Ольга Голубева-Терес - Страницы из летной книжки

• Название: Страницы из летной книжки
• Автор: Ольга Голубева-Терес
• Издательство: Воениздат МО СССР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-203-00514-1

В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.

---

В расчетное время проплыла под самолетом Тамань. Тут поворотный пункт маршрута. Я сообщаю новый курс, скорость, высоту на новом этапе.

— Через десять минут Сенная.

Как здорово все получилось у меня! Эх, кто бы только видел! И похвалиться некому. Под это хвастливое настроение я незаметно опять засыпаю. На минуту, две, пять?..

— Штурман, время истекло, где Сенная?

Я встряхиваю головой, прогоняя сон, тру глаза, которые почему-то ничего не видят, и хрипло отвечаю:

— Курс прежний. Сейчас будет...

Но Сенная почему-то не показывается. Я жду еще минуту. Нет, не открылась. «Ну и черт с ней, — думаю, — долетим до Фанталовской, там определюсь и подверну». Это решение я принимаю бодро, понимая, что сама себя обманываю. Проходят минуты, а я не вижу ожидаемого. Чувствую, пламенем охватывает лицо. «Что же это такое? Заблудилась? Не может быть! Стыд-то какой!.. А еще хотела показать класс полета...»

Впереди замечаю населенный пункт. «Сенная? Все вокруг как на карте. Вот только время не совпало. Выходит, скорость неточно определила. А если это не Сенная?»

Лицо жгуче горит. А как все шло прекрасно! Почему? Стоп! Работать! Я напряженно смотрю вперед, но населенного пункта нет, провалился... «Еще пять минут лету, — успокаиваю себя, — можно еще увидеть».

Слышу:

— Где летим?

Вот оно, началось! Невольно голова втягивается в плечи, а тело сжимается в комок. Время вышло. Внизу незнакомая местность. Я ни жива ни мертва, не чувствую своего тела, убита горем и стыдом. «Потеряла ориентировку! Потеряла ориентировку! Поте...»

— Где летим? — откуда-то издалека доносится голос командира, выводя из оцепенения.

Если бы я знала... Что делать? Признаться, что лечу наобум? Попросить подняться выше? Ведь все мелькает внизу, все сливается... Попросить помощи? Нет, ни за что! Не может быть, чтоб не восстановила... Район-то знаю...

Всматриваюсь в местность — не узнаю. Не успеваю схватить ни одного ориентира. Будто сроду тут не летала! Все мое существо протестует против такой нелепости. Только бы вконец не растеряться. Когда штурман теряет ориентировку, земля соскакивает с оси: где север, где юг, где право, где лево — ничего понять невозможно. Раньше я слышала об этом, но не верила, смеялась. Теперь... Неужели я все это должна испытать на себе? Нет-нет! Только бы комэск не сорвалась, только бы не крикнула на меня. Когда на меня кричат, совсем не соображаю. Но командир спокойно ведет самолет и молчит. «Проснись же наконец! — твержу себе. — Где бы ни была, море-то должна увидеть, а прежде дорогу... Прикинь общее направление... Ветер прикинь... Подумай! Ну!..»

На востоке угадывалось солнце, уже чуть-чуть виднелась его огненная горбушка. Таяли густые сумеречные тени. На земле было видно движение.

Внезапно мы выскочили на шоссе. Какое? Я не успела его распознать. Комэск не шевелилась. Молчала. Не спешила объявить о моем позоре. Или доверилась мне? На душе скребли кошки. Эх, если бы высота! Я бы сразу все восстановила. Но что скажет Смирнова? Как легко говорить: «Признание ошибки — не вина!» Но как тяжело признаться!

Внезапно мы выскочили на аэродром. Чей? Да это же истребители стоят! А вот и Фонталовская.

— Разворот вправо! Курс... — командую я и беззвучно радостно смеюсь. Усталость отступает.

После посадки я медленно вылезла из кабины. Нехотя подошла к командиру:

— Разрешите получить замечания.

— Все полеты вполне, вполне на уровне. Бомбометание, разведка, маршрут... — в общем, все хорошо. — Тут она запнулась. — Только вот последний отрезок маршрута ты мало работала. Понимаю: устала... Но вышли к аэродрому хорошо. Молодец! Ставлю «отлично».

Я опустила глаза. Сама-то я знала истинную оценку на последнем этапе: в трех соснах заблудилась.

На другой день я сказала Смирновой:

— Я не заслужила «отлично».

— Проанализировала и вскрыла ошибки самостоятельно?

— Да.

— Объясни.

Я объяснила честно, не щадя себя.

— Считаешь это случайностью?

— Нет. Я должна была хорошо выспаться перед этой ночью, а главное — чрезмерная самонадеянность меня подвела.

— Этого я и ждала от тебя — честной, объективной оценки самой себя, — оживилась Смирнова. — Каждый может хотя бы раз в жизни потерять ориентировку. Важно, какой вывод сделает на будущее. Тут важен главный ориентир человека — честность!

