Антон Чехов - Письма Чехова к женщинам

• Название: Письма Чехова к женщинам
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Письма Чехова к женщинам занимают особое место в творческом наследии писателя. Его адресатами были те, кого он любил: Ольга Книппер и Лика Мизинова, а также многие выдающиеся женщины эпохи.

Ироничные и теплые, язвительные и деликатные, коротенькие записки и подробные рассуждения открывают «классика русской литературы» с совершенно неожиданной стороны.

---

Как я вытяну эту зиму! Антонка, ты мне почаще пиши, что ты меня любишь, мне хорошо от этого. Я могу жить, только когда меня любят. Я пришла к этому убеждению. Какой я слабый человек! Эх, Антон, Антон!

Как много жизнь дает и как мы мимо всего проходим! Самое для меня ужасное, когда я прихожу к убеждению, что я – полное ничтожество как человек. Это ужасно. Мне хочется прижаться к тебе, чтоб мне было тепло, любовно. Я бы поплакала по-хорошему у тебя на груди, такими хорошими слезами. Милый мой, я тебя люблю и буду любить. Я тебе не могу всего высказать, что у меня на душе.

Спи спокойно, дорогой мой. Не казни меня, что мы в разлуке, – по моей вине.

Целую тебя крепко. Мне надо пошире взглянуть на жизнь. Несмотря на все, у меня настроение мягкое сейчас. Целую и обнимаю.

Твоя собака

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

7 ноября 1901 г., Ялта

Ты похожа на объедалу, потому что в каждом письме пишешь об еде, много ли я ем и проч. Дусик мой, ем я много! Не беспокойся, пожалуйста. Молока не пью, его нет в Ялте, но зато обедаю и ужинаю, как крокодил, за десятерых.

Ты хочешь бросить театр? Так мне показалось, когда я читал твое письмо. Хочешь? Ты хорошенько подумай, дусик, хорошенько, а потом уже решай что-нибудь. Будущую зиму я всю проживу в Москве – имей сие в виду.

Я ехал из Севастополя на лошадях, было холодно, невесело, но хуже всего то, что ямщики, распрягая лошадей, уронили мой ящик с часами. Пришлось отдавать часы в починку, заплатить 3 рубля, и теперь, когда часы бьют, мне кажется, что они нездоровы. Идут верно. Мои карманные тоже идут хорошо.

Сегодня поймал двух мышей. Значит, никто не может сказать, что я ничего не делаю.

Была ты на «Ирининской общине»? Как тебе понравилось? Напиши. Я от тебя еще ни одного длинного письма не получил, ни одного письма с рассуждениями. А я тебя так люблю, когда ты рассуждаешь о чем-нибудь.

Я боюсь, что я надоел тебе или что ты отвыкаешь от меня мало-помалу – определенно сказать не могу, но чего-то боюсь.

Погода тихая, но пасмурная, прохладная; очевидно, скоро зима. Ты обедала у Лужского? А мне так и не пришлось побывать у него. В «Мих. Крамере» он хорош, положительно хорош, особенно во 2-м акте. В 3-м ему мешают играть, сбивают его с толку, но все же чувствуется порядочный актер. Вообще «Крамер» идет у вас чудесно, Алексеев очень хорош, и если бы рецензентами у нас были свежие и широкие люди, то пьеса эта прошла бы с блеском.

Не забывай, что у тебя есть муж. Помни!

В саду у нас все хорошо, всего много, но все же он имеет жалкий вид! Презираю я здешнюю природу, она холодна для меня.

А вдруг ты бы взяла и приехала в Ялту на 2–3 дня! Понадобилась бы только одна неделя для этого… Я бы встретил тебя в Севастополе. В Севастополе пожил бы с тобой… А? Ну, Бог с тобой!

Я тебя люблю – ты знаешь это уже давно. Целую тебя 1 013 212 раз. Вспоминай обо мне.

Твой муж Antonio

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

8-ое ноября утро 1901 г., Москва

Милый мой дусик, не сердись, если эти дни буду писать мало или пропущу день – завтра мы переезжаем, сегодня укладываемся, а там начнем разбираться. Штука это немалая. В той квартире очень высокие комнаты в первом этаже, много воздуху, т. ч. есть надежда увидеть там мои нежные, милые, любящие глаза, если зима не будет сурова. Правда?

А знаешь – вчера была Елпатьевская и говорит, что все они поражены, до какой степени ты помолодел, посвежел и похорошел! Как ты думаешь – приятно это жене? Рассказывала она про Ялту, про тебя, что тепло у тебя в кабинете, и про тишину в доме и про все. У меня душа прыгала.

Спасибо, что остригся, жаль, что я не могу целовать тебя в затылок, он теперь славненький, верно, грациозненький.

Моим мылом чистишь зубы? А ешь хорошо?

Я вчера хорошо играла «Сестер». Загаров хорошо играл Чебутыкина. Публика смеялась. Завтра в «Чайке» играет первый раз после болезни Артем.

Ночевала у нас Дроздова и говорит, что она очень «возбуждается» у нас и потому не может спать.

Немирович вернулся [224] . Пьесу назвал «В мечтах». Сегодня сам будет на репетиции, чему все рады, т. к. Санин ведет себя, как мужик. Кантату Гречанинов написал эффектную, красивую [225] . У солистов-актеров мало еще слышатся тона. Я Юлию цежу сквозь зубы и ломаюсь. Я говорила с Лилиной. Она слаба и говорит, что никоим образом не может играть и бывать на репетиции утрами.

