Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми

• Название: Евангелие от Джимми
• Автор: Дидье Ковеларт
• Издательство: Флюид / FreeFly
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-189-0

Написать захватывающий детектив, увлекательнейший научно-популярный труд, фантастический и вместе с тем серьезный психологический роман, с переплетающимися любовными интригами и глубоким философским подтекстом, да еще сделать это так, что от книги не оторваться, — такое под силу немногим.

В своем фирменном стиле, с присущими ему фантазией и изяществом, Дидье ван Ковеларт исследует глубины человеческого сознания на примере кажущейся фантастической истории о клонировании Христа.

---

— Ты не боишься, что его вера может обернуться против нас? В нем доминирует страх быть покинутым: он испытывает подсознательный дискомфорт, если не проецирует на ближнего свою паранойю отречения.

— Он и проецирует, на меня, а я успешно играю порученную мне роль, — улыбнулся прелат Белого дома. — Не беспокойся: я предохранитель от Бога, короткого замыкания не будет.

Они переглянулись, успокаивая друг друга, и одновременно вспомнили о четырех десятках операций по освобождению заложников, которые блестяще провели вдвоем, благодаря своему умению обращать против религиозных фанатиков их же фанатизм.

— Помоги мне убрать из проекта Уоттфилд, — продолжал Энтридж сквозь зубы. — Она с ним переспала.

— А, — сдержанно кивнул епископ. — У тебя и доказательства есть?

Психиатр показал на диктофон, который слушал Бадди Купперман, развалившись на софе, точно выброшенный на берег кит.

— Определись, что именно тебя смущает, — вкрадчиво заговорил его преосвященство, который умел загонять в угол приходивших к нему на исповедь так же ловко, как Энтридж своих пациентов. — В тебе оскорблено понятие целомудрия, неотделимое в твоем представлении от Иисуса, или ты боишься, что женщине достанется больше откровений в постели, нежели тебе на диване?

— Это что еще такое? — вдруг гаркнул Бадди, вырвав из уха наушник.

— С этим вопросом к агенту Уоттфилд, — сокрушенно вздохнул Энтридж. — Без сомнения, это дестабилизирует…

— Я про тот вздор, который он несет, а вы его поощряете! — прогремел координатор. — Противопоставить промысел Божий личной вере с целью приписать чудеса дьяволу — ну, дальше ехать некуда!

— Чтобы разрушить его механизмы защиты, — стал оправдываться Энтридж, — надо было спутать ему ориентиры.

— Я распределил роли, черт побери! Гивенс — жупел, вы — доброжелательный слушатель! А вы, когда он забивает себе голову бесами, с ним соглашаетесь! Видели, что из этого вышло?

— Я был вынужден углубиться в тему, чтобы он понял бессмысленность своих доводов…

— Нельзя углубляться вслепую! Когда буришь пупок, непременно упрешься в позвоночник! Нет, что за олухи у вас в ЦРУ!

— Ну хватит! — вышел из себя Энтридж. — Я не потерплю, чтобы меня учил моей профессии сценарист «Спасателей Малибу»!

— Я работаю в области видимого, в подсознание не лезу!

— Да уж, видели мы ваше видимое! В Ираке, в Пакистане, на Кубе…

— Это я, что ли, пытался отравить сигары Кастро? — заревел Бадди, вскакивая. — Я впрыскивал в его водолазный костюм вытяжку из ядовитых грибов? Я пропитывал его ботинки солями таллия, чтобы у него вылезла борода, в надежде разрушить его имидж?

— Все лучше, чем врать, что некая страна имеет оружие массового уничтожения, с целью развязать войну!

— Это было после меня!

— А я во времена Кастро еще не работал!

