Ольга Голубева-Терес - Страницы из летной книжки

• Название: Страницы из летной книжки
• Автор: Ольга Голубева-Терес
• Издательство: Воениздат МО СССР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-203-00514-1

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.

---

Я бросаюсь к пулемету, но машина встала свечой, и пулемет повис над головой. Не доберусь. И тут я почувствовала противную дрожь в коленках. Спина взмокла. «Да не трусь же ты! Держись как человек. Вот рядом Нина. Всегда румяная, она заметно побледнела. Разве ей не страшно? Надо драться! Может, даже и самолет спалить, чтоб только врагу не достался. Двум смертям не бывать...» И я шагнула в сторону немцев, держа пистолет в руке. В кармане — с пяток запасных обойм да еще рассыпанные патроны — не так уж и плохо.

Летчица пытается добраться до пулемета, а я, ныряя в высокой траве, делаю шаг за шагом навстречу врагу. Боковым зрением вижу: со стороны дороги выскочило несколько всадников. Спешились. Двое идут к нам, а шестеро, держа автоматы наперевес, — к немцам. Ничего не понимаю — немцы поднимают руки. Там гвалт...

Двое мужчин совсем уже близко. Кто они? Одеты не разберешь как: в немецкие френчи и наши гимнастерки. Полицаи! Я поднимаю пистолет и кричу:

— Стой! Не подходи! Стреляю!..

— Опусти «игрушку», сестричка, — весело отзывается один. — Мы партизаны из отряда Бати.

Я очумело смотрю на них и глупо улыбаюсь. До чего же мил в такую минуту родной язык!

— Вовремя подоспели? — продолжает партизан. — Батя говорит: «Езжайте, хлопцы. С самолетом что-то случилось».

— Или немцев увидели, — добавляет другой.

— Утопли? — подошел еще партизан. — Ну, скрутили гадов. Они хотели отнять у вас самолет, из окружения на нем выбраться.

— Не знаю, чем бы все это кончилось без вас. — Нина пожала парням руки. — Спасибо, ребята. А теперь помогите вытащить машину.

На наше счастье, самолет встал на втулку винта, и винт, удачно скользнув по траве, не сломался. Парни поставили По-2 на три точки. Потом, приподняв, потащили его вслед за Ниной на пригорок, на дорогу. Справа и слева глубокие канавы, впереди, метрах в ста, лес. Взлетной дорожкой служит дорога.

— Взлетите? — с сомнением спрашивает партизан.

— Надо взлететь. — Нина прикидывает и рассчитывает, садясь в кабину. — С вашей помощью взлетим.

Она просит их поддержать машину за плоскости и хвост. Я проворачиваю винт и, когда мотор запускается, забираюсь в кабину. Нина дает газ. Количество оборотов растет. Летчица делает взмах рукой, партизаны отпускают самолет, и мы взлетаем. Отчего-то машина стала потрескивать, будто рассыпалась. Я огляделась и увидела, что к самолету бегут немцы, стреляя из автоматов. «Это уже другие», — догадалась я.

— Пулемет к бою, — приказала летчица и на бреющем пошла на немцев, которые вели уже перестрелку с партизанами. Бой был очень кратким. Мы увидели, что фрицы подняли руки: сдаются!

— Ну, а теперь куда, штурман? К лесу или все-таки к деревне?

Мы сели неподалеку от разрушенной деревеньки. Обошли поляну, проверили подходы, прошлись у опушки леса, посмотрели, как лучше оборудовать стоянки для самолетов, и собрались уже улетать, когда возле самолета неведомо откуда появились три мальчика и девочка. Босые, в рваных рубашонках и в брюках. К горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы. Но надо было их скрыть от ребятишек, не уронить себя в их глазах.

— Откуда?

— Из той деревни.

— Где же вы там живете?

— В погребах и землянках.

— С родителями?

— Я — с мамой, — ответил самый старший на вид мальчик, — а вот она, — показал он на девочку, — с теткой. Батя в армии, а матку немцы убили. Партизанка.

— У меня папаня тоже на фронте... — выступил вперед самый младший на вид мальчик. — А мамку... маму немцы убили.

— Партизанка?

— Не-е. Как уходить, так и убили.

— А ты где был? — вырвалось у Нины, и ее глаза подозрительно заблестели.

— В сараюшке... Они меня пороли.

— За что?

— А я им воду не принес.

— Где же ты?.. С кем живешь?

— Соседка взяла.

В тесно сжатых губах мальчика недетская решимость. Карие глаза смотрят серьезно. Мальчик трогает рукой крыло самолета:

— Гла-а-дкое... Я тоже летчиком буду, фашистов убью.

Нина молча смотрит на парнишку, тянется в кабину, достает пакет с аварийным бортпайком — печенье, шоколад, консервы — и подает натерпевшемуся горя мальчишке:

— Бери. Подели с товарищами.