Ну, пока до свиданья, родной мой, любимый мой. Ты меня хоть мысленно ласкаешь?..

Будь здоров, счастлив, любовь моя. Целую тебя много раз, целую голову, и грудь, и глаза и долго смотрю в них.

Твоя собака.

Ответь, согласен ли будешь прислать Немировичу новый рассказ, он спрашивал.

Антонка, ты должен теперь написать что-нибудь новое, у тебя в голове сидит очень много, ты не ленись, принатужься и пиши.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

12 ноября 1901 г., Ялта

С новосельем, радость моя! Только почему ни ты, ни Маша не сообщаете нового адреса? Этак вскользь Маша сообщила, что вы смотрели квартиру в доме Гонецкой, а взяли ли эту квартиру и где она – ничего не известно. Буду ждать нового адреса, а пока не знаю, что делать, как поступать – писать или не писать.

Елпатьевская немножко наврала. Она говорила тебе, что у меня в кабинете тепло, между тем я отлично помню, как она пожималась у меня в кабинете и жаловалась, что ей холодно. Да, дуся моя, радуйся и торжествуй: я остригся, о чем уже и сообщал тебе. Зубы твоим мылом чищу и вспоминаю тебя каждый раз. Ем отменно.

«В мечтах» – хорошее название, легкое и приятное. Я бы с большим удовольствием прислал Немировичу рассказ, но ведь все, что я теперь пишу, немножко длинно, неудобно для публичного чтения, а то, что я сейчас пишу, едва ли цензурно, т. е. едва ли допустимо для публичного чтения. Нет, уж попроси лучше, чтоб извинил.

Только что сделал открытие: кто-то на моем столе разбил мою большую круглую чернильницу. Очевидно, убирали на столе.

Целую мою славную, хорошую жену, обнимаю и благословляю.

Твой Антонио.

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

13-ое ноября вечер 1901 г., Москва

Утром писала тебе и опять села покалякать с «милым другом» Антошечкой. А письма от тебя опять нет – что сие значит? Ты здоров, дорогой мой? Или ты недоволен моими письмами? Я мало рассуждаю? Вероятно, жизнь не наводит на рассуждения. Или все понятно, или все непонятно. Мне скорее все непонятно.

Мне вот все мерещится, что где-то, когда-то мы с тобой всласть поживем вдвоем. Где это будет – я не знаю. Но хочется очень. А тебе хочется? Хочется жизни красивой, широкой, свежей, а способна ли я на нее – не знаю. И это сомнение ужасно.

Дусик мой, что ты поделываешь? Не тоскуй только очень. Свидимся – опять будем вместе, будем счастливы, опять будешь меня называть собакой – да?

Ах, Антон, Антон…

Кто у тебя бывает из интересных? Пиши мне все. Очень жалею, что не могу познакомиться с Бальмонтом. Воображаю, что он за пьесу напишет! Я что-то не верю.

Вишневский с восторгом показывал твою открытку [226] и с восторгом рассказывал, как и что он тебе написал.

В труппе чувствуется нелюбовь к Алексееву, даже больно слушать. Стали его бояться, но не любить. Только молчи об этом.

Сейчас был Немирович, привез мне конфект на новоселье, сидел, болтал. Я ему сказала про Алексеева, – то, что сейчас писала тебе. Он, верно, это сам чувствует.

Театра нового, верно, не будут строить, а перестроят наш. Купец Морозов ассигновал мне сегодня на Юлию, т. е. на туалеты, 500 р., но выйдет, наверное, больше, т. к. она одета по последней парижской моде. Воображаю, во сколько им влетит эта пьеса! А мне на эту Юльку жаль даже директорских денег. Вообще я теперь, как прихожу на репетицию, так на меня нападает спячка, апатия, равнодушие и даже скользит какая-то злоба.

Начал читать рассказ Горького в «Курьере»? [227]

Ну, покойной ночи, мой дорогой, у меня болит голова опять. Увидь меня во сне. Приезжай, когда тебе разрешит это твое докторское чутье. Только не вреди своему здоровью, ради Бога. Целую тебя, родной мой, голубчик мой, любимый мой.

Твоя собака

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

17 ноября 1901 г., Ялта

Милая моя супружница, слухи о Толстом, дошедшие до вас, насчет его болезни и даже смерти ни на чем не основаны. В его здоровье особенных перемен нет и не было, а до смерти, по-видимому, еще далеко. Он, правда, слаб, на вид хил, но нет ни одного симптома, который угрожал бы, ни одного кроме старости… Ты ничему не верь. Если, не дай Бог, случится что, то я извещу тебя телеграммой. Назову его в телеграмме «дедушкой», иначе, пожалуй, не дойдет [228] .

А. М. здесь, здоров. Ночует он у меня, и у меня прописан. Сегодня был становой [229] .

Я пишу, работаю, но, дуся моя, в Ялте нельзя работать, нельзя и нельзя. Далеко от мира, неинтересно, а главное – холодно. Получил письмо от Вишневского; скажи ему, что пьесу напишу, но не раньше весны.

У меня в кабинете горит теперь лампа. Пока не воняет керосином, ничего себе.