— Он идет, — сказал пресс-атташе, снял наушник и добавил, взявшись за ручку двери, с неожиданно истерическим подвизгом: — А вы постарайтесь успокоиться, забыли, что ли, кому приходится выдавать ваши темные делишки за передовые стратегии? Мне! Белый дом снес столько же голов в ЦРУ, сколько ЦРУ свалило президентов: вы квиты и перестаньте собачиться! На этот раз, черт возьми, мы работаем на Бога, так что держитесь в рамках!

~~~

Стеклянная дверь раздвигается передо мной и говорит эротичным голосом: «Добро пожаловать!» Не успеваю я войти, как маленький юркий человечек с пирсингом, в светло-оранжевом замшевом пиджаке, кидается ко мне через весь холл, протягивая руку и улыбаясь во весь рот:

— Фрэнк Апалакис, пресс-атташе Белого дома, вы просто молодец, знаете, я прихожанин Церкви Адвентистов Седьмого Дня, мы с вами поработаем на славу!

Я стою, опешив от такого напора, повернувшись в сторону атриума, где при виде меня поднялась с кресла Ким. Встревоженно хмурясь, она кивает на коридор с лифтами и направляется туда.

— Вот ваша гостиничная карточка, брифинг через четверть часа, если хотите освежиться, в этом конверте аванс на текущие расходы, полагаю, багажа у вас нет, ночи в Скалистых горах прохладные, у входа к вашим услугам лимузин, спросите шофера на ресепшне, он отвезет вас куда скажете…

Я поднимаю руку, чтобы остановить его пришепетывающую скороговорку. Он тотчас умолкает, преданно заглядывая мне в глаза, точь-в-точь собака, ожидающая, когда хозяин бросит палку.

— Я оставил сумку на ресепшне.

— Она уже в вашем номере, вас проводить?

— Спасибо, не надо.

— Ваш номер 4107, встречаемся в 4139-м ровно в четыре, выглядите вы отлично, если что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, я всегда к вашим услугам, извините за мой голос, обычно он звучит иначе, не хочу жаловаться, но у меня ужасно болят зубы…

Он умолкает, склонив голову набок, смотрит на меня выжидающе, добродушно улыбается. Я советую ему принять аспирин и иду к лифтам; Ким только что скрылась в кабине, я захожу следом.

— Как здорово, что ты так быстро пришла, ты была поблизости?

Она отвечает, что ей не понравился мой голос на автоответчике, тревожно стало. Я смотрю на нее. Лучше бы она надела, как вчера, строгий костюм. В легком летнем платье у нее такой безобидный вид. Она спрашивает, на каком я этаже.

— Ким… Мне надо с тобой поговорить, но не у меня в номере.

— Не беспокойся, я умею держать себя в руках.

— Не в этом дело. Боюсь, там могут быть микрофоны.

Ким озадаченно поднимает брови.

— Все так серьезно?

— Мне нужна твоя помощь, Ким.

— Что ты натворил?

— Ничего. Дело во мне. И я не хочу, чтобы меня обдурили.

— Кто?

— Белый дом.

Она нажимает на последнюю кнопку. Двери закрываются, мы смотрим мультик над загорающимися цифрами. Лифт останавливается на пятнадцатом этаже, два японца в резиновых шлепанцах и белых купальных халатах — но у одного под мышкой папка — кланяются нам, видят, что кнопка 42 светится, еще раз кланяются и поворачиваются к нам спиной.

Через несколько секунд мы выходим на кафельный пол фитнес-этажа. Я иду вслед за Ким по коридору, который ведет к их так называемому бассейну — недоразумение да и только, крошечный, квадратный, в тепличной духоте среди небоскребов, расплывающихся за каплями на запотевших стеклах. Инструктор просит нас расписаться в журнале, выдает полотенца. Ким расстилает свое на последнем шезлонге в углу, поднимает спинку, усаживается. Я сажусь рядом, смотрю на японцев, которые, прохаживаясь по пояс в воде, сосредоточенно изучают бумаги.

— Ну, так что у тебя за проблема с Белым домом?

Я отвечаю под льющуюся со стеклянного потолка слащавую музыку:

— Я точно не знаю, чего они захотят, наверно, отправят меня этаким посланником в нефтяные страны. Ну типа: «Я, Агнец Божий, беру на себя грехи земные; я принес вам мир, а вы нам оставьте недра».

— Ты серьезно?

— Не доверяю я им. Если продавать душу, так хоть не вслепую, Ким. Я согласен быть Агнцем, но не бараном. Будешь вести переговоры за меня?

Она смотрит как-то растерянно.

— Я могу дать тебе аванс, — поспешно добавляю я и достаю конверт, который сунул мне пресс-атташе.

— Послушай, Джимми… ты ведь даже не знаешь, хороший ли я адвокат.

— Кроме тебя, я ни с кем не знаком.

— Я работаю недавно…

— А меня ждут через десять минут, чтобы подписать договор. Они меня уже обули с подпиской о неразглашении, не хочу второй раз быть лохом!

Она берет конверт и засовывает его в карман моей куртки.

— Хотя бы пойди к ним со мной, Ким… Мне важно им показать, что я не один, что есть кому постоять за меня, а то они думают, я на все соглашусь…

Ким достает из сумки блокнот и ручку.

— Что именно они тебе предложили? Постарайся вспомнить точные слова.

Я отвечаю, что речь шла о теологическом и духовном образовании, чтобы я развил свои способности на благо себе и другим и чтобы меня апробировал папа римский. Она невозмутимо записывает.

— По каким критериям?

— Что?

— Каковы твои аргументы для «апробации»?

— Генетическое досье и чудеса.

Она вздрагивает.

— Ты еще что-то делал после моего вывиха?

Я вкратце без похвальбы рассказываю ей про пончики, про воскресшего пешехода, про глаза слепого и про клен. Она записывает с бесстрастным лицом, с новой строки, ставя черточку после каждого события.

— Ты мне веришь?

— Я обобщаю. Если обе стороны убеждены в реальности фактов, мне не придется к этому возвращаться.

— Не говори им про клен: они велели мне пока больше никого не спасать.

Она перечитывает свои записи. Из раздевалки выходит пожилая дама: блестящий купальник, бирюзовые тени на веках, алая шапочка, скрученные ревматизмом руки и ноги. Она ковыляет к лесенке, кладет у бортика палку, падает навзничь в воду и плывет на спине безупречным, размашистым и изящным кролем мимо прогуливающихся по кругу японцев.