они жаждут увидеть мечи напоенными кровью — истребление слабой, наполовину уже уничтоженной армии Летера совсем не ублажило аппетиты кланов. А вот вражда и кровная месть охватили почти всех.

— Среди Имассов жилось проще.

— Ох, чепуха!

Он сверкнул не нее глазами и тут же их отвел. Плечи опустились. — Что же, цель у нас была.

— Вы вели смехотворную войну с врагом, не имевшим подлинного желания сражаться. Но, вместо того чтобы признать неправедность дел своих, вы пошли и устроили Ритуал Телланна. Хитрая увертка, признаю. Хотя и безумная. Что такого ужасного во взгляде на свои ошибки?

— Милая жена, не задавай этого вопроса.

— Почему?

Он смотрел на нее уже не с гневом, а уныло и отчаянно. — Ты можешь обнаружить, что ошибки — это всё, что у тебя есть.

Она застыла, словно промерзнув — а ведь утро было теплое! — Ах. А я для тебя не ошибка ли?

— Нет, я говорю так, чтобы ты поняла Имасса, бывшего некогда тленом. — Он помедлил и добавил: — С тобой и детьми я стал думать, что всё уже позади — страшные ошибки, груз последствий. А потом в один миг… мне напомнили о глупости моей. Нельзя забывать о своих пороках, Хетан. Иллюзия утешает, но может стать гибельной.

— Ты еще не погиб.

— Точно ли?

Женщина фыркнула, отвернулась: — Ты не лучше своей сестры! — И тут же снова поглядела на него: — Проснись! Двадцать семь твоих кланов стали девятнадцатью. Сколько еще ты готов потерять, прежде чем пошевелишься и примешь решение?!

Глаза его сузились. — И какого решения ты ждешь? — спросил он спокойно.

— Мы Белолицые Баргасты! Найди нам врага!

* * *

Честь оказаться так близко от дома оказалась мучительной, хотя Ливень — последний воин-овл — старался превратить тоску в гнев. Он стыдился, что выжил, что еще живет, словно последняя капля крови, не желающая впитаться в алую грязь; он не понимал, что заставляет его ходить, дышать, почему сердце еще бьется и мысли прогрызают путь сквозь полотнища песчаных бурь. Где-то глубоко внутри, молился он, еще можно отыскать единственную и чистую истину, проникшую в мозг костей, отполированную бесконечными ветрами, бессмысленными дождями, спиралями сменяющих друг друга времен года. Некий узел, косточку, на которую можно наступить, оступиться и упасть.

Он мог бы ее найти, но подозревал, что так и не найдет. Ума не хватает. Он не такой хитрый, как Тук Анастер, Мезла, преследующий его во снах. Грохот копыт, озаренное грозой ночное небо, ветер воет словно волки, а единственный глаз мертвого воина светит опалом из темной глазницы. Лицо ужасает полным своим отсутствием: кожа содрана, красные зубы выставлены в зверской ухмылке — ох, поистине Мезла врывается в сны Ливня вестником кошмаров, насмешником над его драгоценной, хрупкой истиной. Одно несомненно — мертвый стрелок преследует Ливня, обуянный ненавистью к последнему овлу, и чувство его неутомимо — а вот шаги Ливня замедляются, он еле тащится, хотя должен бежать, спасая жизнь — он вопит, он задыхается… пока не проснется, дрожа и купаясь в ледяном поту.

Похоже, Тук Анастер не спешит довести погоню до мрачного итога. Охота — вот радость призрака. Ночь за ночью за ночью… Овлийский воин уже не носит медную «маску». Пропал надоедливый зуд, заставлявший его расчесывать лицо.

Вскоре после присоединения к клану Гедра, когда краска выцвела, женщины проявили к нему интерес, и отнюдь не робкий — их смелость почти пугала Ливня, он не раз убегал от какой-нибудь щедрой на посулы женщины. Но потом дюжина желавших выследить и уловить его вступили в заговор… Тогда он вскочил на лошадь и ускакал из лагеря, и не останавливался целый солнечный круг, пока от охотниц его не отделили просторы степей. Глаза его были красны от утомления, он был жалок, он сражался сам с собой. В конце концов, он еще никогда не ложился с женщиной. Он не знал, что для этого требуется, если не считать трусливых детских подглядываний за взрослыми, которые лежали друг на друге, сопя, кряхтя и вздыхая. Он же овл — не один из ужасных диких Баргастов, совокупляющихся со смехом и криком, когда мужчина ревет медведем, а женщина царапает его, кусает и пинает. Что за чушь! Но, хотя он сбежал от бешеных баб с раскрашенными лицами и сверкающими глазами, ему хочется того, что они предлагали. Он бежит от своего желания, и каждый раз, когда он это делает, борьба с сами собой становится все яростнее.