Путеводные звезды

«8 апреля 1944 г. — в полетов — 8.40 часов. Бомбили Булганак, Керчь. 1 полет на разведку войск противника. Сбросили 19 бомб. Наблюдали сильные взрывы, пожар. Подтверждают экипажи Олейник и Пискаревой».

Около полуночи нам с Ульяненко дали новую боевую задачу: произвести разведку тыла вражеских войск — выяснить движение по дорогам от Керчи на запад и места скопления живой силы и техники. До этого мы летали на Булганак, неподалеку от линии фронта. А теперь надо пройти в глубину до ста километров. Задача очень сложная, связанная с большим риском. Полет в Булганак кажется прогулкой в сравнении с предстоящим.

— Идем в самое пекло, штурман.

Я молчу. Думаю о том, что ходить на бомбежку почетней. И результат налицо. А длительный полет на разведку выматывает все силы, вызывает досаду, особенно когда идешь без бомб. Видит око, да зуб неймет. Ну а если взглянуть не со своей колокольни, то неизвестно еще, что результативней. Все данные разведки, полученные из разных источников, суммируют в вышестоящем штабе и представляют цельную и развернутую картину дислокации вражеских войск и характеристику их огневой мощи. И это поможет командованию раскрыть замыслы противника и его возможности. От разведки зависит успех бомбоударов. Экипажи воздушной разведки должны быть надежны, внимательны, их действия — слажены.

— Что примолкла? — не отстает Ульяненко. — Не хочется?

— Я готова.

Летчица выруливает на старт. Ждем разрешения на взлет. И тут на крыло прыгает штурман полка Руднева.

— Покажи документацию, — требует она.

Я подаю ей планшет с картой, план полета, бортжурнал. Руднева внимательно их изучает, задает мне вопросы, проверяет мое знание района цели, маршрута, ветра...

— Порядок. Знаешь. — И снова предупреждает об ответственности и трудности задания.

Я хотела сказать Рудневой, что все будет в порядке, но слова застряли в глотке, когда я взглянула ей в лицо, и на душе стало тревожно. Хотя лицо как лицо. Но почему-то появилось предчувствие чего-то недоброго.

На высоте тысяча метров мы пересекли линию боевого соприкосновения. Ночь лунная, видимость хорошая. Я внимательно смотрю вниз. Пока ничего особенного: отдельные автомашины, идущие к линии фронта и обратно. Подошли к юго-западной окраине Керчи. Здесь темнее — с юга натекает облачность, прикрыла луну. Бросаю САБ. На дороге видны машины. Осветили участок дороги, идущей к Феодосии, увидели колонны автомашин и танков, идущих от Керчи. У Феодосии попали будто в огненный ад. Шары «эрликонов» мелькают мимо машины, взрывные волны зенитных снарядов швыряют ее с крыла на крыло. Нам ответить нечем. Ульяненко маневрирует, резко меняет курс и высоту. Идем дальше, и всюду вижу по дороге движение от Керчи. Последние дни мы отмечаем усиленное движение автотранспорта противника даже на проселочных дорогах. Но есть в этом движении что-то для нас непонятное: машины в основном направляются в тыл.

— Неужели драпают? — высказываю свои соображения.

— Да-а, странно.

Неожиданно впереди по курсу в небо упираются голубые лучи прожекторов.

— Пора менять курс.

Идем к железной дороге.

— Ой, паровоз! Эшелоны...

Я записываю условные значки на карте, призванные рассказать о виденном, указать точное время и высоту, с которой производилось наблюдение.

— Эшелоны! Точно!

— Эх, бомбочек бы...

Облачность все ниже. Высота 600 метров. Жутко: вдруг подобьют. Далеко не спланируешь, тут и упадешь — прямо в лапы к фашистам. Разворачиваемся, идем назад. Опять наткнулись на «эрликоны». В ярком, слепящем свете засверкали плоскости, расчалки, межкрыльевые стойки. Нина пошла со снижением, давая мотору полную мощность. Выйдя из зоны огня, шли с набором высоты в сторону нашего плацдарма. Обошли стороной багеровский аэродром противника. Ни одно орудие не выстрелило. Я уже предвкушала горячий ужин, встречу с землей, друзьями: до линии фронта рукой подать. Но вдруг небо над Митридатом засветилось разноцветным «фейерверком» из «эрликонов». Включились прожекторы. Один луч поймал следовавший за нами наш самолет. Он засветился ярким крестиком, и тут же я увидела тоненькую предательскую струйку темноватого дыма, непохожего на обыкновенный выхлоп, но еще не предвещавшего опасности. Струйка не рассеивалась. Машина взмывала то вверх, то устремлялась вниз или в сторону, однако дымила все сильнее, и пламя все больше распространялось по самолету, разгораясь, словно угли в железной печке, раздуваемые чьим-то сильным дыханием. Но вот самолет стремительно срывается к земле. Один прожекторный луч отделяется от общего снопа и провожает горящую машину до земли. Ближайшие дома озарились вспышкой взрыва.