Но тот не хочет брать подарка. На помощь приходит девочка. Она протягивает нам лукошко с ягодами.

— Отведайте.

— Вот и поменялись. Летчицам от вас повезем.

Ребята довольны.

Взлетев, мы на развороте глянули вниз: четыре маленькие фигурки махали нам руками с пригорка.

— Будь проклят фашизм! — сквозь зубы проговорила Худякова. — Что же это за напасть такая?!

Через два дня, недоспав после боевой ночи, мы снова отправляемся на спецзадание, потому что авиация опять отстала от наступавших войск. На десятки километров земля мертва — ни человека, ни скотины, ни птицы. Зона пустыни — сожженные, взорванные, заминированные дороги, могилы, колючая проволока. Я видела скелет Орши, развалины Борисова, изуродованный Минск, пепелище Ракува... Но в этом полете нам встретилось нечто страшнее развалин... Южнее Минска возле полусожженного села нам пришлось увидеть то, о чем невозможно говорить без содрогания. Не забыть тот яркий солнечный день, фундаменты сгоревших бараков концлагеря, трупы сожженных людей, впившаяся в обгорелые тела проволока... Сожжение людей! Средневековая пытка в XX веке! Звериное лицо фашизма!

Дневная бомбежка

«10 июля 1944 года. 2 полета днем! — 1 час 15 минут. Бомбили группировку противника в районе Гнесичи. Сбросили 10 бомб. Высота бомбометания — 300 метров».

День был ярким, веселым. В небе, высоком и чистом, сияло горячее солнце. Леса застыли по берегам реки зеленою лавой. В одну улицу растянулась деревня. В каждой избе — на постое летчицы и техники. За околицей села, на берегу реки на небольшом лугу, разместилось летное поле. Самолеты прилепились к самой околице тесным рядом.

После дневного отдыха я пошла побродить по саду, который раскинулся на десяток гектаров за нашей столовой, и увидела группу немцев, сидящих под навесом.

— Кто пленил?

— Сами пришли, — отозвалась дежурная.

В белорусских лесах оставалось много окруженных крупных вражеских групп. Одни нападали на наши тыловые части, обозы, совершали набеги на аэродромы, а другие, поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, сдавались в плен. Я с гневом, удивленно вглядывалась в этих жалких «завоевателей» — большинство сидело угрюмо, не глядя по сторонам, словно боясь, что люди, которые обступили, бросятся и растерзают их. Жители села стояли в суровом молчании. «Господи, — думала я, — неужели вот эти пришибленные, обросшие щетиной, жалкие и грязные люди, униженно бормочущие „Гитлер капут!“, еще недавно убивали детей, казнили их родителей, сбивали наши самолеты и травили собаками население?»

Подошла Нина Данилова и бойко заговорила с ними по-немецки. Они обрадованно закивали головами.

— Ишь, — Нина усмехнулась, — говорят, что наши По-2 наводили на них такой страх, что они боялись курить в ночное время и гасили кругом свет при одном лишь отдаленном звуке мотора.

Один немец опять заговорил о чем-то, многие согласно кивали. Данилова досадливо махнула рукой:

— Видите ли, Гитлер их обманул.

Кто-то принес им в котелках обед, и они жадно и неопрятно стали есть.

— Наголодались в лесах, — жалостливо сказала официантка.

— Пожалей-пожалей, — с болью и ненавистью произнесла Зинаида Горман, у которой немцы уничтожили в Белоруссии и сына, и родителей, и вообще всех родственников.

Мне было невыносимо противно смотреть на грязных и оборванных немцев, которые заискивали перед нами, и я отправилась в сад. Сняв гимнастерку и сапоги, улеглась на землю. Подставила голые ноги солнцу. Кажется, я задремала, и мне привиделся сон. Как будто мы с мамой собираем клубнику в лесу. Ее было так много, что алели поляны и опушки колков. Я увлеклась сбором и незаметно оторвалась от мамы. Огляделась: ее нет. Я повернула назад. Хотела побежать, но ноги словно намертво приклеились к земле. А вокруг никого. И тут я услышала, как мама зовет меня, аукает. Хочу крикнуть ей в ответ, а голос пропал. Но вот мама вышла из рощицы, увидела меня и побежала навстречу. Почему-то она звала меня по фамилии. И здесь я проснулась. Кто-то наяву звал меня, выкрикивая фамилию.

— Ау-у... — потянулась я сладко. — Сю-да-а... Ау-у... Тут я...

Подбежала связная из штаба:

— Наконец-то. Ищу, ищу. Подъем! Пошли!

— Куда-а? — Мне не хотелось просыпаться.

— В полной летной амуниции на аэродром.

— Подожди минуточку. Дай мне полюбоваться. Когда это я лежала вот так? Чтоб надо мной шелестели листья. И небо было вот такое... Голубое, бездонное. И тучки белые. И тишина. Боже мой, какая тишина! Не верится, что где-то гремят пушки!