Далия Трускиновская - Окаянная сила

• Название: Окаянная сила
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012

Жила-была, не тужила девица-золотошвейка Аленка, в подругах-наперсницах ходила у самой царицы Евдокии. Но не ведала красавица о том, что прокляли ее еще в утробе материнской! И проклятие то грозит не только ей, но и всем ее близким и дорогим людям.

Чтобы спасти свою жизнь, исправить злую судьбу царственной подруги, пришлось Аленке пройти огни и воды — стать колдуньей могучей, повелевающей стихиями и душами человеческими. Но нет предела темной, окаянной силе!

---

А мужа вернуть его венчанной жене — грех? Змею-разлучницу, немку поганую, от православного государя отвадить — грех?

Да и упрямство в ней обнаружилось. Ранее-то она ему ходу не давала, тихонько сидела. Да и незачем было упрямиться — коли не с первой, так со второй или с третьей просьбы отпускала ее Наталья Осиповна в Моисеевскую обитель, к советам в пяличном деле вся лопухинская дворня прислушивалась, а более она ничего и не домогалась.

Мысли о грехах, упрямство, да еще стыд в глаза Дуне и боярыне Лопухиной поглядеть, коли не выполнила она просьбы (подношение Степаниде-то Рязанке — вон оно, на дне ларца в узелке прощупывается!), сделали то, что отважилась Аленка — без спросу из Кремля ушла. Днем-то нетрудно, полон Кремль людей, на площадях торг идет, в церквах — службы, где венчают, где крестят, где отпевают. Вышла Аленка как бы в Успенский собор помолиться, все мастерицы знали, что она туда ходит, и — ходу!

Решила девушка так — побывав у Степаниды Рязанки, отправится она в лопухинскую усадьбу, и пусть Кулачиха ее там спрячет, а сама исхитрится весть боярыне подать. Когда же у Дуни с государем всё наладится, уж придумает она с матушкой, как Аленку в Светлицу вернуть, а нет — отпустит наконец в обитель.

Москвы Аленка не знала. Разве что дорогу от Моисеевской обители по Солянке к лопухинскому дому, да в церковь Всех святых, что на Кулижках, да в Богородицерождественскую — а чего тут не знать, коли они на той же Солянке? Потому и сбилась с пути, и оказалась возле дома Степаниды Рязанки уж когда стемнело.

Домишко тот, как Аленке и растолковали, стоял на отшибе, на краю слободы. Аленка узнала его еще и потому, что, невзирая на поздний час, сквозь плотные занавески теплился слабый свет. На улице не было ни души.

Аленка подкралась, затаилась под окошком. Там, в доме, были двое, но о чем говорили — не понять. Вспыхнуло вдруг за плотной занавеской, подержалось светлое пятно, колеблясь, и растаяло. Лишь когда растаяло — сделалось страшно.

Аленка перекрестилась и прочитала «Отче наш».

Дверь отворилась, на порог вышла женщина с ребенком на руках.

— Уж я тебя отблагодарю, Степанида Никитишна, — сказала она, обернувшись. — Век за тебя молиться буду.

— То-то, отблагодаришь… Завтра в остатний раз прийти не забудь, — грубовато ответили из глубины сеней. — Беги уж, господь с тобой…

Молодая мать перехватила дитя поудобнее и сошла с крыльца, шаря носком чеботка ветхие ступеньки, и заспешила, оглядываясь.

Пока дверь не затворилась, Аленка взбежала и встала на ступеньке.

— Впусти, бога ради!.. — попросила она.

— А ты кто такова? — ответили из темных сеней.

— Аленой зовут.

— Ален на Москве немерено.

Аленка опустила голову. Ей бы следовало за время сиденья под окошком придумать, что бы сказать этой незримой и неласковой Степаниде.

— Прислал-то тебя кто? — Ворожея, видя, что девка растерялась, пришла ей на помощь.

Тут Аленка еще ниже голову повесила. Как ей было сказать, что слышала про Степаниду Рязанку в самом Верху, в покоях государыни царицы? Да такую верховую гостью ворожея, пожалуй, ухватом из дому выбьет!

— Впусти, бога ради, — повторила девушка и коротко вздохнула. — Не то пропаду.

И заступила порог.

— Хитра, девка! — сердито воскликнула Рязанка, и Аленка не поняла сразу, к чему бы это. — Да заходи уж! Кому говорю?

Этакое приглашение было страшнее вспыхнувшего на занавеске пятна. Аленка окаменела.

Крепкая рука ухватила ее и втянула в сенцы, а сама хозяйка вышла на крыльцо.

— Катись катаньем, доля худая, разлучница-кумушница! — сказала она негромко, но внушительно. — Катись, не катись, у порога не крутись, за крыльцо не цепляйся, на воротах не виси! Песья, лешова, воронья подмога, катись от порога!

И потянулась к серпу, заткнутому в стреху над порогом для обереженья от нечистой силы. Там же, как заведено, висели для той же надобности пучки крапивы и чертополоха.

Аленка, не дожидаясь, пока неведомая ей разлучница-кумушница ответит Никитишне, проскочила в комнатку.

Там сильно пахло пряными травами. Видно, и в деревянной ступке на столе тоже толклись они. И ничего, что указывало бы на связь с нечистой силой, Аленка с первого взгляда не обнаружила. Дом свой ворожея вела чисто, а что до трав, сушившихся по всем стенам, так этого добра и в прочих домах хватало. Они тут были всюду, даже вокруг киота с образами.

Увидев темные лики, Аленка малость успокоилась, поклонилась им, перекрестилась, сотворила молитву.

Потом огляделась.

Ни колыбели, ни постели на лавке она не увидела. Ворожея, похоже, жила тут одна.

Тем временем Степанида Рязанка вернулась в сени, заложила засов и ступила в комнату.

— Шустрая! — неодобрительно сказала она. — С чем пожаловала?

Аленка вздохнула и не ответила. Потом нерешительно подняла глаза на ворожею — и ахнула.

Баба оказалась кривой.

Под кикой на ней был платок, спущенный на лоб наискосок, чтобы прикрыть бровь и глазницу. Щека, сколько можно разглядеть, тоже была попорченная.

Зато единственный глаз уставился на девушку строго и грозно.

— Ты, матушка, что ли, Степанида Рязанка? — поразившись этому уродству, о котором Наталья Осиповна и Пелагейка то ли не знали, то ли умолчали, спросила Аленка.

— Иным разом и Рязанкой кличут, — согласилась одноглазая ворожея. — А ты Степанидой Никитишной назови — тогда поглядим.

Аленка торопливо развязала узелок и выставила на стол лопухинское сокровище.

— Ларчиком и чарками, Степанида Никитишна, тебе кланяюсь… — прошептала она.

— Да уж не парня ли тебе приворожить? — удивилась Никитишна. — Бедная ты моя, этого я тебе сделать не могу…

Она взяла серебряную чарку за узорную плоскую ручку, поднесла ее, пустую, как бы приноравливаясь пить, к губам, и Аленка подумала, что вот еще одному человеку это движение показалось неловким.

— Ступай, ступай, и приношеньице свое забирай, верни туда, где взяла, — без всякого сожаления поставив на стол вещицу, приказала ворожея. — Мне своих бед хватает… Да не ходи сюда боле!

Уходить Аленка никак не могла.

— Да что же ты, приросла к половице, что ли? — возмутилась ворожея. — Ступай, девка, не гневи бога. Твой жених еще не скоро тебя под венец поведет. Беги, беги, пока мать не хватилась!

Тут лишь Аленка поняла, что Рязанка, как и многие, сочла ее девчонкой-подростышем, да и заподозрила вдобавок, что чарочки с коробочкой — из материнского ларца краденные.

Она выпрямилась, вытянулась и посмотрела ворожее в лицо, в единый глаз.

— Не пойду я никуда, — сказала она. — Сделай божескую милость, матушка Степанида Никитишна, помоги! Не поможешь — так тут и останусь.

— Оставайся, — усмехнулась баба. — А каково тебе возвращаться будет? То-то косенку тебе переберут, косник не к чему цеплять станет!

— Если ты, матушка Никитишна, не поможешь, то и возвращаться незачем, — прошептала Аленка. Так ведь оно и было — не выполнив Дунюшкиной просьбы, она вовсе не посмела бы показаться на глаза подруженьке. А коли вспомнить, что из Кремля она попросту удрала?..

— Уж не в петлю ли ты, девка, собралась? — забеспокоилась ворожея. — Брось. Пустое это. Наживешь себе еще паренька… Тебе не к спеху.

Она оглядела Аленку повнимательнее, оценила ее наряд — в Светлице шитую телогрею из темно-синей зуфи со связанными на спине длинными рукавами, верхнюю сорочку из алой шиды, тонкой (своей!) работы зарукавья, шелковую кисть косника, и поняла, что девка — не из бедного житья. Да и насчет возраста усомнилась. Кто станет недоросточка так наряжать? По одежке Аленка гляделась девкой на выданье.

— Сколько лет-то тебе?

— Двадцать два на Алену равноапостольную исполнилось.

— Что ж ростом не удалась? А не врешь?

— Вот те крест, не вру.

Аленка честно перекрестилась.

— Вот не поверила бы… Ну, присаживайся, что ли.

Аленка села на лавку, Степанида Рязанка встала напротив, коленками на стулец, локтями на стол, подперлась и вздохнула.

— Говори уж, чего надо.

— Отворот нужен, — прошептала девушка. — Самый сильный, какой только есть.

— Слабый отворот, стало быть, уж испытала? — насмешливо спросила ворожея. — Ну и что же ты такое проделала?

— Заговор читала.

— А как ты его читала? — вдруг заинтересовалась ворожея.

— Ночью, на распутье.

— Это правильно. Ты помнишь его?

— Помню…

— Произнеси! — потребовала Рязанка. — Ну-ка, сейчас как раз к полуночи близко, давай, голубка!

— Крест сымать? — безнадежно спросила Аленка.

— Сымай, — подумав, велела ворожея.

Аленка выложила на стол свой крестильный крестик серебряный. Никитишна взяла его на ладонь, зачем-то, прищурив единое око, разглядела.

— Потемнело серебро-то, девка, — непонятно для чего сказала она.